У делового мента Верещекина в личной машине обнаружилась папка, содержащая подборку материалов, рассказывающая о всех его, Переплёта, деяниях. Хвала всем и всяким вышним и всевышним, что обнаружена она, эта папка, была самим Верещекиным. Подборка настолько полная, что сформировать её мог только сам Переплёт и никто другой.

Подумал Переплёт и призвал на помощь Очкарика. Пришлось ему открыться немного. Тот почитал, подумал и задал вопрос странный и витиеватый: мол, скажи, уважаемый Василий Савельевич, были ли в последние месяцы-недели какие-то дела серьёзные, весомые, этапные? Так и сказал – этапные.

Переплёт сначала не понял, вернее, по-своему понял, что это значит – неловкая возникла ситуация. Но сообразил, и быстро сообразил. Очкарик пояснил. Человек, материал готовивший, безусловно, информирован от «а» до «я». Но обрывается информация, резко обрывается, и отсюда можно сделать вывод простой: опасными данными неизвестный пока объект обладает исчерпывающими, но устаревшими. И вытекает отсюда – была утечка, а теперь её нет. Задумался Переплёт.

Началось с нелепости. Поступили на счёт фирмы Переплёта деньги, небольшие деньги. Назначение платежа: за ритуальные услуги. Затем – ещё несколько раз. Затем атака прекратилась. Слухи распространяются быстро – подчинённые стали посматривать на Переплёта не так, как раньше. Нехорошо стали посматривать.

Чуть позже случился перебор – виски многолетней выдержки. Проспался – с кем не бывает. День промучился, а вечером пришёл баклан из шестёрок и гонит не то что не туда, а вообще не туда – в сторону, куда и направлений-то нет. Рассказал: в тот самый вечер, он, Переплёт, самолично домой к нему зашёл и выпросил – именно выпросил, со слезами на глазах – сто баксов, мол, проигрался в буру, не хватает, долг чести, дворянская кровь… Кентуха-юнец и не понял, что рассказом своим ударил – и очень больно! – ошарашенного авторитета. Никто, никто не знал, что была у него сокровенная мечта – купить себе родословную и титул князя.

Промолчал Переплёт, помрачнел только. А визитёр дальше гонит. Мол, обещал уважаемый Переплёт отдать заём на следующий день, в гости приглашал – и домой, и в офис в любое время. На работу обещал устроить. Заставил Переплёт, удивлённый выше всякой изрядности, всё описать: что ели, пили, о чём говорили, и здесь пришлось выжимать всё до деталей. О чём вспоминали? А вспоминали о том, о чём мог вспоминать только он, Переплёт, собственной персоной и никто иной. Призадумался Василий. Есть такое слово – наваждение. Хорошее слово. Может это оно есть?

Нарисовался недавно оффшорный директор – с рекомендациями и процентом вполне приемлемым. Использовать его надо было один раз, для переброски деньжат, минуя общаковских компаньонов, разумеется. Так этот простак приглянулся, что и убирать его даже как-то и не хотелось – после проведения операции, конечно. И не пришлось: вели его до банковской кассы, а потом он как в воздухе растворился. Зашёл в кабинет к заместителю управляющего и… не вышел. И только на другой день выяснилось, что этот изобретатель затеял с замом скандал, тот вынужден был вызвать «для прояснения обстоятельств» главного бухгалтера, мужчину более чем упитанного. Там их обоих находчивый парнишка на ковёр и положил. Переоделся, загримировался «упитанным» бухгалтером, а полноту, надо полагать, теми самыми пачками «зелени» и обеспечил. Вышел из кабинета, прошёл мимо охраны, небрежно кивнув, одного из пацанов плечом чуть с ног не сшиб и был таков…

И чувствовал Переплёт, что не в деньгах здесь дело: как-то всё просто, как в кино. И правильно чувствовал. Сегодня утром он обнаружил всю сумму в своём сейфе. А сейф этот – надёжней не бывает. И Переплёт впервые в жизни ощутил то, что, наверное, называется ужасом. На мгновенье, но ощутил.

Он долго смотрел в открытую дверцу сейфа, затем пересчитал пачки. Дверь в кабинет была закрыта, он это знал точно, но для того, чтобы просто оглянуться, пришлось ущипнуть себя за ладонь. ОНО пробралось и сюда, что было практически невозможно. ОНО проникло в его сейф, что было ещё более невозможным: всё шифры и секреты офиса знал только он один. Василий Савельевич уже потом, когда выпил рюмку коньяку и уселся в своё любимое кресло, перебирая варианты возможных объяснений происходящего, даже предположил, что он сошёл с ума: может, сам положил эти деньги, и вся история с банком – плод его воображения…

Он полистал рабочий календарь, просмотрел записи в блокноте. Всё вязалось, всё совпадало. Но на одном листочке надпись, его, Переплёта, рукой: « С головой всё в порядке. Я поцелую тебя мёртвыми губами. Я тебе не шмара». Васька Переплёт упёрся ладонями о стол, его волчий взгляд скользнул по комнате. Он поймал себя на мысли, что ведёт себя так, словно за ним наблюдают. Он чувствовал… не взгляд, нет, он осознавал, что он открыт, как одинокий курортник, отдыхающий на пустом пляже. Никто, никто не мог знать об этой фразе. Это случилось один на один, без единого свидетеля, в лесу. Да, он убил официантку. Да, он считал её своей, но она, к его удивлению, так не считала. Он сначала избил её и когда достал нож, это были её последние слова.

Может, уже тогда за ним следили? Но зачем же так всё усложнять? Если ОНО так всесильно и хочет его погибели, то его бы уже давно не было в живых. Значит, такая цель, по крайней мере, пока, не ставится. Чего же хочет этот таинственный враг? Он хочет запугать его, Переплёта, и вынудить к бегству? Возможно. Он хочет свести его с ума? И это возможно. В этих двух случаях не надо бояться и не надо теребить свою нервную систему. Не надо. Что касается «надо»… Так вот надо срочно вычислить этого шутника. А для этого нужна фора по времени. И достигается она несложно: ОНО пусть думает, что план его удаётся. Васька Переплёт покажет, что он испугался, впал в депрессию и даже готовится к бегству. Этим он подаст надежду на успешное в понимании таинственного врага развитие операции, чем усыпит его внимание и получит возможность нанести ответный удар.

Итак. Время терять нельзя, но и спешка излишняя делу способствовать не будет. Создать, и создать без промедления – как это сейчас называется? – рабочую группу. Досконально изучить ситуацию – до мельчайших винтиков и шпунтиков. Каждый работает в одиночку, сливает всю информацию лично Переплёту. Версия? Появилась новая тема, надо разобраться, покумекать – этого достаточно: много будешь знать, скоро… А что может случиться скоро, каждый человек, думающий и хоть иногда по сторонам оглядывающийся, знает и без подсказок и напоминаний. Руководитель – Очкарик. Пусть покомандует. А затем – и на отдых можно отправить, вечный отдых. А можно и не отправить – как карта ляжет. Версия для него? Обнаглевшие «варяги». Не поверит, догадается. Пусть – он умный. Но версия всё равно такая. Всё? Пока всё. К делу.

«Стоит помянуть дьявола, как он появится» – вроде так поговаривали во времена былые английские моряки. Вот и сегодня: стоило подумать о дожде, как… Слабый с каждой минутой затухающий ветерок утихомирился, и наступило тревожно—неприятное затишье, которое в сочетании с дальними грозовыми раскатами и явно ощущаемой повышенной влажностью воздуха назойливо нашёптывало: сейчас польёт, сейчас польёт. Ну, и, конечно, накаркало – затишье это самое, что перед бурей. Вода хлынула – как из брандспойта. Почерневшее в минуту небо вспорола на полгоризонта молния. Теперь громыхнёт, подумал начальник оцепления и внутренне приготовился услышать раскат грома, не забыв при этом отсчитывать секунды: на каком расстоянии гроза? Но громовой вал нарушил мерный шум проливного дождя почти без паузы и заявил о себе настолько раскатисто и основательно, что, казалось, этот грохот плюс ко всем художественным характеристикам наделён ещё и качеством физическим – весом: мягкая, но вполне ощутимая тяжесть легла и голову и плечи, на мгновенье сковала движенья. Ребята до нитки промокнут. Да и костёр этот, наверное, зальёт.

Эх, дать бы команду «отбой», но майор тут же погнал от себя прочь эту крамольную мысль: впервые за последние несколько лет нелепая процедура захвата условного противника выполнялась в сопровождении такого явного и никем не объясняемого прессинга. Вышестоящие товарищи явно нервничали. Явно. И он, человек вообще-то хорошо понимающий, что такое служебная информация, равно как и знающий, что нет ни одной глубочайшей тайны, которая бы рано или поздно не стала коллективным достоянием, осознавал, что, несмотря на всю неуклюжесть и даже нелепость происходящего, пришлось ему и ему людям стать участниками чего-то экстраординарного. И потому скоропалительных выводов не делал и старался не нервничать.