Я знал, что ему тяжело дались эти слова.
«Это в случае, если предполагать, что твоё настроение вообще как-то на меня влияло», — надменно выдал ему я.
«Я не стану себя переоценивать».
«Мудрое решение».
Мираж лучезарно мне улыбался, и больше всего на свете мне хотелось выпалить, что я прекрасно понимаю, что он пошел на примирение только потому, что видел, как его молчание влияло на меня.
Но я уже позволил себе достаточно слабостей рядом с ним.
Поэтому я был просто тихо рад.
5 марта 2000 года
Всё рассыпалось в один момент, стоило лишь сказать: «Я не могу представить жизни без тебя».
А я в жизни так не пугался: меня словно остаточным от Редукто вышибло на порог его дома. Я забыл надеть свою зимнюю мантию. Было морозно, но холода я не ощущал и без всяких согревающих.
…и вот он стоял передо мной, и я слышал, как судорожно он глотает воздух, переводя дыхание, словно бы после длительной пробежки; в его кристальных глазах испуганно метались отблески уходящего дня, губы были сжаты в одну сплошную белую полосу отчаяния — казалось, он так жалел о сказанном, что был готов дать обет молчания прямо здесь и сейчас.
Мне было тяжело видеть его таким беспомощным. Я мимолетно вспомнил о том, как сам, наверное, столько раз выглядел совсем как он сейчас: видя его с рыжей малолеткой, с его ненаглядной кликой, да даже с нелепым неотесанным Хагридом, я испытывал боль, которой, как мне тогда казалось, нет аналогов. Боль от того, что мне никогда не быть на их месте, что на меня не найдётся и щепки от сердца Героя, сколь бы большим и великодушным оно не было. Но вот теперь — слава Мерлину и Моргане! — мне воздалось за все мои мучения, только вот осчастливленным я себя не ощущал. И именно поэтому понимал, что было бы нечестным начать успокаивать Поттера и заверять в положительном ответе.
Я коснулся его локтя в каком-то рвано-неловком успокаивающем жесте — вот он я, здесь, — шепнул, что мне нужно время всё обдумать, и аппарировал домой.
С моей стороны всё это были, конечно, пустые, малозначительные заверения. Правда в том, что я понятия не имею, как разобраться в своих чувствах.
На данный момент мне наверняка известны только две вещи.
Первое: отец бы убил меня, узнай он, что я, наследник извечно хладнокровных и расчётливых Малфоев, вообще даже раздумываю о том, как мне реагировать. Благо, он сам уже мёртв.
Второе: если воспринимать это решение как выбор, то он — не между Поттером и миражом. Он — между Драко Малфоем и просто Драко.
6 марта 2000 года
Я, наконец, осознал, что со мной в корне не так: с того самого момента, как тётушка поразила меня тем заклятием, вплоть до сегодняшнего дня всё в моей жизни пошло вразрез с моими ожиданиями. Не скажу, что мне было легко смириться с отдельными вещами, да и вряд ли мой транзитный период можно назвать завершённым, но почему-то именно реакция миража была сравни удару поддых.
Вернее, отсутствие оной. Я ожидал истерики, нотаций, обморока, да чего угодно! А вместо этого он странно усмехнулся и уставился на свои ладони.
Возможно, мой мираж просто вырос из эмоциональности. Они же тут все повзрослели, что вы — и в реальности, и в подсознании. Один я остался позади, эдакий шестнадцатилетний юнец с ворохом внутренних дилемм, которые я должен был решить давным-давно.
А быть может, он был в курсе. Может, я когда-то уже выявил это для себя на подсознательном уровне — то, что с Поттером всё было настолько серьёзно. Поэтому, в то время как для меня это и стало новостью столетия, для него — было принятым и переваренным фактом, нормой бытия.
Но я не мог потерять лица, начав спрашивать о том, что является истинной причиной его спокойствия, и просто стоял, сохраняя ореол холодной отстраненности, в этой тесной душной комнатке, что являлась моим сознанием, толком не зная, куда смотреть и о чём теперь говорить. В какое-то мгновение он, наконец, поднял на меня глаза, а потом в привычной ему манере вот так взял и предложил сыграть в шахматы. Вот так просто.
И пока мы играли, я и сам будто бы уверовал в то, что всё в этом мире несложно: есть только этот странный сон, звук перемещающихся по доске фигур и периодическое задумчивое хмыкание не-Поттера, а несбывшиеся надежды и путаные чувства — где-то вне, или позади, но уже наверняка меня не беспокоят.
Только вот в момент пробуждения я услышал хриплое: «Малфой, ты же в курсе, что никому ничего не должен, да?».
7 марта 2000 года
Все газеты трубят о нашей с Поттером помолвке. На улицах все начали снова меня узнавать: поздравления сыпались отовсюду, как из рога изобилия.
Моё нутро словно бы скребли когтями. Изо всех сил готов прокричать о том, что никому не давал согласия.
И не дам.
1 апреля 2000 года
Поттер до сих пор не поднял темы с помолвкой сам. С момента, когда он сделал предложение, мы и виделись-то всего пару раз. У него были бесконечные поездки, встречи, конференции, тут уж не до жениховства.
13 апреля 2000 года
Мираж, я помню, что ты не желаешь и слышать о Поттере и тот раз — он был исключением, потому что я был так растерян.
Почему ты его так не любишь?
Почему я так хочу знать твой ответ?
…потому что я влюбился в образ, чтобы разлюбить его ради другого образа, вот почему.
Типичный глупый подросток!..
Надо пить меньше огневиски.
20 апреля 2000 года
Оказывается, можно любить, но недостаточно.
То есть ровно настолько, чтобы суметь представить жизнь с человеком, если он всегда будет оставаться в своём зародышевом состоянии как возлюбленного — именно тем, кого ты когда-то возжелал.
Таким возлюбленным не положено меняться, расти, капризничать, совершать ошибки.
Хорошо, если твои фантазия о таком человеке никогда не воплотится в жизнь. А если да?
Что ж, больно будет вам обоим.
Наверное. Неизвестно, как там Поттер отреагировал на возвращенное ему филином кольцо, которое он мне на днях молчаливо положил передо мной на стол, буквально поставив перед фактом.
«Ты же любишь меня».
Я, безусловно, трус. Но и он не герой.
22 апреля 2000 года
Он думает, что я оставил его ради Алана! Мерлин и Моргана, вот смеху-то.
Не оставил я тебя ради славного наследника рода тёмных Рейнменов, Поттер.
И даже не ради мужика с твоим лицом, которого я сам навоображал, хотя это ещё забавнее.
Просто я тут подумал, что не хочу потерять себя — а, будь я с тобой, это было бы неизбежно.
25 апреля 2000 года
Поттер извинился. Я сказал, что это, конечно, всё замечательно, но извиняться ему особо не за что — как ни банально это звучит, но это моя вина.
«Ты хотел, чтобы я стал лучше рядом с тобой. Я думал, что мне не за чем меняться, если любовь настоящая, а ты при этом остаёшься образчиком совести и чести, вознесённым куда-то на пьедестал. Только вот образы нельзя любить как живых людей, Поттер, а я постоянно про это забываю».
30 апреля 2000 года
Поттер попросил, чтобы я никак не комментировал статус наших отношений. Он меня тогда понял, да, но можно ли, чтобы разбитое сердце не шло ещё и по цене политического провала?
Учитывая, сколько всего он для меня сделал, и как много эмоций мне подарил, я не смог ему отказать. Пусть все думают, что я с ним, что я — его жених, друг, его болонка, да пусть думают, что угодно!