Но то все, как я говорил, основная масса, к коей я, естественно, не относил себя и иногда Сашу С. Во что мы могли выплеснуть свое первое вдохновение, учась непонятно чему в техническом вузе? Конечно, в поэзию. Это нас не объединяло, не разъединяло, это вообще, пожалуй, никак не влияло на наши отношения. Просто мы писали стихи. Каждый свои. Я любил потом свои стихи читать девушкам, что, безусловно, давало мне некоторое преимущество в отношениях и позволяло рассчитывать на большее. Хотя, если уж отвлекся, совсем не всегда девушки воспринимали мои стихи и хотели их слушать, а читать мне их хотелось. Тогда я доставал заначку, снимал проститутку и читал стихи ей, поскольку у нее права выбора уже не было. Саша С. любил читать свои стихи куда больше моего. Он мог читать их кому угодно, где угодно и сколько угодно. В основном это был один стих, который, наверное, знали наизусть уже все, даже кто вовсе не знал Сашу С. Впрочем, у него так же, как и у меня, были проблемы со слушателями, не знаю, снимал ли он для этого проституток (я знаю, что снимал, но не знаю, для чего), но в любом случае это был не выход, поскольку удовольствие для нас тогдашних было совсем не из дешевых.
Выход пришел сам собой: мы стали читать стихи друг другу. Как оказалось, стихи было не только интересно читать, но и слушать. Этот момент, безусловно, сблизил нас на какое-то время. Мы встречались, напивались дешевыми спиртными напитками, не имея абсолютно никакого вкуса или предпочтения, а руководствуясь только ценой, после чего от одного звучало сокровенное: «Ну, есть что-то новенькое». И так начинался наш вечер поэзии. Иногда, конечно, этому еще предшествовала небольшая «ломка» со стороны каждого из нас: что, дескать, материал совсем сырой, вот-вот в трамвае на салфетке написал. Обычно это лечилось еще дозой спиртного, после чего уже рифма просто сотрясала стены какой-нибудь дешевой забегаловки, или же насекомые центрального парка замирали в восторге, позабыв о своих подлых намерениях. И я действительно получал удовольствие от таких встреч. Более того, если для студенток младших курсов достаточно было иметь в арсенале парочку сопливых стихов про любовь, что, естественно, не способствовало прогрессу в творчестве, то встретиться с Сашей С., не имея в активе парочку новых мощных произведений, было невозможно. И тогда я брался за перо! (Блин, как звучит! Даже не буду редактировать.) Я переносил встречу под любыми предлогами, если у меня не было новых стихов, и заставлял себя что-то сочинять.
Я просто сочинял, совсем не озадачиваясь последующей сохранностью написанного, и зачастую просто выкидывал рукописи, поскольку это не имело особого значения: Саша С. это уже слышал, повторно читать было моветоном, а, кроме него, моим творчеством никто так и не заинтересовался. Хотя не совсем так. Позднее, когда я, наверное, уже ничего не писал, моими стихами неподдельно заинтересовалась одна девушка, впоследствии ставшая моей женой (а может, она этим меня и подкупила?). Я позволил ей тогда поковыряться в моем ящике, откуда она взяла кучу листочков бумаги с написанными корявым почерком стихами. Конечно, это была небольшая часть от реально написанного и утерянного. Она их так и хранила, и уже через много, много лет из этой кучи бумаги она отобрала небольшую часть по цензурным и этическим соображениям и издала мой сборник стихов на сто сорок страниц.
Это я не хвалюсь вовсе, а всего лишь пытаюсь передать реальный масштаб наших скромных поэтических встреч. Это было мощно и по-настоящему вдохновенно! Я не берусь оценивать свое творчество, потому как абсолютно не компетентен в этом. Да и как в принципе можно оценить поэзию? Это как женщина. Истинная красота рождается индивидуальностью, которую способен заметить и оценить совсем не каждый мужчина, а только особый и столь же индивидуальный. Так и рождаются браки. Точнее, так они реализуются, а рождаются они на небе. Нет, ну есть, конечно, некие стандарты (светлые волосы, голубые глаза, фигура девяносто шестьдесят девяносто), но то, что нравится всем, – это уже попса и проституция. И уж точно такие браки или отношения не могут рождаться на небе, оттого и длятся совсем недолго. Наши с Сашей С. стихи были не попсой, хотя зачастую он и старался тогда что-нибудь написать на широкую публику. А потому и оценок здесь не может быть в принципе. Стихи понравились моей жене, я достаточно ее знаю и уверен, что это не лесть, а значит, я не зря все это делал, для меня ее высшей оценки вполне достаточно.
Пожалуй, это был период наших самых тесных взаимоотношений с Сашей С. Причиной тому не только наши схожие интересы в творчестве, и не стоит думать, что мы, как одержимые, только и делали, что сочиняли стихи и читали их друг другу. Мы были обычными студентами, достаточно спокойно относившимися к учебе на первых курсах, а потому имевшими достаточно много свободного времени и жаждущими свободы, любви и приключений. Свободы было чересчур много, и это многих погубило: в дальнейшем они вместо продолжения учебы внезапно оказались в армии. В любви я всегда был слишком привередливым, а порой и просто брезгливым. Сашу С., как мне тогда казалось, тоже не устраивали классические взаимоотношения, и его оригинальность не позволяла быть достаточно любвеобильным. Что же до приключений, то они были всегда. Ну или почти всегда, пусть и безобидные, без тяжелых травматических последствий («Что же это за приключения?!» – может кто-нибудь возразить мне), но они были.
Это продолжалось не так уж и долго, поскольку после второго курса Саша С. ушел из института и впоследствии поступил в какой-то московский литературный университет. Это все выглядело очень красиво, возвышенно и логично по определению: имея глубокую склонность к литературе, к поэзии в частности, он не мог больше терять времени, заставляя себя изучать технические дисциплины, а непременно должен был бы реализовать себя в своем настоящем призвании, поэтому он вроде как принял решение бросить технический вуз и поступить в престижный столичный литературный университет. Ломоносов, не иначе. Жаль только, в Москву на маршрутке поехал, пошел бы пешком – цены бы ему не было. Но в моих глазах, а я был очень близок к нему в то время, происходило все намного проще. Как и многие студенты младших курсов, задурманенные вкусом внезапно нахлынувшей свободы, Саша С. в один момент просто не справился с учебным планом. У студентов было в порядке вещей двигаться по самой грани учебного процесса, в последний день или даже ночь писать полугодовую курсовую, а также, придя на экзамен и стоя у двери, пытаться хотя бы у кого-нибудь найти лекции и прочитать материал. Это было тоже своего рода приключением, но были и те, кто выпадал за эту грань. Саша С. оказался именно из тех, только, в отличие от всех остальных, он утверждал, что принял самостоятельное решение задолго до этого. Но, так или иначе, выглядело это очень убедительно и мощно, этакий поступок: просто взять и уйти из института.
Процесс поступления в литературный вуз тоже описывался им очень красочно, но, по моим сведениям, вместо сорока человек на место, как утверждал он, конкурса там практически не было, и процесс поступления не сопровождался сложностями.
Так или иначе, наше общение практически перестало иметь место, поскольку жили и учились мы в разных городах, писать письма на бумаге было сущей глупостью, а, поскольку компьютерный бум только еще набирал свои силы, возможности общения через электронные средства коммуникации не было. Была у меня один раз идея: отправить с почтовым голубем свое новое стихотворение на его суд, но потом меня быстро отпустило, и голубя я тоже отпустил. Стихи, кстати говоря, я еще писал какое-то время по инерции, но былого энтузиазма уже не было, а позже я и вовсе счел все это бредом.
Литературный университет Саша С., насколько я знаю, тоже так и не закончил. И предлоги были тоже самыми наиблагороднейшими: вроде как кто-то из преподавателей не смог понять его творчество. Все это звучало очень пафосно, но уже как-то малоубедительно. Между нами образовалась огромная пропасть, разделяющая наши интересы. Я окончил университет уже женатым человеком и отцом своего первого ребенка и сразу же с головой кинулся в работу. Цели были самые благородные – достичь успехов и финансового благосостояния для своей семьи. Я много работал, а значит, и результат со временем не заставил себя ждать. С Сашей С. мы встречались время от времени, но это время нас разделяло. Он продолжал всем читать тот единственный стих, один из первых, который был наиболее удачным и который все давно уже знали наизусть. Я высоко ценю его творческий потенциал, но раскрыть его он так и не смог или не захотел. Поэтому, когда после всех этих благородных выпадов с литературным университетом он так ничего и не написал нового и по-настоящему стоящего, я перестал воспринимать его серьезно. Он продолжал быть оригинальным, но эта оригинальность, так подходившая молодому юноше, на уже повзрослевшем дядьке выглядела глуповато. А может быть, это я, увлекшись проблемами семьи и карьеры и абсолютно отдалившись от творчества, начал так все это воспринимать.
