Иккинг широко распахивает глаза, опускает руки вдоль тела. Смотрит куда-то в окно, разглядывает в нём её тень, что тут же скрывается из виду. Но нет, там и не было ничего, парень бредит на ровном месте. И он знает это.
Её нет. Она не подошла к его окну. Она не помахала ему сейчас рукой, не окликнула его. Невидимка, что просто дразнит помутнённый ночной пеленой разум Иккинга…
Тянется к ушедшему видению рукой, подаётся чуть вперёд; в ушах тихонько звенит колокольчиками её смех.
Неосознанно всё же выговаривает забытое имя, что всё это время он прекрасно помнит, но просто обманывает самого себя:
«Хедер».
***
… От удушия круги под глазами наружу, равнодушия… Я полон, немного простужен…
Перед глазами мелькают обрывки сладкого прошлого, такого далёкого теперь. Вот Хедер лежит перед ним на кровати и манит ладошкой… Хедер, Хедер, Хедер!
Иккинг повторяет это имя уже много раз. Счёт пошёл на сотню, когда появился первый луч солнца в окне. Резко захотелось спать, и Иккинг наконец усмиряет свой разум, отключается почти сразу.
Видит Хедер перед собой, она что-то говорит ему: ничего не понятно, но говорит она быстро и со смешками; широко улыбается, тянет его за собой куда-то в яркий и ослепляющий свет. Она в его любимом чёрном платьице, слабо накрашена, но так же красива…
А потом появляется чёрная рука. Она крупная, страшная. Вылезает из-под земли рядом с Хедер. Свет тут же меркнет, и становится ясно: они где-то в прострации, в четырёх белых стенах, теперь уже потемневших. Девушка пугается, отпрыгивает в сторону, но рука тянется к ней, пытается ухватить за подол платья. Иккинг пытается что-то выкрикнуть, но он нем, как чёртова рыба, тщетно тянется к Хедер, хочет укрыть её от зловещей напасти.
Появляется ещё одна рука, с другой стороны; обхватывает талию Хедер и тянет на себя. Хедер в ужасе смотрит в сторону Иккинга, что-то кричит парню в лицо, но она тут же испаряется в воздухе, словно фантом. Возникает какая-то странная чёрная фигура, чем-то отдалённо напоминающая самого Иккинга. Хэддок чувствует, как тело холодеет и у него начинается удушье.
Он просыпается в холодном поту, сердце бешено колотится где-то в глотке, а дышать стало крайне тяжело; стучит кулаком по груди, начиная сразу же громко кашлять. Вроде ритм сердца восстановился, дышать стало чуточку легче.
Из-за приёма антибиотиков у Иккинга несколько нарушился сердечный ритм. Частенько случается так, что сердце бьётся где-то в горле, не даёт нормально дышать. Хэддок уже привык, что себя надо «заводить»: постучать пару раз кулаком по груди, и всё становится просто прекрасно. И сейчас, как говорится, он «завёл свой мотор». Но тут же он цитировал строчку из какого-то трека, что частенько раньше слушал:
«Я бью себя в грудь кулаком по утрам, чтобы завести мотор, но там только дыра…»
Иккинг встаёт с кровати медленно, не спеша. Но тут же звенит телефон, и он заметно ускоряется. Он и не подозревал, что ему позвонила сама Хедер.
— Иккинг? Это ты?
А её голос изменился. Стал чуть ниже и тише. Или же она так боится его, что нарочно так говорит.
— Я, — отвечает хмуро Иккинг, — Что тебе нужно, Хедер?
— Хотелось услышать тебя. Как ты?
— Пойдёт. Живу дальше, без тебя, — говорит Иккинг так, словно читая какую-то мантру, — Лечусь, учусь, завтра пойду на йогу. Да, мне тяжело, но я справляюсь. Ты как?
— Не очень… С Нилом серьёзно поругалась.
— Дай угадаю, потом ты опять уйдёшь к другому?
— Нет. Больше у меня нет никого.
— Ты мне также говорила.
— Иккинг-
— Хедер, почему я, чёрт возьми, должен тебя простить? Ты предала меня!
— Я понимаю, что поступила плохо! Я была не в себе! Слишком быстро приняла решение!
— Я тоже быстро принял решение! — передразнивает девушку Иккинг, — правда мне пришлось пробежать семь километров без остановки, прежде чем его осуществить!
— Иккинг… — голос Хедер стал плаксивым, — Пожалуйста…
— Два часа бежал! Да и по херу, что потом ног не чувствовал хер знает сколько времени, и дышать нормально не мог! А знаешь, сколько я балок насчитал под мостом, когда думал, почему ты так поступила?!
— Умоляю…
— Тысяча двести сорок шесть! Не досчитал парочку — отключился! Вот до чего ты меня довела! Я крышей чуть не поехал! — восклицает Иккинг, вспоминая эти чёртовы металлические балки, расплывавшиеся в его слезливых глазах. Он видел в них свою крышку гроба, свинцовое и бетонное небо.
— Прошу, прекрати! Мне тоже больно вспоминать об этом! — просит Хедер, глотая слёзы.
— Ты не поехала искать меня! Тебе плевать было, ты пьяная валялась на этом своём Ниле!..
Замолк на минуту. Хедер напряглась, но говорить не смеет: слёзы душат её голос.
— Хедер… — выделяет её имя Иккинг, чувствуя на языке какую-то горечь, — Пока я лежал в больнице, я всё время думал о тебе. И знаешь, тогда я ещё любил тебя, хотел вернуть… Но теперь этого нет. Я больше к тебе ничего не чувствую.
Опять тишина. Хедер хочет что-то сказать, но Икк её перебивает:
— Забудь меня. Давай забудем всё, что было между нами. Сожги мои подарки где-нибудь в карьере, не знаю, перестань терроризировать своих друзей по поводу меня, умоляю, я им никаким боком не сдался, как и они мне. Хедер, прекращай это всё.
— Хорошо, — соглашается она, — Я поняла тебя… Как у вас дела с Астрид?
— Отлично. Знаешь, она ведь мне нравилась. А ты меня ослепила.
— В… смысле… — тихонько выговаривает девушка, несколько недоумевая.
— Ты встала передо мной, и в итоге видишь как вышло? Смешно, правда? — Иккинг начинает горько усмехаться и злорадствовать, — Я такой наивный, повёлся! «О, боже мой, она так прекрасна! Как кошечка — так грациозна и мила! Прости, Астрид, но я больше не люблю тебя, Хедер запала мне в сердце!» — пародирует он сам себя, следом понижая голос, — Так глупо… Придурок.
— Я не знала…
— Нет, ты знала. Но молчала.
— Иккинг-
— Ты не переубедишь меня. Ты предала не только меня, Хедер, но и Астрид. Как ты вообще посмела?
— Да, я виновата! Да, вини меня во всех смертных грехах, Иккинг, давай! — восклицает вызывающе Хедер.
— Всё понятно, началась та же песня… — вздыхает Иккинг, закатывая глаза. Он уже знает, к чему всё идёт, — Хотя, нет. Тут мы и закончим. Я теперь не поведусь на твои провокации.
— Стой, я не договорила!
— Я всё сказал. Разговор исчерпан, Хедер. Не звони мне больше вообще, слышишь меня? Не нервируй себя и меня… Я тебя прощаю. Правда. Пока.
Иккинг отключается, шумно вздыхает. Тут же отправляет номер девушки в чёрный список, кидает сам телефон куда-то на стол. Наконец-то долгожданная тишина.
— Ха, а я ведь терпел это дерьмо, — ухмыляется Иккинг, немного вскидывая правой бровью, — Зато теперь заживу… Астрид же неконфликтная персона.
В памяти его всплывает тот день…
***
… Летали с тобой, летали вслепую, этот танец — любовь, я с тобой танцую…
Иккинг и Астрид тогда просто пошли гулять. На часах пять вечера, на улице лютая жара, солнце ещё не спешит садится — лето всё-таки. В голове Хофферсон просто возникла спонтанная идея.
— Иккинг, ты занят?
— Нет.
— Пошли гулять.
— Погнали, миледи.
Хэддоку всё равно делать нечего, а потусоваться с подругой — милое дело. Он ещё не знал, чем всё обернётся.