Вообще, можно сказать, что внешне Уизли изменился, и в лучшую сторону. Он был хорошо, пусть и по-маггловски (ох уж эта мода!) одет в добротно, как будто по нему сшитый, костюм-тройку темно-синего цвета; хотя он всё ещё оставался долговязым, у него была, что называется, сажень в плечах; черты лица, лишённые детской округлости, выдавали волевой подбородок; а глаза, синие, как кариоптерис* …в них поселилось осмысленное, взрослое выражение, выражение человека, который пережил немало, — у Поттера было такое же, но с нотками холода, отстраненности. У рыжего оно было живым, я бы сказал даже — горящим жаждой жизни, и я, словно загипнотизированный увиденным, невольно сделал шаг от двери к нему навстречу.

«Малфой!» — окликнул он меня, раздраженный. — «Ты что, не проснулся ещё?»

«Какая ирония», — хмыкнул я, тут же придя в себя. — «Спасибо, что напомнил».

«Пр-прости, я не имел ввиду…» — мгновенно смешался мой собеседник, раскрасневшись.

«Да ладно, рыжий, не тушуйся», — великодушно простил его я и сел за учительский стол, так, чтобы быть с ним лицом к лицу. — «Так вот, по поводу снов», — деловито начал я, сцепляя руки в замок перед собой, — «я их запоминаю так, отрывками, всё как в тумане. Но я уверен, что это оно».

Я был горд тем, как по-залихватски лгал, но Уизли, не подумав и секунды, резко заявил:

«Это невозможно.»

«Почему?» — как можно невиннее поинтересовался я.

«Потому что-то, как…шёл ход твоего лечения, демонстрирует невозможность рецидива».

«А как он шёл, ход моего лечения, а, Уизли?» — я решил его подловить.

«Это конфиденциальная информация», — его лицо потемнело.

«Неужто? То есть, по твоим словам, я не имею права знать, как именно вы меня вылечили? Вернее, Луна меня вылечила, потому что тебя, ДОКТОР, рядом со мной не наблюдалось. Мало ли, вдруг вы что-то повредили в моей голове? В моей нервной системе? Вдруг я теперь никогда не смогу спать нормально?! Тем более,» — прошипел я, вне себя от злости, — «я слышал, что родственники других пациентов приносят Непреложный Обет. У меня, как ты можешь знать, близких родственников нет, а сам я не связан с вами никакими обязательствами, ни легальными, ни магическими. Хочешь скандала, Уизел?». — Я посмотрел на него в упор: он всё пуще краснел, теперь уже от гнева, но молчал. — «Я даю тебе ещё одну попытку дать мне, как неудовлетворенному пациенту, вразумительный ответ».

«Ты хочешь ответов, Малфой?! — взъярился колдомедик. — «Конечно, чего я ожидал, приезжая сюда! Ладно! Хоть подавись ими! Не перебивай только тогда, ведь наверняка у тебя куча назойливых вопросов!». — Он провёл рукой по лицу, пытаясь успокоиться. Ему понадобилось ещё добрых пять минут, чтобы собраться с мыслями. Затем он заговорил, глухо и отстраненно:

«Когда я пошёл в колдомедицину, то и думать не планировал об этом проклятии. Хотелось подальше от всей этой истории с Воландемортом, ну, понятно почему. Потом меня разыскал», — тут Уизли как будто споткнулся, — «ну, человек один. Во время Великой битвы он, по его словам, выцепил из толпы Селвина**. Ты наверняка наслышан, тёмный маг, Пожиратель, представитель одной из самых чистокровных семей… Не знаю, как, но это человек знал, что именно Селвин изобрёл это проклятие для врагов своего Лорда, и он у него, значит, всё относительно подробно и выпытал. Мы же ничего про проклятие не понимали: человек погружается в кому, ну и всё. Как лечить, если не знаешь, что с больным происходит?».

Тут мне захотелось перебить его, возопив: «Что за человек мог что-то выпытать у самого Селвина? Ты хотя бы понимаешь, о какого ранга Пожирателе ты говоришь? Это вообще возможно?» — но я благоразумно хранил молчание, не желая злить рыжего, всё глубже погружавшегося в свои воспоминания.

«А там идея такая: человек теряется в идеальном для себя месте. Например, хмм… Человек очень любит роскошь, золото. Значит, и будет его сознание заперто в замке из кирпичей-золотых слитков, любое его желание будет сбываться по щелчку пальцев, и, короче говоря, он и думать забудет, что где-то там есть его другая реальная жизнь. Возвращаться к ней уж тем более не захочет. Вот. А с тобой…» — он бросил на меня нарочито равнодушный взгляд, — «довольно интересно вышло. Этот человек хотел тебя с нашей помощью от твоего счастья спасать. Почему именно тебя, тоже не знаю, только попробуй спросить!» — предупреждающий тон, на грани. Ты чего так нервничаешь, Уизел? — «Для того, чтобы помочь тебе, ему нужно было проклясть себя, как бы себя на твоё место запихнуть. Там, ну, всё сложно с тем, как это работает на деле, не забивай себе в голову. Риски были огромные, конечно, потому что мы не могли знать, как это отразится — да, Малфой, ты тут прав, — на твоём сознании. И как того человека вытащить, мы тоже не знали. Честно, не особо и планировали».

«Ты что, хочешь сказать», — не выдержал я, — «что этот человек добровольно стал овощем? Ради меня?».

«Малфой, я же просил!» — прикрикнули на меня. — «Ну, получается, что так. Миссия-суицид была, по сути. Мы у него не спрашивали, зачем, на кой ты ему вообще такой сдался, говорю же. А потом тебе стали сниться эти сны, пост-симптом такой. И тут Луна… Эмм, мы поняли, что полностью проклятие снять не удалось. Что этот мир пытается украдкой так, через сны завлечь тебя обратно. Единственным препятствием выступал тот человек: он вносил раздор в твой идеальный мир, нарушал гармонию, а повлиять на него ты никак не мог. Задача пациента на данном этапе — чисто психологическая, нужно отказаться от пребывания там, захотеть выбраться всеми фибрами своей души. Ради чего угодно. Просто понять, что больше там счастливым он быть не может. Проклятие, понятно, мешать будет, подсовывать всякие новые приятные места, развлечения, да что угодно. Тебя, видимо, было не прельстить. Ты ушёл оттуда добровольно, круг замкнулся, проклятие было снято, и диагностика Луны этот факт отразила — вуаля, конец истории!» — рыжий победно развёл руками.

Я сидел, словно меня обухом по голове ударили. Услышанное нарисовало передо мной такую сюрреальную картину, что мне с трудом удавалось в это поверить, — а я ведь волшебник, мне с детства известно, что в мире магии возможно всё.

«Малфой? Ты в порядке?».

Я вяло кивнул и уставился на вид за окном, чтобы вернуть себе ощущение реальности.

Было ещё кое-что. Что-то, волновавшее меня больше всего.

«Рыжий», — обратился я к своему собеседнику, и он почему-то вздрогнул, — «скажи, а случаи других пациентов… Нет, я понимаю, что это конфиденциально всё, но меня интересует всего-то один момент. Люди, которые берут на себя их проклятие — что с ними происходит потом, когда оно окончательно снято?».

«С них оно снимается тоже», — последовал немедленный ответ.

«Что?!» — я вскочил на ноги, чуть не снеся стол. — «То есть, с ними всё в порядке? Они живы, здоровы? В этой реальности?».

«Ну, да», — недоуменно нахмурился Уизли.

Значит, вот оно как. Он свободен во всех смыслах, и от меня — тоже.

Только вот в это я не просто не могу поверить, а отказываюсь поверить. То, на какую жертву он пошёл ради меня, доказывает, что ему было не всё равно. Он не мог просто меня оставить, не дав мне хотя бы знать, что с ним всё в порядке.

Мысленно я попытался поставить себя на его место: что могло бы меня остановить от встречи с тем, за жизнь которого я был готов отдать свою, хотя он не знал меня и не ведал — не то, что моего имени, а даже моего истинного лица?

Меня осенила страшная догадка.

«Малфой? Драко? Ты точно нормально себя чувствуешь? Ты ужасно бледный,» — Уизли весь подорвался, тоже вскочив на ноги.

«У меня ещё вопрос, рыжий,» — проигнорировал я его. — «Последний, Мерлином клянусь. Ты сказал, что в этих снах я на «этого человека» повлиять был не способен. Но я видел его в образе кого-то, кто в моём сне быть никак не мог. Как это возможно?».

«Значит, ты хотел видеть его в этом образе», — безапелляционно заявили мне.