Черепаха кивнула, и зрители захлопали в ладоши. Вакар надолго прильнул к кубку. Когда он вновь поднял глаза, то увидел вместо черепахи лишь курносого волшебника, делающего пассы над блюдом. Однако возбужденная болтовня зрителей не оставляла сомнений, что остальные по-прежнему видят рептилию. Вакара подмывало похвастать своей невосприимчивостью к магическим иллюзиям благодаря хмельным напиткам (об этом он давно подозревал), но он передумал. Он все еще не доверял Квазигану, а посему решил, что поступит неблагоразумно, открыв ему свой маленький секрет.

Он посмотрел на Порфию, восседавшую на своем кресле. Это был очень необычный трон в форме огромной змеи из камня оливкового цвета. Голова и шея змеи образовывали один подлокотник, а туловище – другой. Хвост обвивался вокруг спинки, сиденья и ножек до самого пола.

– Это удивительное кресло, – произнесла Порфия, чья бледная кожа просвечивала сквозь платье цвета морской волны. – Оно с берегов озера Тритон, где такие змеи считаются священными. Говорят, в царствование моей бабушки кресло перевезли через пустыню Гведулию, подвесив к седлам двух необыкновенных животных, которые в тех краях служат для верховой езды. Они выше коней и вдобавок наделены огромными горбами. Если верить легенде, это настоящая змея, парализованная заклинанием и…

– Мы, культурные люди, – вмешался Тьегос, – конечно, не верим в глупые сказки. – Он царапнул по подлокотнику ногтем большого пальца. – Убедись сам, господин Вакар, это мифическое чудовище – не что иное, как камень.

Вакар дотронулся до подлокотника трона, на ощупь тот действительно напоминал твердый кремнистый известняк.

– И все же, дорогая моя, – обратился Тьегос к королеве, – тебе бы следовало утопить его в бухте Седерадо и обзавестись другим. Но не из-за предрассудков, а чисто по эстетическим соображениям. Ну, что у нас сегодня на обед?

По огуджианскому обычаю гости сели по кругу, напротив каждого стоял столик. Слуги подносили яства на золотых блюдах. Вакар счел фаршированную куропатку великолепной, но вкус хлеба показался ему непривычным.

– Что это за злак? – поинтересовался он.

– Конечно, вам, пусадцам, такой хлеб в диковинку, – ответил Тьегос. – Он испечен из недавно окультуренного злака под названием «пшеница». Во времена правления отца королевы его завезли с материка. – Он повернулся к Порфии. – Дорогая, продай твоего повара в рабство, иначе мы все превратимся в свиней, поедая эти помои.

Вино было крепким, лучше, чем в Зиске. Вакар сделал большой глоток и лишь потом высказал свое мнение:

– Сударь, я не согласен с тобою. Я нахожу кухню Огуджии восхитительной, вино крепчайшим, а овощи великолепными…

– Твои дифирамбы никого не проведут. – Тьегос тоже успел основательно захмелеть. – Не тешь себя понапрасну мечтой о благосклонности Порфии. Пока речь идет о торговом металле, кораблях или рабах, мое дело – сторона, но если ты добиваешься от королевы услуг более интимных, то тебе придется иметь дело со мной, ведь я…

– Тьегос! – вскричала Порфия. – Ты ведешь себя как животное, следи за манерами!

– По крайней мере, – ответил Тьегос, – я ем и пью культурно, а не раздираю мясо, подобно изголодавшемуся льву, и не лакаю вино с жадностью горбатого зверя из Гведулийской пустыни. – Он смерил Вакара уничижительным взглядом.

Вакар покраснел, поняв, что, по огуджийским меркам, его провинциальные манеры поведения за столом оставляют желать лучшего.

– Я всего лишь предупредил этого усатого варвара…

– Замолчи! – воскликнула Порфия, приподнимаясь над змеиным троном. Ее зеленые глаза сверкали, а овальное лицо покраснело от гнева.

За мнимым спокойствием Вакара таилась смертельная угроза.

– Он всего-навсего хочет стать придворным шутом. Правда, Тьегос? – принц по-лорски исказил имя фаворита, чтобы еще больше унизить.

– Ах ты, кабанье отродье! – вскричал Тьегос. – Я вырежу твое…

– А ну, вы оба! Успокойтесь! – неожиданно громко воскликнул Гараль. – Или позову стражу, и вас выгонят на улицу бичом со свинцовыми шипами… Рабы, уберите объедки!

Слуги убрали блюдо и принесли еще вина. С лица Абеггу из Токалета не сходило изумление – видать, он не привык к простоте нравов огуджийского двора. Вакар понял, что слишком приналег на вино. Он совладал с норовом и, показав на сцену совокупления на стене, спросил:

– Кто-нибудь возьмется это объяснить?

– Это иллюстрация к третьей книге «Золотого Века». Лесной бог Астерио седлает богиню земли Геру, чтобы сотворить первую человеческую пару, – объяснил Гараль. – В оригинале это звучит так:

– Нельзя оценить эти стихи по достоинству, если их не спеть, – перебил Тьегос и грянул отменным тенором:

– Проклятье! Даже мне эта задачка не по плечу без хорошей музыки. А не позвать ли нам свирельщицу?

– Не надо, – подал голос Квазиган. – Я не расстаюсь с музыкальным инструментом, он мне помогает коротать досуг.

Он достал из-за пазухи свирель и взял на ней несколько аккордов.

– Ну а теперь, сударь, напой мотив. Да, я справлюсь, начинай.

Под сладостные трели флейты Тьегос встал и допел «историю творения» до конца. Когда он умолк, Вакар произнес:

– Сударь, может, ты и шут, и не скажу, кто еще, дабы не оскорблять слух наших гостей, но за всю жизнь я не слышал лучшего голоса, чем твой. Чего бы только я ни отдал, чтобы петь, как ты!

– Это пустяки. – Тьегос, пошатываясь, отступил к своему стулу. – У этой песенки довольно грубый варварский привкус, но в моем исполнении он не так заметен. По крайней мере, я не воспринимаю всерьез всю эту глупую мифологию… Ик!

Приступ икоты завершил его речь. Порфия обратилась к Вакару:

– Ну а теперь, сударь, покажи-ка и ты, на что способен.

– Я могу лишь сказать, на что я не способен. – Вакар начал перечислять, загибая пальцы: – Я считал, что умею петь, но, услышав Тьегоса, понял, что всего лишь каркаю, как ворона, питающаяся падалью. Будучи трезв, я могу плясать, – надеюсь, королева помнит, – но сейчас я, как назло, нетрезв. Я знаю несколько историй, но благородному человеку недопустимо рассказывать их в таком обществе…

– Старина, забудь, что ты благородный, – захихикал Гараль. – Из уст самой королевы я слышал такие соленые истории, что тебе и не снилось.

– Отлично. А вы знаете анекдот о горбуне и жене рыбака? Нет? Ну так вот…

Когда он умолк, все захохотали. Жена Гораля разразилась истерическим смехом – пришлось ее хлопать по спине. Вакар еще рассказал анекдотец-другой, а потом королева Порфия заявила:

– Ты сказал, что умеешь петь – так пусть «ворона» продемонстрирует свой голос.

– Да нет, что ты, твое величество…

– Я настаиваю. Господин Квазиган тебе подыграет.

– Но не говори потом, что я не предупреждал. Квазиган, мотив такой: да-де-де да-де-де…

Свирельщик подхватил мелодию, и Вакар запел «Песнь Врира»:

Когда он закончил, Порфия захлопала в ладоши и воскликнула:

– Превосходно! Хоть я и не понимаю лорского языка, готова поклясться: ты поешь лучше Тьегоса.

– Я не слышал никакого пения, – прорычал Тьегос, совладав с икотой. – Но кажется, где-то поблизости квакала жаба.

– А ты как думаешь? – спросила Порфия Гараля. – Кто лучше поет, Вакар или Тьегос?

– Оба поют великолепно, – уклончиво ответил тертый придворный калач и повернулся к Квазигану. – Ну-ка, давай еще! Сыграй нам какую-нибудь мелодию твоей родины.