Когда Вадим спустился на улицу и подошел к простенькому седану, застывшему на тротуаре в почтительном ожидании, в хостеле прогремел взрыв.

- Всего доброго, - вздохнул Вадим и сел в машину.

Продавец монет действительно оказался интересным типом - пришел в себя раньше, чем ожидал Знаменский, и даже бровью не повел, когда обнаружил, что сидит в центре огромного пустого зала, запястья сцеплены наручниками, а бойцы группы захвата держат его на прицеле. Пройдя к заботливо поставленному для него стулу и столику с кофейником и чашками, Знаменский сел и некоторое время рассматривал пленника.

Вадим стоял чуть поодаль. Почему-то ему было неприятно, словно он смотрел на огромное насекомое. Вадим испытывал к ним искреннюю брезгливость и неприязнь, и сейчас ему казалось, что под светлой кожей продавца монет скрывается хитиновый панцирь, а в целом довольно интересная внешность - приемщик ломбарда был прав, бабы на таких западают - таит под собой фасеточные глаза, нервно дрожащие многосуставчатые лапки и истекающие слизью жвалы. Человек в наручниках был чужеродным, как и его монеты.

- Значит, Евгений Андреевич Лефевр, - отчетливо, с расстановкой произнес Знаменский. Если он и опасался мужчины на стуле, опутанного добрым десятком сдерживающих заклинаний, то не подавал виду. - Как вас зовут на самом деле?

Губы Лефевра дрогнули в улыбке. Глаза остались равнодушными и холодными.

- Огюст-Эжен, - представился он. - Фамилия та же. А вы кто?

Знаменский подал знак Вадиму, и тот осторожно налил в чашку кофе. Лефевр посмотрел на него по-прежнему безучастно и отвел взгляд.

- Называйте меня Всеволод Ильич, - сказал Знаменский. Отпив кофе, он поинтересовался: - Откуда вы?

Лефевр устало прикрыл глаза и ответил:

- Издалека. Вы даже не представляете, из какого далека.

Похоже, кофе пришелся шефу не по вкусу: он поморщился, отставил чашку и осведомился:

- И что вам нужно?

Вадим почему-то поймал себя на мысли о том, что боится. Просто-напросто трясется от страха. Он не испытывал ничего подобного, когда выслеживал и захватывал этого Лефевра, но сейчас его охватила стылая жуть, словно смерть вдруг подошла, заглянула в глаза и взяла под руку.

- Я должен вернуться, - с прежним равнодушием признался Лефевр. Вадим вдруг подумал, что это пугающее нечто в человеческом облике совершенно не волнует его судьба. Ему все равно, что с ним сделает Знаменский сотоварищи. - Я должен вернуться домой, только и всего.

Лицо Знаменского озарило какой-то неожиданной мыслью - он снова взял чашку и посмотрел на Лефевра так, словно оценил его до конца и понял все мотивы.

- Садитесь на поезд, - улыбнулся он. - Садитесь и проваливайте к черту.

Лефевр зыркнул на него так, что Вадим приложил определенные усилия, чтобы не задать стрекача.

- В другие миры поезда не ходят, - проговорил он и закрыл глаза, словно хотел хоть как-то отстраниться от Знаменского, холодного зала и автоматчиков. Знаменский понимающе покачал головой.

- У вас там женщина?

Пленник и бровью не повел. Знаменский довольно кивнул.

- Значит, женщина. Почему вы не видите моей магии, Огюст-Эжен?

А вот теперь Лефевр встрепенулся. Дернулся всем телом, словно собака, взявшая след. Вадим среагировал моментально, выбросив вперед правую руку в жесте Хеот - заклинании, парализующем любое живое существо. Впрочем, Лефевр не обратил на него никакого внимания. Даже бровью не повел, хотя Вадим прекрасно видел, как тонкая сеть сорвалась с его пальцев и опустилась на пленника. Она и сейчас лежала на его плечах, словно серебристая шаль, но Лефевр упрямо не замечал ее.

- Вы владеете магией? - глухо спросил он, и Вадим, к своему искреннему удовольствию, услышал в его голосе самое настоящее замешательство. Знаменский удовлетворенно кивнул.

- Как и вы. Вы очень сильный маг. Ходячая атомная бомба.

Лицо Лефевра дрогнуло, и на какое-то мгновение он стал растерянным и несчастным - потом он все-таки взял себя в руки и произнес:

- Я не вижу в вас магии. В моей соседке она есть… а в вас я ее не вижу.

Знаменский сыто улыбнулся. Вадим понял, что внутренне шеф празднует победу. Лефевр был сломлен и уничтожен, хотя старался не показывать этого. Вадим ощутил легкое прикосновение радости и одновременно облегчение, какое бывает, когда раздавишь таракана.

- Конечно, вы не видите, - каким-то отеческим, успокаивающим тоном проговорил Знаменский. - Вы чужеродный элемент, Огюст-Эжен. Вы рыба, которая на своей глубине не знает о том, что есть воздух и птицы. Вадим, сними наручники с нашего гостя.

Пришлось подчиниться. Лефевр потер запястье, на котором остался едва заметный красный след от заговоренного металла и, когда Вадим сделал шаг назад, повторил:

- Мне нужно вернуться домой. Вы умеете открывать ворота между мирами?

Он выглядел несчастным и полностью сломленным. Кажется, Вадим понимал, в чем причина - понимал и испытывал внутреннее торжество. Ему нравилось смотреть, как могучий соперник терпит поражение, пусть и не от его руки.

- Дорогой друг, - Знаменский поднялся и одарил Лефевра неприятной хищной улыбкой. - Это зависит от того, насколько вы будете сговорчивы.

- Значит, вы готовы на все? И это не фигура речи?

Компания, сидевшая за столиком небольшого, но очень уютного ресторанчика с заоблачными ценами в меню, выглядела практически по-родственному. Знаменский, допустим, сошел бы за благородного отца семейства. Лефевр был бы дядей, а Хельга, с ее видавшей виды футболкой, феньками и браслетами - кем-то вроде блудной дочери. Место Вадима в семейной иерархии пока оставалось неясным. Ладно, пусть тоже будет дядей. Приличное семейство, приличное место… Хельгу тяготили только полупрозрачные магические оковы на ногах и руках, надетые Знаменским. Никто из окружающих - администратор, официанты, люди за соседними столиками - не видел их, но они, давая возможность для определенного маневра, оттягивали запястья и щиколотки и не позволяли даже помыслить о побеге и сопротивлении.

Хельга и не думала. Угрюмо разламывала вилкой душистые розовые ломтики лососины и возила ими по ароматной лужице соуса.

- Да, на все, - с непроницаемым спокойствием откликнулся Лефевр. Свет маленькой лампы отбрасывал медовые отблески на его скуластое лицо, превращая Лефевра в усталого хищника, который готов к броску, несмотря на усталость.

- Даже, например, зарезать нашу дорогую Хельгу? - осведомился Знаменский, с трудом сдерживая улыбку.

Небольшой нож, которым Лефевр разделывал стейк, вдруг мелькнул в его пальцах настолько быстро и затейливо, что Хельга сжалась в комочек, почти ощутив боль. Охватившее ее отчаяние было всепроникающим и жестоким.

- Сейчас? - спросил Лефевр. Знаменский откинулся на спинку стула и, должно быть, сам не заметил, что его пальцы нервно забарабанили по скатерти. Вадим подобрался, почуяв неладное.

- Что?

- Зарезать ее, - равнодушно сказал Лефевр. - Сейчас?

Знаменский прикрыл глаза.

- Бог с вами, голубчик, положите нож. Я пошутил.

«Ничего себе шуточки», - подумала Хельга. Жуть, наполнявшая ее, никуда не уходила. Она казалась самой себе крошечной птичкой, которую кот придавил лапой - и пока не убивает, играет, но эта игра, лишенная всякой надежды на спасение, намного страшнее смерти.

Лефевр опустил нож на салфетку. Ужас начал медленно отступать.

- А если ваша женщина уже с другим? - подал голос Вадим. - Три года прошло.

Тени на лице Лефевра сгустились в маску скорби. Должно быть, он не сомневался в подобном исходе - и в то же время старательно гнал от себя такие мысли. Хельга подумала, что, наверно, смогла бы ждать его и три года и больше, если бы он не взялся за нож.

- Тогда я удостоверюсь, что у нее все хорошо, и уйду из ее жизни, - откликнулся Лефевр. - В конце концов, там мой дом. Найду, чем заняться.