— Они исчезли, Гермиона, пропали после вчерашней битвы.
Что?!
— Какой битвы? Ты о чём?
— Ты ничего не знаешь?
— Нет, я ничего не знаю, Джордж Уизли!!! Я очнулась сегодня утром или днём… Я понятия не имею, когда я проснулась в Выручай-комнате! Я не знаю, как попала туда, что делала, что случилось вчера, что со мной, где Гарри и Рон! У меня болит всё тело, я теряла сознание… наверно, не один раз! Я ничегошеньки не помню про вчерашнюю ночь, и никто не хочет объяснить мне ровным счётом ни-че-го! — закончила она свой крик как нельзя лучше — слёзы потекли ручьём, и она невольно вздрогнула, сравнивая эти ощущения со сном. Но… сон ли это был? — Прости…
— Извини. Тс-с… — Гермиона вздрогнула от этого звука, но… Нет, тогда звучало совершенно иначе. Нет, это не он. — Вчера ночью на Хогвартс напала группа Пожирателей Смерти. Они трансгрессировали обратно через пять минут, оставив после себя сотни раненных. Знаешь, это было так странно. Замок был почти погружён в сон, а потом явились они, и этот шум, крики, проклятия летели со всех сторон… Все выбежали в коридор… Не надо было этого делать. Так пострадало больше. А потом они исчезли, и наступила тишина. Такая давящая, звенящая в ушах. Гарри и Рон сражались. Я видел их здоровых после битвы, а потом они исчезли. Их нет во всём замке. Ни их, ни карты мародёров, ни мантии-невидимки.
— Их…
— Я не думаю, что их забрали. Они сами ушли.
— Но без меня…
— Мы не нашли тебя на карте мародёров, Дин Томас вызвался пойти в Выручай-комнату, а сегодня… Его нашли мёртвым.
Шок охватил её. Этого не может быть.
— Этого не может быть… — прошептали её губы.
Комментарий к Глава 4
Извиняюсь за то, что долго не публиковала главу! Разобралась с делами, исправила, и вот, принимайте. :)
========== Глава 5 ==========
Я буду храброй,
Я не позволю забрать то,
Что находится передо мной.
Каждый вздох,
Каждый час вел к этому.
Christina Perri - A thousand years
Целую неделю Гермиона провела в койке под строгим присмотром мадам Помфри. Целую неделю она только и делала, что лежала с целой горой книг, на которые всё же выпросила разрешение. За это время она успела выучить новый курс и полностью повторить старый, но что-то мешало. Что-то, поселившееся внутри, заставляющее нервничать.
Нет, её почти вылечили, осталось лишь несильная головная боль и два известия.
Оказалось, ей стёрли память. Кто-то очень хотел, чтобы она забыла что-то, и постарался с Обливейтом. Но, вообще-то, ей повезло, заклинание стёрло только ту злополучную ночь, не тронув ничего больше.
А второе известие также ужаснуло её, но вскоре волнение ушло вместе с болью. После того, как мадам Помфри и Минерва МакГонагалл рассказали ей об Обливейте, применённом в ту ночь, Гермиона заметила в их глазах что-то ещё. Что-то, что она обязана была знать, но ей не собирались сообщать.
То ли от того, что она приложилась головой, и в ту ночь произошло ужасное, — а в том, что произошло что-то ужасное, она была уверенна на сто процентов, в чём и оказалась права. То ли от того, что в ней проснулась не присущая ей… нет, не напористость и упрямство, это было в ней давно, а желание спорить и узнать необходимое, мадам Помфри сдалась. Попросила не переживать, ничего страшного в том, что с ней произошло нет, точнее, она молодая, сильная, умная, она переживёт, но почему-то от этого стало только страшнее. Сердце уже билось в разы быстрее, причиняя лёгкую боль, и поэтому Гермиона выдала нервное «ну?». Мадам Помфри посмотрела на неё долгим изучающим взглядом, отчего сжались внутренности, но всё же произнесла тихим вкрадчивым голосом:
— Гермиона Грейнджер, у вас серьёзные повреждения. Как снаружи, так и внутри — сильное кровотечение удалось устранить. Но ещё несколько дней вы должны будете провести в постели, пока окончательно всё не заживёт. Не будем гадать, что к этому привело, будем лечить. Ближайшую неделю вы проведёте под моим строгим присмотром, а дальше будет видно.
Судорожно вздохнув, Гермиона кивнула лекарше и закрыла глаза. Всё стало понятно, вопросы рассеялись, раскрыв перед ней всю картину. Раньше Гермиона никогда не получала увечья серьёзнее перелома руки в девять лет, если не считать окаменелость от взгляда Василиска. Раньше тело никогда так не болело, а мысли не метались в голове, бесстыдно игнорируя попытки хозяйки усмирить их. Пролежать в больничном крыле неделю казалось и не таким уж ужасным вариантом, по сравнению с тем, что Гермиона начала подумывать о возможном окончании той ночи и более серьёзных последствиях. Хотя не факт, что с ней не случилось самое худшее из того, что она могла предположить.
Чем больше времени проходило после известия, тем сильнее размывалось её представление о событиях той ночи. Гермиона была уверена в ужасных деяниях над ней, но это отошло на второй план её переживаний. Она нервничала от неизвестности. Где сейчас её мальчишки? Если бы они были рядом… Но их нет, и Гермиона старалась не думать об этом. То, что они исчезли, бросив её тут одну, даже не написав ничего, очень злило и обижало её. Но лучше так, чем думать, что их похитили, или они погибли, ведь так? Гермиона надеялась, что да. Ей совершенно не хотелось думать о причинах исчезновения мальчишек, но чем больше она старалась отвлечься, тем хуже у неё это получалось, и всё чаще мысли возвращались на круги своя.
Гермиона вздрогнула, проснувшись. Эта ночь последняя, завтра днём она сможет вернуться в дортуар старост. Даже встреча с Малфоем её не пугала… Это не вызывало ровным счётом никаких ощущений, будто всё, что происходило раньше, было не с ней. Говорят, что время лечит. Ничего подобного, оно лишь помогает притупить боль. И то на время, до первого всплеска эмоций, и тогда пиши пропало. Никого не спасти от криков, обвинений, буйства и слёз. Кто как реагирует, но Гермиона не хотела проверять, что будет вытворять она, когда Малфой доведёт её. Если доведёт.
Сейчас было ощущение, что все чувства и мысли притупились. Гермиона стала менее эмоциональная. Больше рассудительная, рациональная, как и раньше, но эмоций поубавилось, равно, как и живого огонька в глазах. Увидев своё отражение в стекле окна, она лишь горько вздохнула. Красавицей никогда не была, а теперь и подавно не будет.
Очень смешанные чувства крылись в ней. С одной стороны, она сходила с ума от потери Гарри и Рона, боялась того, что произошло с ней в ту роковую ночь, а с другой стороны, ею завладело вопиющее спокойствие. Она даже радовалась, что к ней применили Обливейт, тем самым облегчив возможные страдания. Но та ночь держала её, заставляла снова и снова прокручивать в голове минувшие события. Перед глазами до сих пор стояло то утро, когда она вышла из злополучной Выручай-комнаты. Больше ни ногой туда! Да ни за что в жизни! Но что-то подсказывало, что она туда ещё вернётся, и не раз.
То, что действительно волновало её, так это сны. Они были до того правдоподобными, что, просыпаясь посреди ночи в холодном поту, она благодарила Мерлина за то, что всё это не происходило на самом деле. Каждую ночь ей снилось одно и то же. Закрывая глаза, она со страхом ожидала сна, а тот не спешил разочаровывать Гермиону. В каждом её сне она находилась голой в Выручай-комнате. Снова холод из открытого окна, непроглядная тьма и шаги. Шаги, от которых она вздрагивала всем существом, сильнее, чем от холода. Ветерок лишь ощущался кожей, а шаги отдавались эхом внутри неё, оседая тяжёлыми камнями внизу живота. Страшно до дрожащих коленей. И холодные руки, касающиеся её в самых разных местах. И самое странное, что эти прикосновения вызывали только страх, никакого отвращения или стеснения не было и подавно.
А чего ей стоило слышать его голос. Это был словно знак, что сейчас в дело пойдёт плеть. Каждый раз, когда он обращался к ней, в голове уже гудел звонкий звук удара плетью. И он ударял. Так, как хотел только он. Иногда это едва ощутимые удары, будто ленивые, а иногда стоило больших усилий не выхаркать свои лёгкие от криков. А потом он прикасался к ней холодными руками, сильными, но нежными. И эти прикосновения — она ненавидела себя за это — приносили успокоение. Часть боли он забирал, оставляя лишь жжение. Но под ударами спина горела, казалось, будто вот-вот он снимет с неё кожу.