— А нечего было меня выпихивать, — без эмоций произносит он, вперившись в одну точку.

— Я берегла книгу! — раздражаюсь я из-за того, что Малфой ни на что не реагирует. — И можешь не волноваться, об этом никто никогда не узнает!

— Но если подумать, — Малфой перестаёт созерцать пустоту и так пристально на меня смотрит, что заставляет поёжиться. — Наказание продлится всего месяц или два...

Если бы он обладал умением прожигать взглядом, я стала бы горсткой пепла.

— Зато отвратительный и просто невыносимый характер останется у тебя на всю жизнь, Грейнджер!

— Проще говоря... — он смотрит с притворным сочувствием, а потом сияет, как начищенная ложка. — Навсегда.

Первый раз за время нашего близкого общения с Малфоем я ощущаю себя до боли уязвлённой. Он улыбается во все тридцать два зуба, прекрасно осознавая, что мне нечем — НЕЧЕМ!!! — крыть.

Но, постояв минутку в смятении, я успокаиваюсь, вспомнив о том, что Малфой наивно заблуждается.

— Знаешь, ты мог спокойно выпихнуть и меня...

— Но ты сказала... заколдуешь... — вскидывает голову он и, по напряжённому выражению лица, я отчётливо понимаю, что нутром Малфой уже чует подвох.

— Как?! — истерично смеюсь я. — По-твоему, зачем понадобилось ещё раз тащиться в библиотеку посреди ночи?

Вытащив из кармана «волшебную палочку», я бросаю её на пол, и деревяшка катится к Малфою, округлившему глаза.

— Я потеряла там кое-что важное! — предательски произношу я. — И поэтому...

— Пришлось ткнуть в тебя карандашом.

— Добилась своего? — сухо роняет Малфой, старательно размазывая шваброй грязное пятно.

И сердце мгновенно уходит в пятки.

Поражённая коротким замечанием, я сосредотачиваюсь на книге, которую читаю, но выходит плохо...

На протяжении следующих трёх недель я почти каждый день встречалась с Малфоем, вынужденно проводя с ним по несколько часов кряду, пока он отбывал наказание после стычки с завхозом. Малфой — благоразумно обходя владения Миртл — покорно переставлял парты в кабинетах, протирал картины от пыли, полировал дверные ручки, а также выпалывал сорняки на школьных грядках. Это и многое другое, к слову, он делал благодаря тому, что я добросовестно таскалась за ним по всей школе, продолжая с завидным упорством лечить руку.

С многострадальной конечностью дело быстро пошло на лад, а вот мы, кажется, безнадёжно сломались.

Хрупкие, как стекло, отношения дали гигантскую трещину и за всё проведённое вместе время...

Перестав доверять, мы не сказали друг другу ни слова.

— Ещё нет, но вскоре должна... — бормочу я так, чтобы не было слышно, и — намного громче! — продолжаю: — Труд облагораживает человека! Даже такого, как ты...

Мы пререкаемся в Большом зале, где больше никого нет.

И нет ничего удивительного в том, что услышав данное заявление, Малфой разворачивается и, быстро подхватив ведёрко, отползает с ним как можно дальше. Обогнув преподавательский стол, он начинает усердно надраивать пол под местом Снейпа, затаптывая при этом законную территорию Макгонагалл. А я, сжав учебник до побелевших пальцев, думаю о том, что будет совсем не поздно за ближайшим обедом «случайно» столкнуть супницу на кресло декана Слизерина...

— А ещё меня страшно волнует вопрос, — не выдержав творящейся несправедливости, я намеренно повышаю голос. — Я успею сбегать за колдокамерой?!

По залу разносится красноречивый грохот, и я не могу сдержать мстительной усмешки — надеюсь, Малфой всё-таки попал ногой в ведро.

Он замолкает, оставляя меня в покое, но вскоре за спиной раздаётся плеск и противное лязганье.

— Грейнджер, я думаю... — ведро опускается и рядом возникает староста Слизерина.

— Что ты — незаслуженно! — возомнила себя очень умной, — изрекает он.

— Не исключено, — допускаю я, сердито перелистывая страницы.

— Кто-то... — Малфой манерно опирается на швабру. — Очень любит оставлять за собой последнее слово!

— Что-то... — отвечаю я, с нажимом копируя едкий тон. — Я не вижу толпы, кинувшейся тебе на помощь!

— Так что прежде чем высказаться, изволь подумать дважды, — сурово отрезаю я.

И чтобы избежать дальнейших споров, кардинально меняю тему:

— Раз ты закончил... Будь добр, заткнись и открой окно. Здесь жарко!

Разговор исчерпан и Малфой, подумав минутку, с силой дёргает громко задребезжавшую нижнюю створку, отчего по залу почти сразу проносится свежий ветерок, доносящий ароматы летних трав и цветочного мёда.

— Спасибо, — негромко делюсь я, и он кивает в ответ.

Сегодня последний сеанс лечения и я — в качестве исключения — иду на попятную:

— Знаешь, временами я бываю немного...

— Невыносимой, — спокойно подсказывает он.

— Возможно... — уклончиво соглашаюсь я, откладывая книгу.

Малфой больше не спорит, и я воспринимаю данный шаг в качестве относительного перемирия.

— Осталось исправить одну важную вещь.

— Вот. — Говорю я, встряхивая бутылочку и рассматривая содержимое на свет.

Дрожащее, словно желе, варево колышется внутри.

— Последнее лекарство, — откупорив пробку, я ставлю флакончик обратно на стол.

— Но... — я снова хватаю учебник по колдомедицине, поясняя совершенно будничным тоном. — Тебе придётся раздеться.

Ничего не происходит, и, вздохнув, я решаю объясниться:

— Я не могу знать всего...

Раскрытая книга ложится на стол, и Малфой, затаив дыхание, наблюдает за тем, как я неторопливо рассматриваю заголовок: «Тайные знаки».

Текст на странице кажется совершенно обычным, но стоит коснуться пальцем, начинает меняться...

Буквы, слова и целые строчки пропадают в одной части листа и возникают в другой, пробегая по пергаменту, словно рябь по воде.

— Также и с краской, — я закрываю книгу. — Помнишь, как в самый первый раз она перекатывалась туда-сюда? Нужно посмотреть, не выступила ли она в других местах. Например, на ногах или спине.

— Тогда отвернись, — изогнув брови, бросает он, и я послушно следую совету.

Обозревая — такие интересные... — парадные двери, я думаю о том, что с Малфоем нужно слишком много терпения, понимания и возни, которых у меня, естественно, не существует и в помине!

Вот зачем, скажите на милость, отворачиваться, если весь смысл как раз и состоит в том...

— Мне — всю... — одежду снимать? — красноречиво перебивает он мысли.

— Конечно, нет! — нетерпеливо разъясняю я, начиная нервно постукивать каблуком. — Долго там ещё... Или ты по утрам мантию в три слоя наматываешь?

Не вытерпев, я оборачиваюсь... и не могу поверить глазам.

Малфой стоит, оставшись в одном нижнем белье и носках, скрестив руки на груди.

И выглядит при этом...

Не совсем так, как я представляла.

«Надо же...»

Задумавшись, я медленно накручиваю локон на палец.

«Он смотрится просто...»

Великолепно!

Стройный, подтянутый, с широкими плечами, чистой и светлой, будто фарфоровой кожей, он находится в центре первых закатных лучей, которые драгоценными камнями разлетаются по залу, осыпая точёную фигуру мягкими золотистыми сполохами.

Взгляд замирает на гибких линиях рук, и я внезапно понимаю, ради чего старалась...

Ахнув, я случайно опрокидываю пузырёк на столешницу и, образуя сверкающую лужицу, из горлышка тяжело вытекает прозрачная жидкость.

— Не страшно, — ангельски улыбается Малфой, вовсю наслаждаясь произведённым эффектом, — сваришь другое...

— Милые носочки! — одеревенев, откликаюсь я, пытаясь загладить собственную оплошность. — Из магазина для семилетних?

А что? Синенькие такие, с жёлтыми магловскими ракетами, парящими в космосе среди звёзд.

Малфой мгновенно вспыхивает, а я отвожу взгляд — остальная одежда покоится на столешнице, сложенная в аккуратную стопочку, и становится ясно, чем он был так долго занят.

— Не выйдет, Грейнджер, — он подходит ближе и, невесомо прикоснувшись, ласково тянет вверх мой подбородок. — Хотя попытка неплохая.