Девушка в волнении дернула язычок банки с пивом, глядя на лестницу, ведущую на второй этаж. Она уже дважды проверила Брейди и знала, что с ним все в порядке. Но весь этот шум заставлял ее чувствовать себя виноватой.
Наконец, Коннор сказал:
– Короче, Финн, хорош уже!
И резко вывернулся из захвата. Волосы его были спутаны, щеки порозовели от напряжения.
– Наша новенькая подумает, что мы выросли в хлеву.
Финн отпрянул назад, врезавшись в кухонную стойку. Он выпрямился, выглядя при этом смущенным.
– Прости, – бросил он Хендрикс.
– Да ладно, все нормально, – ответила она, но внутри екнуло. Она посмотрела вниз, на руки, которые сжимали пивную банку, как будто это был спасательный круг.
Все были такие милые, так почему она чувствовала себя так, как будто все, что она съела сегодня, теперь бултыхалось в животе в море теплого пива?
Может, потому, что все происходило очень быстро. Это всего лишь ее первый день в новой школе, а она уже окружена людьми, утверждающими, что хотят быть ее друзьями. Как-то слишком просто. В чем-то должен быть подвох.
В горле встал ком. Могли ли они знать о том, что с ней случилось? Ее старые друзья тоже так поступали – были с ней такими милыми, словно она требовала какого-то особо деликатного обращения. Это была одна из причин, по которой ей не терпелось переехать. Кому нужны друзья, которые относятся к тебе так, словно ты нечто легко ломающееся?
Мозг лихорадочно работал, пытаясь понять, как хоть кто-то в Дрерфорде мог все про нее узнать. В Интернете ничего не было, в этом она не сомневалась, но Филадельфия была не так уж и далеко. Может быть, кто-то здесь знал кого-то из ее старой школы, кого-то, кто был на вечеринке…
– Ты как, в поряде? – Рейвен ненадолго оторвалась от своего телефона, нахмурившись. – Выглядишь слегка офигевшей.
Офигевшая. Правильное слово, описывающее то, как она себя чувствовала.
– Наверное, есть немного, – призналась Хендрикс и попыталась скрыть нервозность очередным глотком пива.
– Чувствуется. – Рейвен сунула телефон в карман и прислонилась к стойке. – Я была новенькой в прошлом году. Это полный капец.
Хендрикс приподняла брови.
– Ты здесь всего год?
Рейвен казалась такой спокойной и расслабленной. Хендрикс предположила, что она выросла здесь, как и все остальные.
Но Рейвен покачала головой.
– Моя семья переехала из Бруклина в начале десятого класса. На самом деле маленький городок совсем не для меня, поэтому я вообразила, что ненавижу его целиком и полностью. Но потом Порция убедила меня попробовать себя в чирлидинге. Она сказала, что это окажет чудесное влияние на мой имидж. – Рейвен вздернула брови. – Прикинь, я не шучу. Мой имидж. Она действительно так сказала.
Хендрикс фыркнула. На Рейвен были надеты рваные джинсы поверх черных колготок, детская футболка из летнего лагеря, выглядевшая так, будто ее взяли на какой-то благотворительной раздаче, и массивное колье из бусин. А восьмиугольные очки делали ее темные глаза большими и круглыми.
Все в ней буквально вопило «творческая натура». Она была последним человеком, про которого можно было подумать, что он чирлидер.
– И? – спросила Хендрикс. – Ты попробовала?
– А-га. – Рейвен растянула слово на два слога. – Я сделала это. И знаешь, в чем самый чумовой прикол? Она оказалась совершенно права. Даже если это примитивный, самый простой чирлидинг, да как угодно, это все равно танец. Это творчество. Я… вроде как полюбила это дело. – Застенчивая улыбка скользнула по лицу Рейвен.
– Ты права. Это реально чумовой прикол, – сказала Хендрикс, и Рейвен громко рассмеялась. Она смеялась как маленький ребенок – с открытым ртом, откинув голову назад, не обращая внимания на то, как она выглядит в этот момент, – это заставило Хендрикс улыбнуться в ответ и немного расслабиться.
– Вы снова говорите о чирлидинге? – спросила Порция, подойдя к ним. – Я всего лишь сделала малюсенькое предложение. А если бы не я, ты, вероятно, была бы похожа на эту трусиху Лорен Гроггин. – И, обращаясь к Хендрикс: – Каждый вечер пятницы она на полном серьезе напяливает на себя плащ с капюшоном и выступает в кофейне с художественной декламацией собственных стихов.
Рейвен фыркнула и заметила:
– Эй, некоторые ее стихи очень даже хороши.
– Это не значит, что я хочу слышать их, когда пью там холодный кофе. – Глаза Порции сверкали. – Так как мы собираемся помочь нашей новенькой?
Хендрикс потребовалась секунда, чтобы понять, что они снова говорят о ней.
– С чего ты взяла, что мне нужна помощь?
Порция отмахнулась от нее.
– Помощь нужна всем, – сказала она. Это, как вынуждена была признать Хендрикс, чертовски верно.
– Мы могли бы использовать другого болельщика в команде, – предложила Рейвен, крутя язычок на банке «Нэтти Лайт». – Кэссиди упала на прошлой неделе, и она говорит, что лишь вывихнула лодыжку, но я думаю…
Но Порция уже качала головой.
– Хендрикс не чирлидер.
– Почему нет? – спросила Хендрикс. Она не была уверена на все сто, но прозвучало это как оскорбление.
Порция закатила глаза.
– Тьфу ты, нет, я не собиралась быть стервой. Просто… ты с каким-то прибабахом.
Рейвен снова фыркнула.
– Я имела в виду с хорошим прибабахом, – настаивала Порция. – Как пришелец с планеты, где подростки носят мешковатые свитера, забывают расчесывать волосы, но имеют при этом возмутительно чистую кожу.
– И ты можешь считать это настоящим комплиментом, по крайней мере, процентов на пятьдесят, – отметила Рейвен. – Я думаю, что это ее личный рекорд.
Хендрикс на мгновение потеряла дар речи. Раньше ей не нравилось это выражение, «потерять дар речи», как будто слова могли так просто выпасть из головы и исчезнуть навсегда, но это было точное описание того, что она сейчас чувствовала.
Она знала, что в таких случаях надо что-то такое сказать, и, возможно, было время, когда она смогла бы это что-то придумать в ответ, но сейчас все, что она могла делать, это открывать и закрывать рот, как рыба.
– Наверное, это даже не прибабахи. Ты просто другая. Как бы это сказать, я вообще не могу понять, в чем твоя фишка, хотя обычно у меня это хорошо получается, – сказала Порция.
– Моя фишка? – спросила Хендрикс.
– Кем ты была в твоей последней школе? Мне нужен типаж.
Хендрикс нахмурила брови.
– Не думаю, что я была типичной.
– Все мы в той или иной мере типичны. Вроде того, что Рейвен – «творческая натура», а я – «Пчелиная королева» и «дрянная девчонка» [8]. За исключением того, что я не думаю, что я на самом деле дрянная…
– Ты очень прямолинейная, – задумчиво произнесла Рейвен. – Бестактная временами.
Порция взмахнула рукой, словно тактичность была глупостью, ненужной вещью, на которую ей было плевать.
– Так что же ты за типаж? Популярная спортсменка? Или, может быть, одна из этих заучек-отличниц?
Хендрикс не ответила, Порция вскинула брови.
– Ну, давай, мне нужно что-нибудь, за что можно зацепиться. Застенчивая и вся в себе? Капризная плохая девчонка?
Хендрикс дернула кутикулу. Она никогда не состояла ни в каких школьных группировках, никогда не думала о себе как о представительнице какого-либо типажа. Она начала встречаться с Грейсоном в девятом классе [9], а затем его друзья стали ее друзьями, и та девушка, какой она была в самом начале средней школы, – девушка, которая не боялась ни с кем говорить, пробовать что-нибудь новое – вроде как… выгорела.
Раньше это не казалось ей странным. Но теперь она подумала об этом и почувствовала непонятный стук в груди. Кем она была? Просто чьей-то подругой. А теперь уже даже не подругой.
– Разумеется, ты нравишься Коннору, что здорово поможет, – продолжила Порция, понизив голос. Она посмотрела через кухню, где он и двое других парней увлеченно обсуждали какой-то командный спорт, и сказала: