— У отца была охрана, да вся вышла, сбежала наверняка или передохла. Все возьмут по чемодану, и только их и видели, ну а большинство, конечно, тут ляжет в ближайшие сутки. Праздник для всех был, для наемников тоже.

— Елим Павлович, я что же, все время под колпаком у вас был?

— Да не без этого…

— И что же, всех теперь забыть?..

— Ну нет, для Паллады тоже приготовлено. Только тащи ее сюда сам, я в коридор больше не пойду.

— Неужели все? А Василий?..

— Христофор, я его едва знаю. Я своих-то защитить не могу, еле-еле твоей бабе выпросил. Ну, для Паллады. Ну, для ее Арсения. Ладно, знаю, что и твоего, но это она без него жить не может, ты обошелся бы. Ты бы ради меня голову на плаху не положил, как я вот сейчас.

Парень вспыхнул. Елим был уверен, что это половозрелое чудо уже ничем не проймешь, а вот поди ж ты.

— Елим Павлович, да если б я знал…

— Хотел бы, так знал бы. Куда у отца люди пачками исчезают? Слушай, и хватит, беги к Палладе, не то поздно будет, себя же не простишь никогда. Кстати, пожалуй, если не всех твоих засранцев спасти удастся, так хоть кого-то, глядишь?.. — Мысль посетила Елима совершенно самаритянская, и он сам удивился. Хотя что дивиться: одно название, что князь, но если льешь царям пушки, получается, прочее тоже делать придется.

Парень напялил совершенно не императорские штаны, влез в халат и помчался спасать подругу. Князь остался с последней дозой в руках. Предстояло неизвестно где искать Арсения. Елим и вовсе не был уверен, что тот в Кремле и если это так, и тот в помощи не нуждается, то кому отдать чудесно обретенный антидот. Получалось, что Василию. Князь подумал и загадал, что до четырех поищет, а потом отдаст шприц с раствором первому, кого встретит, если тот не окажется отпетым мерзавцем вроде контрразведчика Рэма.

Князь вышел в тамбур. Один из охранников стонал, другой, то ли еще, то ли уже, но нет. «В крайнем случае — любого». Потомок тульских оружейников всегда старался сделать хоть что-нибудь для спасения души. Какой-никакой, а помазанник Божий и уж точно отцовской наркоторговлей не запятнан. Тому, который стонал, князь дал по затылку. Тот захрипел и уставился на дальнюю дверь, последнюю в коридоре. Князь понял. Там помирал обоеполый императорский гарем. То ли их там шесть, то ли их там семь. Через минуту он был в кабинете у ректора, достал припасенную на черный день старую добрую лимонку и выдернул чеку.

— Господин ректор, за убийство несовершеннолетних что положено?

Цезарь вскинулся:

— У меня приказ…

— А у меня видите что? Пусть хоть все ваши старики подохнут, а ребят спасайте. Скольких сможете, стольких спасайте. Все в одной хоромине против покоев Христофора. И один у него в тамбуре. Для второго, похоже, все кончено.

Цезарь скис, но граната убеждала. Когда ректор убрался спасать малолеток, князь вернул чеку на место и пошел искать незаконного Романова.

Арсений отыскался, притом не где-нибудь, а в том месте, которое боярин семнадцатого века назвал бы сенями. Он сидел на скамье, свесив обе руки между коленями, и тяжело дышал, видимо принимая свои ощущения за похмелье.

— Идем уже, — встряхнул его князь. Арсений ничего не понимал, но послушался. Князь отвел его к себе, развел порошок и через рубашку воткнул иглу князю под лопатку. Видимо, тому было уже очень плохо, он поднял мутные и совершенно непонимающие глаза.

— Что это было?

— Это была смерть, Арсений Андреевич. Тихо, тихо, все уже случилось, вы живы.

Арсению, видимо, стало чуть лучше, он попросил воды. Князь тщательно вымыл стакан, нацедил самой холодной, какую получил из общего смесителя, и принес бедолаге.

— Что это было, что это было? Что, что это было?..

Князь с грустью посмотрел на Юрьевского. Тот был на несколько лет старше него, но рядом с ним мудрым старцем чувствовал себя сейчас именно Елим. На удачу предприятия Ласкариса он даже в Тристецце поставил бы разве что гривенник против рубля. Теперь он не поставил бы ломаного гроша против любой, сколь угодно баснословной суммы.

Хотя деньги в Россию он привез для обеих сторон, он понимал, что ни одна из них, победив, сотрудничества с противоположной не простит ему по определению. Отлаяться дипломатической нейтральностью мог в такой ситуации разве что креол-ресторатор. Ну, брат: хороший арабист всегда нужен, а шииты копали яму для того, чтобы похоронить все стороны конфликта, царскую, византийскую, икарийскую, наверное, и еще какие-нибудь, все равно все, какие есть. Валить с Цинной в горный Непал?.. Лучше, конечно, чем подыхать в затонувшей субмарине. Однако, если он и не владел больше виллой Сан-Донато во Флоренции, домик возле Кастельфьорентино близ Флоренции с виноградником при нем вполне годился для жизни. Князь и вообще не собирался оставаться жить в России на холодное время года. Он в ужасе вспоминал о том, как в январе прошлого года в Тоскане случился дикий, непередаваемый, не российский даже, а какой-то полярный холод. Сообщалось, что приключилось такое впервые за тридцать лет, но ведь в России, говорят, такое каждый год. Для его нежной итальянской шкуры сама мысль о подобном климате была невыносима.

Куда податься остальным, спасенным ныне той же рукой, что вчера всех отравила? Без горской девицы ближайшие годы он, видимо, обречен был чувствовать себя голодным сиротой, для начала надо было решить этот вопрос, но сейчас на него смотрел безумными глазами Юрьевский. «Хорошо, что я не Романов», — подумал Елим.

— Да неважно, что было, теперь надо думать, что будет. В ближайшие часы вся крепость превратится в Изонцо… извините, в России говорят Куликово поле, смысл тот же, поле трупов и много стервятников. Лучше спокойствия ради всем нам отсюда отбыть.

— Куда?

Елим смутился:

— Ну, каждый, думаю только для себя этот вопрос решает. Я буду пытаться вернуться в Италию…

— Ну, мне в какую Италию, дома, в Петербурге, мне точно конец. Английский знаю плохо, да еще и происхождение на мне висит.

— Пожалуй, я знаю, кто нам лучшее присоветует, тем более что там и отсидеться можно, но пока что нам всем надо из Кремля выбираться.

— Подумать только, вчера — такое торжество, сразу три императора! Теперь — ни одного…

— Один как минимум есть и чувствует себя лучше вашего, ему антидот раньше ввели. Христофор. Тут с детьми не воюют, кого хотите спросите, у воров в законе такие правила. А что в органах делали с ними, так другие нынче времена. Не византийские.

Что почувствовал после такого сообщения Арсений — можно было не гадать, поэтому князь быстро добавил:

— Палладе вашей общей тоже отнесли. Но, боюсь, это все, разве что кому-то сказочно повезет по какой-нибудь из других линий.

— Что будет, что будет?..

— Да брось ты, что было, что будет, было ни черта не понятно, вот и дальше будет не понятно ни черта. Сваливать отсюда надо, и это все.

— А выпустят? Все же ворота?..

— А мы без ворот. Найдем дыру в заборе. Это сюда не пускают, а отсюда что же?..

Выскользнувшие из объятий смерти бывшие сотрудники наркобарона собирались в комнате у Джасенки. Цинна сидела, держа между сжатых ладоней пальцы Эспера, и, судя по всему, не собиралась их выпускать. Елиму это крайне не понравилось, ничего подобного он не ожидал. Брат посмотрел на него совершенно затравленно.

— Мы решили пожениться! — радостно, тонким голосом прощебетала горянка.

— Ну поздравляю! — выдавил Елим.

— Правильно! И с тобой мы тоже решили пожениться!

Как-то всего этого много было для бедной головы князя. Его только что отравили, потом вытащили буквально с того света, потом предложили решать судьбу не самых ему близких людей, а теперь вот всерьез предлагают вступить в групповой брак на основе этой, как ее, полиандрии. Он умоляюще посмотрел на брата. Тот молча кивнул: соглашайся, не то хуже будет.

— Может, не надо так вот сразу, да еще в такой момент? Да и не обвенчает нас никто…

— Вы сможете жить во блуде! — до неприличия весело рявкнул Христофор, по привычке залезая в свою раздолбай — скую личину.