- Хотите чаю? - спросила Хельга. - У меня есть классный сбор из трав. Я сама собирала на Ольхоне.
Лефевр подумал, что чаек может оказаться чересчур забористым.
- Хочу, - сказал он. - Пойдемте на кухню.
***
Кухня была пуста и тиха. Здесь горела всего одна маленькая лампа возле окна, и Лефевр не стал включать верхний свет. Пусть останется так, с легким налетом романтической мистики. Набрав воды из-под крана, Хельга поставила чайник и положила на стол небольшую жестяную коробку. Лефевр осторожно откинул крышку и втянул носом легкий терпкий аромат сухих трав.
- В самом деле бодрит, - заметил он. - Откуда вы в Москву?
Ему казалось, что на самом деле эта девица далеко не робкого десятка - однако сейчас Хельга выглядела смущенной и слегка взволнованной, словно девушка, которая в первый раз выходит в свет. Она присела на табурет и, бросив на Лефевра застенчивый взгляд, ответила:
- Из Турьевска. А вы?
Лефевр усмехнулся. Подумал, не сказать ли правду.
- Из Питера, - ответил он, в конце концов. Хельга уважительно кивнула.
- Круто. Я там была два раза, - чайник щелкнул, выключаясь, и Хельга, насыпав в чашки по щепотке своего сбора и налив кипятка, поинтересовалась: - А почему вы в хостеле остановились?
Лефевр вопросительно посмотрел на нее, и Хельга объяснила:
- Ну, вы очень солидно выглядите. Такие люди по общагам не живут.
Лефевр пожал плечами. Сухие травинки набухали в кипятке, медленно плыли в воде, окрашивая ее в бледно-зеленый цвет воспоминаний о далеком лете, солнце и чудесах. Запах становился все сильнее, толкался в ноздри. Аура Хельги была похожа на кусок дыни, который облепили темно-синие бабочки.
Впервые за очень долгое время Лефевр почувствовал облегчение. Надежда, которую он старательно пестовал и выхаживал все эти годы, словно больного ребенка, наконец-то встрепенулась и расправила крылышки.
- Я довольствуюсь малым, - улыбнулся он. - У нас вполне уютный номер, не правда ли?
Хельга поежилась. Должно быть, представила, как шла бы по улице ноябрьской ночью в напрасных поисках нового жилища.
- Правда. Спасибо вам еще раз, - промолвила она и опустила взгляд к чашке. Лефевр подумал, что девушка отчаянно стесняется его - и в то же время всеми силами старается не выдать своего стеснения.
Интересно, что все-таки потребуется для того, чтобы врата между мирами открылись? Лефевр прищурился, мысленно задавая себе вопрос - на что он готов пойти ради возвращения домой? Если, допустим, понадобится перерезать глотку этой девушке, чтобы магия, собранная ею на обочинах бесчисленных дорог, выплеснулась на землю вместе с кровью?
- Не за что, - произнес Лефевр и похвалил: - Хороший чай. Интересный.
На бледных щеках Хельги вспыхнули розовые пятна румянца. Лефевр подумал, что, пожалуй, перерезал бы - а потом смотрел, как льется кровь, как тело дрожит в агонии, как пальцы с коротко подстриженными ногтями и бесчисленным количеством дешевых колечек скребутся по земле… Если бы это помогло ему снова увидеть Алиту, то видит Господь, он пошел бы до конца.
Смог бы он потом смотреть в глаза Алите - уже другой вопрос. И Лефевр не хотел его задавать.
- Чем займетесь в Москве? - спросила Хельга. Лефевр отпил из своей чашки - напиток царапнул рот непередаваемой горечью, но в то же время взбодрил.
- Погуляю, - неопределенно ответил он. - Музеи, дворцы… Вообще я ищу магию. Может быть, найду.
Хельга посмотрела на него с таким ошарашенным видом, словно он при всем честном народе снял штаны на Красной площади.
- Магию? - переспросила она. - Вот никогда бы не подумала, что вы верите в магию.
- Почему же? - поинтересовался Лефевр. Делать второй глоток он не торопился.
- Ну просто вы… - Хельга развела руками. - Такие, как вы, не верят в магию. Такие, как вы, верят в деньги и власть, - выпалив это, она вдруг окончательно стушевалась и добавила: - Наверно.
Лефевр усмехнулся и протянул ей руку ладонью вверх.
- Смотрите, - сказал он и, сосредоточившись, мысленно оживил личное заклинание. Над раскрытой ладонью вспыхнул огненный иероглиф, словно маленький дракон раскинул острые кожистые крылышки. Запахло паленым - золотисто-оранжевый пульсирующий сгусток заклинания обжег кожу.
- Господи..! - прошептала Хельга. Ее карие глаза раскрылись так широко, что в целом непривлекательная девушка на мгновение стала признанной красавицей и добавила: - Твою же мать…
- Так-то, - многозначительно произнес Лефевр и сжал руку в кулак. Заклинание погасло. Некоторое время Хельга сидела неподвижно, глядя туда, где совсем недавно пламенел иероглиф, а потом подняла глаза на Лефевра и спросила:
- А как это?
- Магия существует, - улыбнулся Лефевр и все-таки отпил чая еще раз.
***
Десять тяжелых золотых монет лежали в прозрачном стеклянном контейнере в самом центре массивного стола. Каждую монету украшало маленькое отверстие чуть выше гордого профиля неизвестного венценосца. На другой стороне красовалась пучеглазая сова, раскинувшая крылья.
Вадим подумал, что до сих пор так и не знает, где у этих монет аверс, а где реверс. Но ему было известно точно, что ни в одной стране мира за всю историю планеты таких монет не было.
Две их сестры лежали чуть поодаль, на аккуратно расстеленном носовом платке с вензелем.
- Итак? - подал голос хозяин кабинета. Он стоял у окна, спиной к Вадиму. Курил. Вадим был очень признателен, что Всеволод Ильич Знаменский сейчас не смотрит в его сторону.
- Извлекли их в одном ломбарде на окраине Москвы, - начал Вадим. - Отвратительное место. Скупка краденого, одним словом. Монеты сдал какой-то очень цивильный мужик, причем не торговался, цену не набивал. Просто по весу. Пятьдесят тысяч рублей за обе. Сегодня утром. Паспорт он предъявил, приемщик все данные вбил в базу, но когда я начал проверять, то ничего не обнаружил. Файл полностью удален.
- Запись с видеокамеры сняли?
- Там нет видеокамер, - сказал Вадим. Во рту и глотке пересохло так, словно он несколько дней провел в пустыне без капли воды. Знаменский всегда так влиял на подчиненных.
- Словесный портрет?
Вадим развел руками.
- Приемщик говорит, что очень возможный тип. Хорошо прикинутый, морда стремная, но холеная. Такие бабам нравятся, - Знаменский обернулся, и Вадим поспешил добавить: - Конец цитаты. Я, конечно, попробовал поработать с его памятью, но там все очень основательно поправлено.
Знаменский вопросительно изогнул левую бровь, и Вадим, зная характер шефа, понял, что тот крайне удивлен. Настолько, что даже переспросил:
- Как это понимать - «поправлено»?
- Просто размытый силуэт. Без деталей. Да, человек приходил, но внешность в памяти не отложилась. От слова «совсем».
Знаменский прошел к столу, опустился в кресло и устало придвинул к себе платок с монетами. Вадим терпеливо ждал, глядя на узел галстука шефа. Наконец Знаменский со вздохом произнес:
- Очень плохо, Вадим, это все очень плохо.
Интонации были какими-то старческими и сварливыми. Но для Вадима это был знак того, что официальная часть доклада закончена, и теперь можно сесть и вздохнуть с облегчением.
Он так и сделал.
- Мне эти монеты сразу не понравились, - признался Знаменский. Вадим не мог с ним не согласиться: от тяжелых золотых кружков так и веяло чем-то страшным, диким. Он и сам не понимал, почему монеты вызывают у него такое брезгливое отторжение, почти тошноту. Хотя вроде бы ничего особенного - деньги как деньги. Мужской профиль самый заурядный, прямо скажем. И сова обычная, как в зоопарке. Вадим никогда не считал себя тонкой натурой, но эти монеты внушали ему какой-то неприятный душевный трепет.
- Мне тоже, Всеволод Ильич, - честно сказал он. - По идее, ничего особенного. Ну мало ли? Сувенирка для какого-нибудь богача-оригинала.
Знаменский усмехнулся. Он, самый уважаемый и сильный маг в этой части света, не слыхал о таких богачах, которые заказывают для себя такие монетки. А уж о верхушке общества он знал все.