Вроде пошли в магазин купить по стаканчику мороженого, и вдруг, когда они стояли у кассы, к ним подошёл охранник. Ему показалось, что подростки что-то украли, ибо Иккинг подозрительно прятался за Астрид, и у него странно выпирало живот из-за худи. Мужчина был несколько слеповат и смешон внешне, поэтому когда всё утряслось и парочку отпустили, они пошли на отдалённый холмик и начали просто громко смеяться, причём почти не прекращая шутить, подливая маслица в огонь.

— А ты случаем не беременный? А то живот что-то подозрительно выпячиваешь, словно на третьем месяце, — еле выговаривает Иккинг, задыхаясь от смеха; из глаз давно текут слёзы, воздуха в лёгких почти нет. Астрид сидит рядышком и тоже потихоньку помирает, — А почему у вас шоколадное мороженое, а не клубничное? Младенцу в животике витамины нужны, ягодки больше кушайте!

Так продолжалось до тех пор, пока не иссяк запас в генераторе шуток Иккинга. Начало темнеть, и Астрид просто легла на мягкую травку, пыталась придти в себя после очень долгого смеха. Иккинг разглядывает её нежно-голубую футболочку, белую юбочку до колен, нежно-розовые балеточки… Зрение потихоньку мутнеет из-за уменьшения количества света на улице, но пристальный и наблюдательный взгляд зелёных глаз Астрид замечает без сомнений.

— О чём задумался? Об очередной шутке? — ухмыляется Астрид, поворачиваясь на правый бок; подкладывает ладошку под голову и смотрит на Иккинга.

— Да так, о разном… Думаю, куда бы завтра пойти. Найти приключений на пятую точку, — улыбается Иккинг своей фирменной кривой лыбой, когда встречается взглядом с подружкой.

— А мне с тобой можно? Ну, искать приключения?

— Конечно! Можем сразу вдвоём искать… Хотя, одно уже само нас нашло, — гогочет коротко Иккинг, — Эта фигня вряд ли теперь отпустит меня…

— Да, это точно… Наша локальная шутейка, — улыбается Хофферсон, — А помнишь, когда мы по заброшке лазили?

— Помню… Этого я никогда не забуду, миледи! Из-за тебя, между прочим, я получил люлей от отца!

— Ну, ты сам виноват, что пошёл за мной, — парирует девушка, всё не прекращая улыбаться; Иккинг ложится к ней рядом на спину, глядит на потемневшее фиолетовое небо.

Иккинг обожает это время, когда солнце заходит за горизонт, но не совсем; когда начинает потихоньку темнеть, и небо из голубого становится каким-то таинственно-сиреневым, потом сапфировым и в итоге чёрным, как смоль. Когда лица не видно — ни своего, ни чужих — в этом есть какая-то изюминка, когда ты не видишь эмоций другого человека, и слышишь только голос, что заметно меняется с наступлением потёмок.

Ночь — это другая сторона реальности, что-то непостижимое… В это время всё самое тайное чуть приоткрывается, и можно познать некую истину, которую либо забудешь к утру, либо не забудешь никогда.

В этот вечер, а потом и ночь, Иккинг осознал одну важную вещь, которую прятал столько времени в своей душе, и наконец признал её…

Он лежит рядом с Астрид, глядит в её голубые глаза. На душе так легко и хорошо, что и словами описать невозможно.

— Иккинг…

— М?

— Можно тебя обнять?

— Конечно. Ты ещё и спрашиваешь?

Они чуть ближе двигаются друг к другу, приобнимаются… Так и лежат, помалкивают. Астрид смотрит на него как-то томно, может быть даже влюблённо, а он смотрит на неё слегка прикрытыми глазами. Да, это было сродни какому-то сладкому сновидению, уж больно всё было как-то сказочно и просто. Но Иккингу этого не хватало столько времени, как и Астрид, посему они наслаждаются обществом друг друга в тишине, лёжа на мягкой травке, под большим раскидистым деревом, на холмике с видом на город… Идиллия одним словом.

И в этот момент Иккинг понял, что любит. Да, вот так просто. До этого он видел в Астрид хорошую подругу, возможно сестру, но только сейчас до него наконец дошло, что всё не так просто. Сердце странно реагирует, когда он видит её, переживает, когда собирается к ней в гости, нервничает, когда у неё что-то случается неприятное или вовсе ужасное…

Губы тут же наровятся выдать только что сделанный разумом вывод, но Иккинг тут же их поджимает. Нет, рано. Да и она может не понять.

— Блин, надо бы собираться. Отец будет названивать, — говорит Астрид, поворачиваясь на спину. Иккинга словно током ударило в этот момент; встаёт первый, помогает подруге встать, подаёт ладонь.

— Я тебя провожу, — говорит Иккинг.

— А твой отец не будет ругаться?

— У меня комендантский час в одиннадцать, так что успею дойти, не переживай, — улыбается парень; в его ладони всё ещё лежит ладошка Астрид.

— Ну, тогда хорошо. Пойдём.

Проходит минут двадцать, и парочка идёт вдоль линии домов, после которых идёт многоэтажка, в которой живёт Астрид. Девушка молча взбирается на небольшой бордюрчик, и идёт по нему. Иккинг, тоже молча, протягивает ей свою ладонь, дабы поддержать её, чтобы не упала; идут чуть медленнее, наслаждаются странным затягиванием времени. Хэддок мило улыбается, поглядывает на счастливое лицо Астрид. Волосы её отливают золотом из-за света фонаря.

Прошло от силы минуты три, но казалось, что это было очень долго (но в хорошем смысле). Вот уже и конец бордюра, и Астрид плавно спрыгивает на асфальт, приземляется рядом с Иккингом. Доходят до входа во двор.

— До завтра, Иккинг. Пиши и звони когда хочешь, я отвечу, — говорит она, касаясь своими ладошками плеч Иккинга, далее обнимая парнишку.

— Хорошо… До встречи, Астрид, — улыбается Иккинг, обнимая девушку в ответ. Она пару раз трёт его спину своими ладошками, тихонько хихикает, потому что худи на ощупь было прикольным. Сам парень молчит, но улыбается чуть шире; ещё сильнее хочет сказать те три слова, но прикусывает кончик языка.

Идёт домой молча, опустив низко голову; но несмотря на это, улыбается, думает о будущем, таком далёком и светлом… С ней в нём.

Иккинг смеётся на весь дом, вспоминая этот день. Пространство поглощает звуки, словно вакуум. На лице широкая улыбка.

Три минуты, и смех затихает совсем, растворяется в воздухе. Иккинг опять грустный, плетётся на кухню — пить таблетки.

Хочет вернуться туда, в прошлое, полное беззаботности и радости. Полное приключений и вечерних прогулок…

Иккинг ещё раз глубоко вздыхает, потирает пальцами краснеющие глаза. Нет, депрессия не отпускает его, как бы он не пытался справиться с собой.

У депрессии нет лица (прямо как у людей в ночной тени). Иккинг поддаётся порыву, и опять начинает лить бесконечные слёзы. Он устал от них, но так надо.

Нужна разрядка. Нужно низвергнуть эту чёртову хандру. Если он не поплачет, эта боль не уйдёт, она будет душить его до тех пор, пока тело не начнёт ломить, а сердце опять не откажется работать нормально.

Звенит телефон. Иккинг несколько медлит, прежде чем брать трубку, ибо знает, кто ему звонит с утра пораньше. Хочет успокоиться, прежде чем ей ответить. Он всё равно подходит ближе к телефону, берёт его в руку…

— Алло? Привет, Иккинг.

Широко улыбается; чувствует соль на губах и влагу на лице. Пару раз шмыгает, прежде чем сказать тихо и еле внятно (и нежно):

«Привет, Астрид…»

========== The Broken Body ==========

Комментарий к The Broken Body