— С этого мгновения, — я провожу невидимую черту. — Я буду смотреть на тебя свысока.
И ставлю точку:
— Поскольку мне и даром не нужна... Твоя хвалёная благодарность.
Разрыв оставляет тяжесть в голове от неприятного осознания того, что мы, как шахматные фигурки, неожиданно поменялись местами и ещё неизвестно...
Кто стал светлее, а кто — темнее.
Малфой перекинул меня на другую сторону, где я и осталась, уже не в силах погасить то нехорошее, что успело проснуться внутри.
— Если бы я закатал рукав, — отмерев, до странности мягко произносит он, — стало бы проще...
— Конечно, — спокойно соглашаюсь я, подбирая книги.
Совсем не собираясь его ни понять, ни простить...
— Но это... — я долго смотрю на оробевшего, растерявшего весь запал Малфоя и — в отместку! — произношу. — Была бы невыразимая скукотища!!!
Утро мы проводим в цветнике.
Снова оказавшись со Слизерином...
В океане свежих роз, которые огромными шапками распустились среди буйно разросшейся зелени!
В калейдоскопе пятен всех цветов радуги, которые оживлённо снуют, вертятся и мелькают перед глазами!
Сахарный дурманящий воздух до предела насыщен влагой — сегодня мы поливаем.
Я вдыхаю яркий, ни с чем несравнимый аромат, чувствуя, как он окутывает меня невесомым облаком, и под самым куполом, там, где прутья сходятся в центральной точке, замечаю розу, окружённую короной из толстых шипов и впитавшую все оттенки красного, словно губка.
Хочется прикоснуться к цвету заката, пламенеющего над морем, тлеющих углей в камине и румяному боку яблока, покрытых тонким переплетением искрящихся золотом полосок.
Стебль рассказывает о других растениях, но делает паузу.
— Волшебные розы, — с теплотой произносит она. — Приглядитесь внимательней... Обладая, совсем как люди, уникальными характерами, они успешно общаются между собой и даже могут поговорить с нами. Вот отличный экземпляр! — она указывает на тот — самый красивый! — цветок. — Особенная, красивая, своенравная...
Профессор абсолютно права, ведь роза превосходна.
И тянется вниз, будто заметила меня...
— Если срезать такой цветок, то он не погибнет, а вновь пустит корни, — завершает она и возвращается к прерванной лекции по травологии.
Изо рта вырывается тихий вздох: «Никто не сорвёт её для меня... »
Сбоку раздаётся шорох, и меня немилосердно возвращают в реальность, настойчиво дёргая за краешек мантии. Гарри поправляет очки, съехавшие на переносицу, и перестаёт меня тормошить.
— Паук, — негромко произносит он, указывая пальцем на надвигающуюся «опасность».
Безмятежный Рон спокойно поливает траву, стараясь не пропустить ни кусочка. При этом он не замечает, что примета, сулящая несметные богатства, карабкается вверх по его штанине. Крохотное, размером с булавочную головку, насекомое не вызывает никакого чувства страха. И к тому же передвигается так быстро, что, похоже, боится нас намного сильнее, чем мы его.
— Стряхни, — произношу я одними губами, — пока Рон не увидел...
— Чего? — слух у представителей семейства Уизли оказывается намного лучше, чем я думала, и Рон окидывает нас недоумённым взглядом. — О чём вы там шепчетесь?
— Да так, — пожав плечами, говорю я с совершенно непринуждённым видом. — Гарри рассказывал о саде Дурслей. Там растёт вкусная клубника...
— Ага... С такими тоненькими усиками, которые вьются и бегут... всмысле, ползут... — Гарри усиленно морщит лоб, подбирая слова, после чего не выдерживает и завершает. — По твоей ноге.
Рон хмурится, а потом — на свою беду — решает посмотреть на то, что вызвало неподдельный интерес лучшего друга.
— П... п-п... — накренившись, лейка удручённо опускает носик, пока позеленевший Рон заливает водой собственные ботинки, — п-па...
Я покорно жду, когда наступит развязка и через мгновение друга, наконец, прорывает:
— ПАУК!!!
Рон стремительно бросается прочь, почти сбивая меня с ног, и мчится вперёд, перестав разбирать дорогу.
— А-а-а!!! Уберите эту гадость!!! — впав в панику, он бесцельно носится по кругу, и маленькое происшествие немедленно становится центром всеобщего внимания.
Видимо, пресловутый топор войны закопан ещё не до конца, поскольку секундой позже розарий оглашается пронзительным воплем:
— Смотрите!
И радостный голос из толпы Слизерина производит фурор:
— По Уизли скачет гигантский тарантул!!!
Фраза разрывается, как хлопушка, и ученики синхронно разбегаются в стороны, побросав инструменты.
— Где? — оборачивается Симус, заехав орудием труда прямо по Дину Томасу. Последний, схватившись за лицо, валится в мокрую траву с громогласным стоном, а рядом, словно из ниоткуда, возникает Невилл, чтобы решительно и бесповоротно озарить мир своим неповторимым колдовством!
«Мерлин...» — только и успеваю подумать я.
Даже я — лучшая ученица школы! — не могу объяснить почему... Согласно какому магическому закону обычное «Ступефай!», направленное на несчастного паука, заставляет палочку выплюнуть на землю весело бурлящий котёл?!
«Как жестоко я ошибалась...»
К чёрту Гарри и Малфоя с их днём и ночью, вениками и совками!
Невилл и котлы...
Вот самая настоящая неразрывная связь!!!
Неудивительно, что через пару минут варево взрывается, и чугунный котелок лихо отбрасывает в заросли. Листья и цветы покрываются липкой грязью, а клетку мгновенно заволакивает дымом. Сотрясая землю, как стадо слонов, мимо проносится Гойл и, пытаясь выбраться с поля боя, застревает в калитке, тем самым блокируя пути отступления.
— Это нападение! — полыхая безумными глазами, выкладывает Рон последние новости. — Армия пауков выбралась из Запретного леса!!!
А затем отбегает, оставляя меня среди неуправляемой толпы, и рядом возникает Парвати, которая с беспечальным криком:
— Спаси меня, мой герой! — виснет на шее у поражённого таким откровенным напором Гарри.
Пристав к нему, словно ожившая фруктовая жвачка, она и не думает его отпускать, пользуясь так удачно подвернувшимся моментом на полную катушку.
Ребята носятся по кругу, размахивая волшебными палочками, выкрикивая заклинания, иногда попадая друг в друга и не обращая никакого внимания на профессора Стебль, которая пытается всех утихомирить, отчаянно призывая к порядку.
Я наслаждаюсь происходящим и расставляю руки в стороны, словно ожидая, что вот сейчас, через дым, ко мне в ладони, как мячик, прыгнет солнце, а я обязательно его поймаю. Ситуация дошла до абсурда, превратив нас в стайку озорных детей и я снова чувствую себя маленькой девочкой, что играет в песочнице без присмотра, радостно обсыпаясь песком с ног до головы.
Почти счастливой.
Потому что осталась одна вещь, до которой я не могу дотянуться...
Задрав голову, я смотрю на то, как роза мерно вздрагивает, хотя ветра нет и в помине, а кончики лепестков трепещут, выгибаясь волнами.
«Мы заставили её смеяться!» — думаю я с восхищением и тоже улыбаюсь.
Качнувшись в последний раз, цветок склоняется набок и замирает.
И оторвав от распустившегося бутона взгляд, я рассеянно отмечаю, что за нашей безмолвной беседой сосредоточенно наблюдает Драко Малфой.
Вечереет.
Последние малиновые сполохи скрываются за линией горизонта, и небо затягивается бледно-синей вуалью. Я лежу на кровати, закинув ноги на спинку, и читаю книгу, изредка отвлекаясь на то, чтобы полюбоваться на неспешно пролетающие обрывки розоватых растрёпанных облаков. Ещё рано, но хочется спать, и я с удовольствием прикрываю глаза, откинувшись на подушку.
Не проходит и получаса, как из дрёмы меня выводит громкий повторяющийся стук, и, приподнявшись на локтях, я недовольно вопрошаю:
— Что случилось?
Школьная сова, зависшая за окном, продолжает упорно барабанить клювом по стеклу. Приходится встать и — хочется или нет — но распахнуть форточку. Птица залетает в комнату, бросив на письменный стол небольшой свёрток, а я разворачиваю хрустящую бумагу...