– Нет, в дороге не пью, – отвечаю.

– Дед пожал плечами, достал рюмку, налил, и сразу выпил, – закусывать не стал. Молчим, – смотрим в окно. Переезжаем речку, – коровы на водопой пришли. Поезд тащится медленно, – можно всё хорошо разглядеть. Переехав мост, остановились. Полустанок, какой-то, будка железнодорожника и всё. Будка красиво покрашена. Замысловатая ограда вокруг будки. Чуть поодаль, среди побеленных деревьев, стоит небольшой монумент, – «Памяти погибших воинов». Солдатам, освобождавшим эти места от фашистов.

– У нас в деревне, крест стоит, над братской могилой – «Памяти погибших инвалидов».

– Я молчу.

– Во время войны поставили, сразу после…

– Он посмотрел на меня, попросил чайку заварить – свежего. Заварил, сидим, ждём когда запарится. Дед задумался о чём-то. Я не тревожу. Разлил в чашки, пьём. Молчим. У мужиков бывает так, каждый о своём молчит. Дед не просто молчал, видно было, – вспоминает что-то.

– Это было в войну последнюю, – «Отечественную». Когда Гитлер объединил Европу, а до него Наполеон объединял и войной на нас шёл.

Я слушаю, не переспрашиваю.

– Вся Европа работала на него, вооружение и солдат поставляла, – на Гитлера.

– «Все побывали тут», – он кивнул за окно.

– Когда наши отступали, в начале войны. Мужики ушли с войсками, остальные в лес, – парни, деды. Скотину уводили в леса. Девушки лазарет в лесу соорудили. Получился маленький лесной колхоз.

– В деревне Бабы с детками малыми и инвалиды при них остались, хоть какая-то подмога от них будет. Мужикам немного обидно, и как-то не по себе, а что поделаешь, многие из них даже воды принести в ведре не могут, не то что – партизанить.

– Старшим над инвалидами был, – Рабина. Из донских казаков. Как в «гражданскую», порубали его шашками под рябинами. Выжил, и остался жить в деревне. Двигается тяжело и медленно, но горластого и отважного, казака в нём видно сразу.

– Другие, тоже немощные. Кто по глупости под косу попал, кто под брёвна. Одного медведь поломал. Да мало ли у мужика причин стать инвалидом. Тяжкая это доля. Вроде и здоровье есть, а работать не можешь. И чувствовать себя обузой.

– И каждый из них, наверняка, задавался вопросом: «Почему это с ним? За что? Зачем?».

– Так вероятно заведено, чтоб мужик ходил по краю пропасти. Кто-то проскакивает, а кому-то другая судьба.

– Пришли «немцы», свои порядки принесли, оброк установили.

– Деревня как бы дыхание остановила. Не хочется дышать одним воздухом с этими … Время, тоже каким-то резиновым кажется. Каждая минута под бременем оккупантов долго, и изматывающе тянется. И очень хочется, избавится от этих нелюдей, или хотя бы навредить им, каким-нибудь способом.

– Вот, в одно весеннее утро приехали каратели, или полицаи. Мстить за партизанские вредительства.

– Согнали всю деревню, абсолютно всю. Загнали в большой, дощатый сеновал. Последними зашли «немощные». После обыска деревни, открыли ворота и зачитали приказ, о расстреле нескольких жителей деревни. И сразу стали брать первых, кто попался, и получилось так, что забрали они инвалидов. Да, те и не таились.

– Поставили их перед сараем, и стали эти, каратели-полицаи, рядиться. Кто будет стрелять? И уложится ли он в один магазин, чтоб не перезаряжать оружие. То есть, – проявит немецкую аккуратность в этом, кровавом деле.

Дед Сергий попросил ещё чаю: «Что-то холодно во-внутрях».

– Заварил. Пьём чай молча. Северная привычка, стараться не задавать лишних вопросов.

– Представляешь. Весна, солнышко греет, мёдом воздух пахнет, поодаль рябина цветёт, должно быть радостно на душе. Но тут полицаи, рядятся, кто да как будет убивать. Мужики стоят, как кегли.

– Это в кино всё быстро. А в реальности, эти садисты, тянут время. Наслаждаясь своей миссией. Вот, наконец, вызвался, один гад в очках, с пулемётом. Это посерьёзнее, чем автомат, – пуль больше, и крупнее. Рабина, увидав пулемёт, посмотрел на сарай, позади них, и как бы о чём-то догадался. Он приказал мужикам стать плотнее, и прижаться друг к другу. Обернулся назад и крикнул: «Бабоньки, родненькие, лягайте на землю, пули могут проскочить, детишек берегите». Бабоньки стали ложиться на землю, но быстро не получалось. Крики, слёзы, дети плачут.

– Палач, деловито, перезарядил пулемёт, поставил по шире ноги и начал стрелять. Не торопился, – стрелял до тех пор, пока мужик не упадёт, потом переходил к следующему.

– Мужики стояли, прижавшись, друг к другу. Каждый, из них, спокойно ждал – «своей очереди». Вероятно, они вдруг поняли, к чему их готовило мироздание все эти годы, и зачем.

– Одни падали назад, но не сразу, а как бы отступая от натиска пуль. Другие падали вперёд, как бы накрывая собой смерть. Некоторые, от сильного удара пули падали сразу, но потом всё равно пытались встать, и палачу приходилось возвращаться, растрачивая на них патроны. Последним был Рабина, он больше всех вобрал в себя пуль. На нём патроны и кончились. Он постоял, и упал всё-таки вперёд, с вытянутой рукой и сжатым кулаком – как будто шашку держал.

– Вот и пригодились инвалиды. Всё сразу стало просто и понятно. И пусто, где-то в груди, и мироздании. Как будто природа, лишилась какого-то оттенка цвета, и мир стал блеклым. Похоронили их всех, вместе. Под рябинами. Землю, на которой они лежали, бабы сняли лопатами и положили им на могилу. По этой земле, ногами ходить нельзя.

– Дед налил самогона, выпил. И мы долго молчали. Словами, иногда, нет возможности выразить, то, что ты чувствуешь. Вероятно от этого, в уме родились стихи:

Где-то, когда-то, кто-то, – геройски погиб,

Прикрывая собою, – кого то.

Души, – кому-то, – героев нужны.

Именно этих, – героев.

– Вот такие дела, Серёга. А ты, с глупыми вопросами, – зачем, за что?

– Запомни, ты только одна из карт в колоде мироздания. И ты попал на «раздачу», в этой игре.

В следующий раз расскажу, что за игра, – дед пояснения рассказывал. Не пугайся, не в следующий раз, когда ты опять попадёшь в больницу. А в другой раз, когда приду, к тебе на «свиданку».

Когда Саня, повернулся, чтоб выйти из палаты, он удивился, – в палате были ещё три медсестры. Они плакали. Когда он проходил мимо них, одна из сестёр подала ему яблоко.

– Этих странных и загадочных существ очень любят мужчины.

– Настолько сильно, что жизни свои отдают за них.

– Мироздание существует благодаря этим магическим существам.

– Название им – «Женщина».

– Это название не может передать всю глубину

магической прелести этих существ.

– Их надо оберегать, – их становится всё меньше и меньше.

– Потому что их стремятся вытеснить, – «самки», по первичному признаку…

Мишогу…

У него была «фирмочка». Небольшая «фирмочка», по оказанию услуг населению. Коллектив женский,– самостоятельный. Особых хлопот, по этому поводу, не было. Иногда, когда нужна была мужская сила, надо было помогать. Работали дружно и весело. Каждые два с половиной часа, чай, – за счёт конторы.

Иногда к женщинам, подружки забегали, посудачить, «о том, о сём». У женщин, большая нужда в общении, так заведено, что для женщин, посудачить, это большая необходимость. Он не против, работе, от этого никакого ущерба нет, зато «атмосфера», в конторе, была как бы «женского клуба».

Отгородил себе угол, поставил тиски слесарные, турник подвесил. Доску на стену повесил, учится ножи метать левой рукой. Иногда, там же чай пьёт, чтоб не мешать. Бывает к нему кто из друзей придёт. Там и покурить можно, и чаю попить, поговорить. У мужиков тоже есть свои «разговоры».

Подружки, женщин из его коллектива, частенько обращаются к нему, за помощью. Набойку на каблуке починить, или другую причину ищут «познакомиться поближе», стесняются. Он понимает их, – не женат, не пьёт, чем не кандидат для составления пары. Против природы не «попрёшь», вот и стараются, но безрезультатно.