– Откуда мы знаем, что они не подсушивают прямо сейчас? – слово за словом выдавил Осверин, не поднимая головы и кусая губы.

Рогар замер.

– Перед встречей я простучал стены, – пожал плечами лорд Витт.

– И стражу, – встрял менестрель.

– Ага, и стражу. Все чисто.

Рогар посмотрел на них взглядом “Вы уверены?”, на каждого по очереди, пристально и сумрачно.

Музыкант кивнул за них обоих.

– Да, Ваше Величество, точно.

Он не проверял стены и стражников, но брату своему верил, пожалуй, больше, чем себе. Было, за что.

Тогда король Рогар встал и стал ходить по комнате, мерить шагами расстояние от кресла до стены, и до камина, снова до кресла, и до стены… А братья сидели молча, не следили за ним глазами, только одинаково точно и по-разному, каждый по-своему просчитывали все варианты развития событий.

– Они предпримут еще одну попытку, – звякнул бокалом Осверин.

– Две.

– Да, пожалуй что и две.

– Ты же понимаешь, что проигнорировать вторую будет сложнее, чем первую?

– Вряд ли получится.

– А объявить войну Тайному Совету…

Рогар выругался и хлестко, зло всадил в стену еще один кинжал.

– У меня там – война! С другой стороны – пираты. И тут я узнаю, что в моем собственном дворце, те, кому мы с отцом и братьями доверяли наши спины, готовятся начать со мной еще одну войну!

– А ты должен быть милым и начать свое правление с добрых и мудрых решений, – вставил менестрель.

– Черт подери, да! А что если эти сволочи объединятся?!

Аскольд поднял на него спокойный-спокойный, как гладь зимнего горного озера, взгляд.

– Мы сделаем это раньше.

10. Казнь по справедливости

С этого вечера каждую ночь, иногда засиживаясь до самого рассвета, Аскольд, Осверин и Рогар разбирали приносимые им сведения, складывали теорию за теорией, доказывали или опровергали их. Спорили, исчертили безумное количество бумаг, узнали столько лишнего, что порой хотелось отмываться в парильнях, пока невольно нарисованные воображением картинки не стекут вниз мыльной пеной. В какой-то степени они создали свой Тайный Совет, «тайнее тайного», как сказал один раз Аль, посмеиваясь и стараясь не зевнуть, пока за окнами занимался рассвет.

А их дни занимала дворцовая рутина, колесо которой не останавливалось никогда, и лишь набирало обороты по мере того, как новый король собирал всю власть к своим рукам взамен окоченевших отцовских.

Это была тяжелая, выжирающая силы дочиста работа. Порой даже тяжелее ратной.

Пиратский вопрос пока еще терпел, северяне были бессильны до наступления зимы, у монахов и магов что-то случилось, и об их войне не было больше слышно ни слова. Оставались только работорговцы, Тайный Совет, да все ближе подкрадывалась зима, грозящая принести с собой кровь и боль.

Не один раз Осверину приходилось, хохоча и прикидываясь пьяным, пробираться в личные спальни и леди, и их служанок. Аскольд на следующем приеме с самым невинным видом выплеснул бокал вина на придворного, как им стало известно, прячущего в нагрудном кармане отравленный порошок. Молодой лорд Витт рассыпался в извинениях за свою неловкость перед ним так искренне, что придворный сам почувствовал себя виноватым. А Рогар тем временем тихо, по одному или по двое, снимал с должностей и отправлял в замки своих верных людей, уличал в связях с работорговцами и казнил в самых дальних подземельях, таких, крики откуда не долетали даже до рядовых темниц, и улыбался, улыбался, приглашал повеселиться и с легкой руки приглашал занять невзначай освободившиеся места тех, в ком был уверен он и двое его самых близких соратников.

И лишь один заговор, последний из всех, он обнародовал с шумом и помпой. Это легко удалось устроить – все тщательно скрываемые карты были у Его королевского Величества на руках.

За неделю до тех событий троица стратегов грелась на солнце уходящего лета. Осверин перебирал струны гитары, дописывая новую мелодию, Аскольд читал, щурясь от яркого света. А Рогар сидел на столе, держа в одной руке бокал, а в другой ворох записок, и жестикулировал, пока говорил. Его движения были полны энергии и жизни, рыжеватыми волосами играл теплый ветер, а бокал пронзали солнечные лучи, и казалось, словно молодой король только что сделал глоток жидкого янтаря.

– О, посмотрите, какая прелесть! – воскликнул он. – Если бы все новости подавали так подробно и обстоятельно!

Аскольд демонстративно прикрыл книгу, вложив палец между страниц, и протянул руку.

– Нет, лорд, я лучше сам прочту! – в голосе Рогара звучали азарт и затаенное предвкушение игры. Аль знал эти интонации всю свою жизнь – и только улыбнулся, радуясь, что это уже совсем не тот парень, который ронял голову в подставленные руки, стонал от бессилия и смотрел затравленно и безнадежно.

Осверин наиграл мелодию, какую использовали комедианты, зазывая к себе народ, и театрально взмахнул рукой, передавая слово королю. Аскольд хмыкнул, пряча смешок.

И Рогар, вот так, сидя на столе в лучах золотого солнца, зачитал спланированный, по-своему идеальный сценарий собственного убийства. Когда он закончил, повисла тишина.

– Тебя бы ничего не спасло, Ро.

– Но в этом что-то есть, – заметил менестрель. – Расскажем всем, как обстояли дела, кто, как и с кем все это устроил. Каждого причастного уже не отмыть от участия в этом заговоре, и, наверное, ни один заинтересованный не остался в стороне. Тут есть даже несколько новых имен!

– Занятно, да? – король подмигнул им.

Аскольд и Осверин переглянулись и кивнули. Убийство было назначено на первый день осени – и у них оставалось достаточно времени, но работы предстояло немерено.

В ту ночь их постели так и остались пусты, а в кабинете, облюбованном, казалось, так давно, в прошлой жизни, до самого утра не замолкали голоса.

И вот неделей позже Его Величество Рогар Эрион, в сияющей короне, с чуть печальным, но решительным видом предстал перед народом. Толпа ликовала, как бывает всегда, когда король молод и красив, а возведенные подмостки обещают настоящее зрелище.

– Жители моего родного города, – начал Рогар, и толпа взревела от восторга в предоставленную ей эффектную паузу, – верные короне славные люди! Сегодня здесь будет вершиться королевский суд, и ваше слово сыграет в нем решающую роль.

Толпа, не успев смолкнуть, заорала и захлопала вновь. Магия усиливала голос Его Величества так, чтобы он летел над площадью и был слышен всем, кто хотел бы услышать своего короля.

– Перед вами предстанут люди, которые хотели лишить меня жизни, – хор людских голосов взял осуждающую ноту пониже, – и один из моих друзей, по чистой случайности дернувший за лишнюю складку на платье служанки, – гул сменился одобрительным свистом и улюлюканьем, – на наше счастье заполучил одно важное письмо себе. Мои защитники приняли меры – и мы узнали все, что должно было случиться сегодня.

– Мы хотим знать! – выкрикнул кто-то из толпы.

– Да, расскажи нам!

– Расскажи!

В тени устроенного для короля навеса Осверин, сидящий на перевернутой бочке, закинул ногу на ногу и посмотрел на побратима взглядом «ну-я-же-тебе-говорил».

– Признаю, ты был прав, – усмехнулся лорд. – Все-таки народ по природе своей жесток и любопытен и жаждет развлечение себе под стать.

Рогар дождался, пока люди угомонятся, и благосклонно кивнул.

– Мне нечего скрывать от вас, не я же спланировал свое убийство. Сегодня вечером слуга, приносящий мне почту, должен был быть устранен. Не получив почты, я бы закончил свои труды необычно рано, раньше моих советников и раньше, чем слуги обыкновенно приносят в мою спальню столик для умывания. И там, в одиночестве, я нашел бы в еде действующий за четверть часа яд – и, находясь там, где меня не ждали бы мои люди, я бы умер, не получив ничьей помощи и не огласив даже последней воли. А убийца – вернее, убийцы – остались бы чисты, никем незамеченные и не уличенные.