И Харальд резко шагнул к лавке. Сел, оседлав скамью, распорядился, глядя на Сванхильд из-под опущенных век:

— Начинай!

Над плечом опять едва слышно зашипел змей, но Харальду сейчас было не до него. Сванхильд уже ухватилась за ведро с разведенным щелоком. Нагнулась, берясь за дужку, и ягодицы оттопырились…

Могла бы и спиной встать, сожалеюще подумал Харальд. Хоть посмотрел бы!

А следом Сванхильд закрутилась по парной. Поставила ведро с щелоком возле скамьи, ополоснула ушат и набрала в него воды из котла. Подобрала с пола его рваную рубаху, полила щелоком, обдала водой…

И наконец-то встала рядом.

Харальд пригнул голову, когда Сванхильд плеснула на него щелоком из ковша. Следом ее пальцы коснулись пегих волос. Перетерли все пряди, оттуда скользнули к ушам, прошлись по лицу. И Сванхильд, полив щелоком уже плечи, начала их тереть скомканной рубахой.

А он вдруг осознал, что задыхается. Что не хватает воздуха, того самого, который в небе был не нужен. В уме насмешливо мелькнуло — так и будет тереть до самого низа? Как бы копье напополам не разорвалось…

Но Сванхильд, пройдясь тряпкой по груди, схватилась за его руку. Домыла до пальцев и замерла. Харальд, заметив, куда она смотрит, подумал — осмелится или нет?

Погляжу, стрельнуло у него.

За змеюку пора браться, решила Забава, стоя слева от Харальда. С этой стороны все помыла, по спине и хребту прошлась…

Однако змей над правым плечом Харальда тихо шипел — то ли злился, то ли предупреждал, чтобы не совалась. И недобро скалил зубы.

Может, попросить Харальда, чтобы придержал змеюку, пролетело в уме у Забавы. Но бедной твари один раз уже досталось из-за нее. К тому же Харальд, случись что, обязательно вступится…

И Забава размашисто плеснула щелоком на скомканную рубаху. Обошла лавку, сведя на переносице брови. Не для змея хмурилась — для себя, чтобы поуверенней шагать.

Она подступила к Харальду справа, примериваясь, как бы половчей ухватить змеиную шею под разинутой пастью. Но внезапно вспомнила ночь в Йорингарде, когда в их опочивальню подсунули змею, сорванную со спины Харальда. Та змеюка походила на эту, однако была густо расписана серебром. И сразу обвилась вокруг ее ноги…

Забава помедлила, решаясь. А следом положила руку на Харальдово плечо. Змей тут же навис над ее запястьем. Дернулся зло, повернул морду к Харальду.

Но тот не повел и бровью. Сидел неподвижно, прикрыв глаза. И змей, осмелев, быстро обвился вокруг запястья Забавы. Вскинул морду над ее предплечьем, зашипел еще громче.

Ну хоть не цапнул, мелькнуло у Забавы. Потом она осторожно прошлась тряпкой по змеиному туловищу. Терла несильно, косясь на морду с голубовато-серебряными глазами — почти такими же, как у Харальда. Только зрачок в них был иным, дышал, то сжимаясь в точку, то оборачиваясь щелью. И боль в висках от взгляда змеюки не ворочалась.

А затем, уж совсем осмелев, Забава отвела руку за Харальдову спину. Змеиное туловище натянулось, и она прихватила его тряпкой у самого основания, возле Харапьдовой лопатки. Все также бережно провела скомканной рубахой снизу вверх. Руку приподняла, ощутив, как скользит по запястью змеиное обручье…

Все, одурманено подумал Харальд.

Тварь счастливо шипела за плечом, пока он сидел пнем, чувствуя, как пульсирует ниже пояса давящая боль. Тряпка мягко елозила по змеиному туловищу, мытье Сванхильд уже обернулось лаской — но ласкала она не там, где нужно.

И Харальд, резко дернув плечом, правой рукой обхватил Сванхильд за пояс. Ладонь левой, сложив лодочкой, стремительно подсунул под ее холмик, поросший золотистыми завитками — словно птицу поймал. Завитки щекотнули мозолистую кожу, и под указательным пальцем тут же промялась женская плоть. Раздалась, пропуская…

Сванхильд дернулась, но было поздно. Правая рука Харальда стиснула ее обручем. Змей поспешно убрался за плечо, и Харальд прошипел:

— Не наигралась, дротнинг?

Она уперлась ему в плечо, глянула на руку у себя между ног — и смутилась. Торопливо возразила:

— Я следы смыть хочу! Сам знаешь, чьих поцелуев… и тебе все равно надо помыться!

— Тех следов уже нет, — глухо пробормотал Харальд, притягивая Сванхильд к себе.

Женская потаенка, прижатая его ладонью, была пьяняще нежной. На палец наделась шелковым живым кольцом..

Сванхильд, по-прежнему упиравшаяся, вдруг запрокинула голову. Втянула воздух, растерянно косясь на него.

— В тот день, когда ты ушла на драккар, — выдохнул Харальд, — я помылся. Натер себе кожу в бане до красноты.

Рядом с его подбородком вздрагивал сосок. Чуть пригнуться, и он отловил бы ягоду губами…

— Но если хочешь, я помоюсь снова, — хрипло бросил Харальд.

И отдернул левую ладонь, торопливо погладив напоследок холмик в золотистых кудряшках. Затем подхватил Сванхильд как ребенка — под мышки. Приподнял, усадил перед собой и сразу опрокинул спиной на лавку.

Сванхильд трепыхнулась под его руками, попыталась дотянуться до груди, чтобы оттолкнуть — но ничего не вышло. И она уперлась пяткой ему в бедро. Обвинила сбивчиво:

— Ты не мыться собрался!

— Это почему же? — Харальд отловил ее согнутую ногу за щиколотку. — Я сейчас и себя, и тебя помою. Разом.

Он перекинул ногу Сванхильд через свое колено. Схватил ковш, плававший в ведре со щелоком, быстро плеснул себе на грудь. Прошелся растопыренной пятерней по животу, по шраму — и предупредил Сванхильд:

— Глаза закрой.

— Ты мне еще про Упсалу не рассказал, — без особой надежды проговорила она.

Но ресницы опустила. Руки вскинула так, что ладони замерли в воздухе по обе стороны от округлого, вздернутого живота. Словно готовилась закрыться от удара или поймать что-то…

Харальд, глядя на нее, зачерпнул полный ковш разведенного щелока. Полил на лоб Сванхильд, затем тонкой струйкой прошелся по ее телу. По шее, груди, животу. По бедрам.

Покончив с этим, он швырнул ковш в ведро и склонился над Сванхильд. Копье тут же ткнулось в ее подросший живот, завитки щекотно погладили кожу под твердым, словно каменным навершием. Харальд сипло выдохнул, двинулся, чтобы это продлить…

Сванхильд распахнула глаза. Правда, глянула уже не возмущенно, а затуманено.

— Закрой, — попросил Харальд, торопливо прищурившись. — Дай хоть сейчас насмотрюсь. А то зарюсь украдкой, как на чужую бабу.

И Сванхильд зажмурилась. Приоткрыла рот, словно хотела что-то сказать — однако удержалась, промолчала.

Вот и ладно, подумал Харальд, разглядывая ее в упор.

Короткие волосы Сванхильд слиплись от щелока — и посверкивали темным золотом там, где на них падали отсветы пламени. Губы отливали алым, но кожа была бледной, а под скулами залегли измученные тени. Под ресницами затаилась синева…

Он прошелся кончиками пальцами по ее лицу. Бережно, легко. Следом обхватил тонкую шею. Погладил плечи, помеченные синеватыми жилками — и чуть не застонал, примяв обеими руками груди. Соски ткнулись в ладони так, будто выпрашивали ласку.

Надо держаться, мелькнуло у Харальда. Сначала нужно размазать по ее коже щелок.

Но как давно он с ней не был…

Сванхильд вдруг шевельнулась. И терпенью Харальда пришел конец.

Он резко перегнулся в сторону, подхватил ушат. Щедро плеснул водой на Сванхильд. Затем вскинул ушат над головой и окатил себя тем, что осталось. Снова пригнулся. Ртом накрыл одну из ее грудей, рукой — холмик между ног…

Впился, перекатывая и давя языком сосок. Пальцами отыскал бусину под складками женской плоти. Размашисто ее погладил, затуманено осознавая, что слишком торопится, слишком давит, слишком, слишком, слишком…

Но руки Сванхильд вдруг легли ему на затылок. Одна ладонь прижала голову, другая скользнула по хребту, по левому плечу, пощекотав ему кожу ногтями. И Харальду сразу стало легче. Значит, не все так плохо?

Где-то наверху переливчато зашипел вскинувшийся змей. Колени Сванхильд с дрожью прижались к бокам Харальда. Маленькие пятки ткнулись ему в бедра, сладко дрогнули на них…