3 января 2000 года

Выяснили всё с Гарри.

То есть как — «выяснили»? Я попросту напомнил себе, что его умение ловко лавировать на политической арене не делает его менее самоотверженным.

Я до сих пор остаюсь единственным, с кого было снято то проклятие, и он ни разу не приткнул меня ни этим фактом, ни счётом, открытым на моё имя в Гринготтсе, ни моим очаровательным жильём, хотя и я не рассыпался в благодарностях, конечно же.

Поэтому я попросту сказал ему правду: да, я люблю его, любил давно, но меня тяготит ощущение, что Гарри даже не задумывался этим поинтересоваться. Он что, считает, я своей выгоды ищу? Это, бесспорно, логично, но несправедливо по отношению и ко мне, и к нему.

Он заверил меня в том, что ничего подобного и думать не смел — ему было по-глупому страшно потерять меня, начни он давить на меня со взаимностью.

Я честно заявил ему, что он, пусть и герой героем, а дурак.

И не был бы собой, если бы не поставил ряд условий: я ему доверяю, чтобы там журналисты не писали. Но и он доверяет мне — это к вопросу о моём прошлом в целом и об Алане в частности. К тому же, я отказываюсь быть его придатком: я буду заниматься, сдам ТРИТОНы и стану зельеваром, как когда-то мечтал. Когда-то до возрождения Воландеморта.

Поттер на это ничего не ответил. Только посмотрел на меня как-то странно, словно его переполняло столько чувств сразу…и набросился на меня с поцелуями.

16 января 2000 года

Наступила пора расцвета наших с Гарри отношений.

Он оттаял: теперь, вне зоркого общественного ока, он стал совсем собой прежним.

Почти.

А мираж как молчал, так и молчит. Я объедаюсь Мерлин знает чем и утопаю в звуках маминого пианино.

Стал просыпать — с трудом удаётся сосредоточиться на учебниках седьмого курса.

28 января 2000 года

Когда Поттер позвал меня на этот приём в Министерстве, признаться, я был на седьмом небе. Наконец я, Малфой, вновь оказался на своём месте в социуме, в привычном мне окружении светскости и роскоши. Более того, несмотря на головокружительное падение статуса моего родового имени, я всё равно мог позволить себе войти в тот бальный зал с высоко поднятой головой, ибо я был в сопровождении Героя, Спасителя, Легенды, если хотите. И он хотел быть со мной, он нехотя отходил от меня хотя бы на минуту, он всячески демонстрировал, что уважение к нему должно распространяться и на меня.

Когда я мечтал о партнёре, о спутнике жизни, именно таким я его себе и представлял: надёжным, статусным, любящим (да, таким как я не пристало быть сентиментальными, но, как я осознал не так давно, счастливыми хотят быть все).

Но когда я мечтал о Поттере, я представлял его совсем другим. Нет, точнее будет сказать так: я знал его совсем другим. Мой бывший сокурсник не умел изящно попивать игристое шампанское из бокалов и сверкать белозубой улыбкой в ответ на грубую лесть, как и ничего не смыслил в тонком искусстве светских разговоров и комплиментов с двойным дном. Стыдно и писать о таком, но Гарри, сотканный из тонкой фабрики моего сознания, неуклюже скользил новоприобретенными лаковыми ботинками по отполированному паркету и, еле протискиваясь в поисках друзей через толпу, обливал газовое платье какой-нибудь старой ведьмы пуншем, а затем, краснея, беспрестанно извинялся, и ему прощалась любая бестактность за эту мальчишескую широкую улыбку. Хотя, если подводить итоги, то я в выигрыше, коль уж заполучил мечту без всяких недостатков, не так ли?

Да и сам вечер, в общем и целом, прошёл замечательно. Единственное, что несколько сбило меня с толку, было то, что уже потом, стоя на пороге моего скромного жилища и целуя меня прохладными губами в щёку на прощание, Поттер мягко укорил меня в том, что на приёме я был очень молчалив. «Не теряйся на моём фоне,» — дразняще добавил он, отстраняясь, и подмигнул мне чарующим изумрудным глазом.

И я знаю, что, учитывая динамику наших отношений, он рассчитывал на то, что этот комментарий меня раззадорит, и к следующему разу моя робость трехлетней мумии рассыпется в прах. Но я почему-то просто думаю сейчас о том, что наши ожидания не всегда должны оправдываться.

4 февраля 2000 года

Когда берёшь в руки всякие жёлтые издания, наподобие «Придиры» (да простит меня Лавгуд) или «Ведьмополитена», то должен знать, что вероятность наткнуться на графические описания сексуальной жизни Героя и его бойфренда практически стопроцентна.

Я не задумывался об этом до недавней поры, но до секса у нас с ним до сих пор не дошло, и никто из нас двоих не поднимал этой темы.

Вообще-то, согласно большинству аристократических кодексов, наследники рода не должны ложиться в постель «с кем попало», ибо, когда дело касается волшебства, то одной Моргане известно, что может произойти с вашими магическими полями в результате такого рода связи. Поэтому рекомендуется связывать себя такими узами лишь с супругом или супругой.

Возможно, Поттер знал об этом.

Но ведь мне, во многом, было всё равно: рода нет, а магическое поле Героя уж точно не ослабит моё — даже, вероятнее всего, напротив.

И всё же, мне некуда было торопиться.

Я так долго его ждал и был уверен, что не дождусь, но я никогда не фантазировал о том, как мы занимаемся…этим.

Вот и получается, что он распаляет меня своими короткими поцелуями, а я потом во сне готов наброситься на мираж, от одного присутствия которого меня бросает в жар.

Ничего необычного, абсолютно нормальная физиологическая реакция.

8 февраля 2000 года

Поттер, когда читает, сгибает уголки особо запомнившихся страниц.

Мираж всегда бережно разглаживает помятые страницы старинных талмудов. Когда ему случится выронить какой-то томик — а это не такое и редкое явление, настолько он неуклюж, — он обычно извиняется вслух, пусть и не особо ясно, перед кем (или чем).

10 февраля 2000 года

Поттера можно обыграть в волшебные шахматы на раз-два.

В шашки — тоже.

Он с откровенным восхищением смотрит на меня сквозь свои аккуратно сидящие на носу очки, а я с тоской вспоминаю, как неизменно проигрывал миражу.

Он никогда не скрывал своего ликования и торжествующе улыбался мне, раскрасневшийся и с очками, почему-то с дужками чуть набекрень, будто это ему ничуть не мешало.

11 февраля 2000 года

Я готов на стенку лезть.

Поттер думает, что это я так переживаю из-за экзаменов.

Чудак, до них ещё более трёх месяцев.

15 февраля 2000 года

Алан говорит, что на мне лица нет. Убеждён, что я поссорился с Поттером.

Я спросил у него: «А что, если Поттера в моей жизни не будет?»

Он, паясничая, толкнул пятиминутную речь о том, как мои акции стремительно поползли вниз.

Затем добавил, уже без улыбки: «Но это же биржа. Я, на твоё счастье, умею играть на понижение курса».**

Я в нём не ошибся.

18 февраля 2000 года

Мираж сегодня ходил за мной по замку тенью, попеременно тяжело вздыхая и прочищая горло.

Тут бы и (бездушный) дементор дрогнул.

«Ну?» — поинтересовался я, обернувшись и сложив руки перед собой.

«Я…это…ну это», — проблеял он и курьёзно почесал затылок. Я еле сдерживал улыбку. — «В общем, Малфой! Извини, если портил тебе настроение своим дурным настроением. Я просто…» — его щёки приобрели чуть ли не бурый оттенок, — «не особо хочу Гарри-то обсуждать. Вот».