Спал лауреат Нобелевской премии, знаменитый русский поэт Исаак Дымшиц. Этот спал мертвым сном на кладбище в Сан-Микеле, на острове близ Венеции, спал уже полтора десятилетия.
На конюшне при Саларьевском рынке не спал и не собирался спать вороной жеребец фризской породы по кличке Япикс, — хотя в штабе шейха спали даже шахиды, он вслушивался в их мысли, — мало ли что там проскользнет.
Не спал российский император Павел II у себя на Протее, там был белый день, и он обсуждал с наследником престола порядок отправки последних партий метамускарина к месту применения и распределял инструкции.
Не спал сторож Никольской башни Кремля, Иван Григорьев сын Выродков: его, пятисотлетнего, уже полвека мучила бессонница и он не знал, пройдет она у него когда-нибудь или нет.
Не спала у себя в Суринаме Великая Мама Элиана Эрмоса де ла Седа, в ее краях лишь недавно окончилось время сиесты вчерашнего дня.
Не спал и санторинский оборотень-вампир Сура бек Садриддинович Эмегенов, коего звали вовсе не так и который стариком вовсе не был. С вечера он надулся кровью первой отрицательной группы, драгоценной для него, как старое бургундское для нас с вами, а в такие ночи ему всегда было приятней бодрствовать и ловить кайф. Труп коменданта Петровского дворца, где должен был разместиться во время штурма Кремля штаб византийского императора, был надежно спрятан в подвал, в мешок со взрывчатым цементом, и теперь никто, кроме вампира, не знал кодов доступа к единому взрывателю, позволявшему нажатием клавиши уничтожить и дворец, и всех, кто неосторожно подойдет к нему на сотню шагов. Этим вампир гарантировал себе защиту и от византийцев, и от слуг царя, по приказу которых и произвел минирование и которые вот уже неделю не могли понять, куда делся их доверенный референт Велиор Генрихович Майер. Прикрывшись маской старого мусульманина, готовящегося к самому главному событию в жизни каждого правоверного, к хаджу, он собирал вещички. Со стороны своих хозяев он никаких неприятностей не предвидел, ибо служил городским связным банкира шейха Алексея Поротова. К примеру, получивший вчера за месяц шабан восемьсот восемьдесят империалов царской чеканки банкир делил их в соотношении: восемьдесят — «ведущему информатору» Игорю Лукашу, которому вообще-то теперь можно и не передавать ничего, ибо там, где он нынче находился, деньги ценности не имели, четыреста — ему, честному и преданному слуге шейха, Сурабеку Эмегенову, ну а четыреста, конечно, организатору всей финансовой цепочки, банкиру.
Наконец, не спал и спать не думал спокойствия ради так и не принявший ислама банкир шейха Файзуллоха Алексей Поротов. Деньги за шабан месяц, полученные для передачи ведущему информатору при византийском штабе, предположительно полагалось разделить так: восемьдесят империалов, или же тысяча двести рублей Российской империи, — непосредственно информатору. Ну и по шесть тысяч рублей преданному полевому агенту шейха, Сурабеку Эмегенову и ему, банкиру шейха Алексею Поротову.
Столько же выплат предполагалось произвести и за Рамадан, что будет в шавваль, то есть в сентябрь, знает лишь Аллах: если победят сторонники шейха, то платить агентам больше не будет повода, если же шейх будет побежден, что более чем возможно, то о дальнейших выплатах не могло идти речи, и получалось, что вся доля поступлений банкира за эти важнейшие месяцы составит какие-то жалкие двенадцать тысяч рублей, или же всего-то восемьсот империалов, тогда как целых четырнадцать тысяч четыреста рублей, целых девятьсот шестьдесят империалов провалятся в бездонную дыру, короче, пропадут впустую! Больше половины из двух тысяч золотых кувейтских динаров, короче, окажутся выброшены на ветер!
Как банкир, как инвестор, как частное лицо и как очень стреляный воробей Алексей Поротов к такой беде был готов всегда, он твердо настроен был ни такого, ни какого иного грабежа не допустить, и он принял меры. Он был оповещен об успешной ликвидации тройного агента, работавшего на слишком многих хозяев, и под предлогом необходимости честно поделить полученные для отслужившего агента восемьдесят империалов, не стал передавать деньги через условленное дупло в одном из троекуровских дубов над Андреевскими заразами в Нескучном саду, а договорился о личной встрече поблизости, в беседке-ротонде близ Канатчиковой имени почетного купца Константина Алексеева-Станиславского психиатрической дачи. Он запасся арбалетом, осиновыми стрелами с деревянными наконечниками, освященным в семи церквях мачете типа кукри флоридской фирмы «Декстер Лимитед», лассо из чертовой жилы настоящего арясинского производства и стал терпеливо ждать, разместив и нацелив арбалет под крышей ротонды. Егеря Нескучного сада утешились сторублевыми банкнотами, было их всего двое, и банкир почти не волновался.
Рассвет только-только стал проступать сквозь морось и туман, когда от реки, скользя на влажной траве у тощего ручейка, с трудом поднялся тяжелый от фунтов непереваренной крови, дряхлый на вид, а на самом деле всего-то тридцатилетний вампир, не имевший отношения ни к какой религии, — не только что к исламу. При нем были пустой кошель на поясе, постная гримаса и зачем-то слуховой аппарат, — самая ненужная для вампира вещь, как знал банкир.
После обмена приветствиями похожий на рыжего Ваньку-извозчика банкир и похожий на старика Хоттабыча вампир начали делить добычу, которую предусмотрительный финансист принес, заранее старательно перемешав золотые царские империалы, полноценные, хотя и недорогие крюгерранды Южно-Африканской Республики, золотые канадские доллары и даже столетней давности вполне коллекционные эквадорские кондоры, которые с видом умного специалиста и с немалой финансовой для себя потерей якобы в коллекционных: целях приобрел прямо в меняльной конторе нумизмата Якова Меркати. Оно того стоило: пересчет монет и перевод их к единому курсу с целью справедливого дележа Поротов доверил вампиру.
Условно-старый вампир не рисковал превратиться в референта средних лет и вынужден был с трудом перебирать тяжелые, сырые от утренней прохлады золотые монеты, занося их стоимость по единому курсу кувейтского динара в память калькулятора. Более всего раздражали его эквадорские кондоры, стоимость которых буквально по одной выяснялась лишь на встроенном в айфон приложении, что невероятно замедляло подсчет. Каждая тянула то на пять империалов, то на шестьдесят пять, вампир ощутимо нервничал, а банкир лениво отдыхал. Почти на него не глядя, банкир дернул шнурок, и заранее нацеленная стрела рванулась и пробила сердце вампира.
Несмотря на всю осиновость и наговорность, такого удара для вампира было мало, да он и ждал чего-то подобного, очевидно, иначе не напялил бы слуховой аппарат. Мигом выронив и золотой кондор, и айфон, он перемахнул через каменную скамью и протянул быстро отрастающие когти к горлу Поротова. Но тот тоже был наготове, а движения вампира сковывала избыточная сытость, на которую оппонент и не рассчитывал. Чеснок брать с собой банкир не рискнул и, памятуя вампирское обоняние и боясь спугнуть добычу, действию святой воды тоже не доверился. А вот чертовой жиле и мачете — так очень даже. Лассо из чертовой жилы захлестнуло восточного старца мертвой, неразрываемой даже силой двух танков петлей, и прыжок у него не получился. Покуда вампир корчился на полу ротонды, банкир выхватил тяжеленный кукри и рубанул врага по лицу. Хотел по горлу, не попал, напротив, вампир вцепился ему в ступню, исход битвы перестал быть однозначным. Банкир буквально шинковал лицо врага, понимая, что тот за сутки все свои потери может восстановить регенерацией, поэтому для битвы остаются разве что доли секунды. Между тем его ступню враг откручивал и старался оборвать. Но тут на помощь пришла природа: тело вампира свела страшная судорога, из рассеченного лица, прямо из желудка, стала хлестать мирно непереваренная кровь первой отрицательной группы, которой накануне неблагоразумно поужинал вампир. Используя выигранную долю секунды, банкир резким движением декстеровского ножа отделил голову чудища от тела.
