- Я серьезно, - оповестил бархатистый голос, отрывая Матвея от щемящих сердце воспоминаний.

- Как и я, - вздернул вверх подбородок Шестерняков, не идя на уступки.

- И из-за этой серьезности ты не отвечал на мои звонки? – густая бровь подпрыгнула вверх в ироничном выражении.

Матвей чертыхнулся, похлопал себя по халату, затем по карманам брюк. Ничего не обнаружив, Шестерняков едва удержался, чтобы не влепить себе затрещину. Так вот, почему лаборант прибежал его искать! Матвей по своей рассеянности забыл телефон. Но он прекрасно знал, почему, собственно, вообще оставил где-то средство связи. Потому что споры с начальником до хрипоты прошлым днем взбесили его, выведя из равновесия. Идиотизм полный!

- Видимо, в ассистентской оставил, - махнул рукой огорчённый собственной беспечностью Матвей.

- Совсем идиот? – снова взгляд а-ля «ты что, ребенок?»

- Иди на хер, Яковлев, - закатил глаза Матвей, который начал раздражаться от повелительного тона своего начальника.

Да-да, именно Яковлев Михаил Александрович встал во главе кафедры судебной медицины и правоведения при университете в Москве. По совместительству Яковлев занимал должность крупного специалиста в бюро криминалистики, до куда Матвею еще предстояло расти и расти. С его-то двухгодичным опытом преподавательской деятельности и трехгодичным стажем специалиста в целом он был еще зелен, как молоденький огурец на дачной грядке. Куда ему тягаться с таким великим спецом, как Яковлев?

- Я бы с удовольствием, Шестерняков, только ты меня игноришь уже вторые сутки, - мужчина подпер щеку рукой, хитро прищурившись, посматривая на все еще стоящего в дверях Матвея.

Если бы он мог, Матвей уже покраснел. Однако ему удалось избавиться от этой дурацкой физиологической привычки. Вместо этого он в очередной раз закатил глаза и, подойдя к дивану, плюхнулся на него, кинув рядом с собой захваченный из кабинета журнал.

- Не напомнишь, почему мы вообще с тобой не разговариваем? – задал вопрос Яковлев, тем самым почти разозлив Матвея в очередной раз.

- Ты серьезно? – ахнул Матвей, уставившись во все глаза на любовника. – Блять, Яковлев, я когда-нибудь точно от тебя уйду! Серьезно, сухарь ты этакий! Как ты мог забыть тему нашей разборки?

- Я пытаюсь вспомнить, - дернул плечами Михаил Александрович, начав крутить в руках ручку. – Кажется, все началось с того, что я попросил тебя взять на себя кураторство над ординаторами первого года обучения, - мужчина поморщился, припоминая диалог.

- А я тебе сказал, что у меня нет подобного опыта! – перебил Матвей, вглядываясь со всем возмущением в серебристые глаза, которые, наконец, избавились от усталости, на место которой неожиданно пришла забавная веселость от всей ситуации.

- Помню что-то вроде того, - кивнул Яковлев. – После, по-моему, ты как-то очень быстро перескочил на тему того, что давно не был сверху.

- А ты сказал, что слишком устал и секс отменяется! – почти прорычал Матвей сквозь зубы.

- И все закончилось твоей претензией, поводом которой оказалось то, что нам нужна живность в квартиру, - вздохнул Яковлев. – Матвей, серьезно, нафига нам кот в дом? И вообще, давай определимся с тематикой ссоры. Ты обижен на дополнительную нагрузку на работе, из-за того, что я отказал тебе в сексе или живности? - Михаил Александрович даже загнул пальцы, перечисляя все поводы.

- На все сразу! – взвыл Матвей, складывая руки на груди, напуская на себя вид обиженной светской дамы. – Как ты мне мог отказать в домашнем любимце?!

- Ага! – Яковлев забавно щелкнул пальцами свободной руки. – Все-таки главный повод нашелся.

Матвей забурчал нечто себе под нос, возмущаясь наличием бесхребетности и бестактности у любовника. Что это вообще за отгадывания? Нет, конечно, сразу понять повод ссоры и обид сложно, но, ё-маё! Матвей уже полгода ныл, что хочет какого-нибудь зверька! А все дело в том, что родители в свое время не разрешали заводить животинку, и вот, вырвавшись из родительского гнезда, Шестерняков захотел воплотить давнюю мечту в реальность. Конечно, для осознания своих детских потребностей потребовалось время, но, тем не менее, оно было сформировано! И состояние фрустрации никак не нравилось Матвею. Отказов он не принимал, так что воспринял в штыки отказ Яковлева.

- Настолько хочется зверя в дом? – вздохнул Яковлев, видя, как недовольно пыхтит Матвей, не отвечая ему. – Хорошо, - продолжил мужчина, - будет тебе животное. – Шестерняков оживился, слушая своего начальника. – Только при двух условиях.

- Каких? – Матвей немного «сдулся», когда понял, что Яковлев не уступит ему просто так.

- Во-первых, ты возьмешь на себя ординаторов. Матвей, там всего пятнадцать человек. Петр Сергеевич в силу возраста не справляется.

- Хорошо, - сквозь зубы выдавил Шестерняков, почти смиряясь с тем, что ему придется принять условие. – А второе?

- Во-вторых, ты съездишь на выходные к своим родителям, - серьезно произнес Яковлев.

Матвей напряженно замер, нахмурившись.

- Тебе что, моя мать звонила? – сухо поинтересовался Матвей.

От родителей он съехал три года назад. Прямиком к Яковлеву. В Москву. Их отношения вытерпели разлуку. Они виделись на выходных. Порой месяцами не могли пересекаться, но непременно разговаривали по телефону. И даже когда Яковлев замкнулся в себе после смерти отца, Матвей не оставил его. Тогда он приехал к нему в Москву, забив на неделю на учебу. Он не отходил от мужчины, просто молча находился рядом с ним, вместе с Яковлевым глотая тихие слезы грусти. Шестерняков переживал все эмоции горя с любовником. И от этого их отношения только крепли день ото дня. На что мать Матвея совсем не рассчитывала. Первое время она молчала, но потом не выдержала, и попросила сына подумать еще раз над тем, что он делает со своей жизнью, заведя гомо-отношения. Тогда они впервые по-настоящему поссорились. Матвей понял, что мать никогда не хотела принимать его с Яковлевым отношения. В отличие от Виктории Васильевны – матери самого Михаила Александровича. Она с радостью приняла Матвея. Отнеслась к нему, как к собственному сыну. Хоть она горевала из-за потери мужа, женщина радовалась за свою родную кровиночку, что тот нашел человека, которого полюбил. Матвей в штыки воспринял ссору с матерью. Он пробовал с ней поговорить, но мать словно отказывалась его слышать. В конечном итоге обо всем прознал отец. Матвею устроили такую мозгопромывалку, что никакой психиатр не требовался. Матвей был возвращен домой из квартиры, которую ему оставил Михаил Александрович. Потому что мать часто плакала из-за поступка сына, якобы, скучая по нему, но суть оставалась одна: родители хотели вернуть контроль над сыном. Яковлев пытался поговорить с Анастасией Дмитриевной и Николаем Сергеевичем. И если первая более-менее смирилась с тем, что ее сын не такой, как все, то второй отказывался даже представлять вероятность возможных отношений между Матвеем и Михаилом Александровичем. Матвей свалил от родителей в Москву к Яковлеву, который как раз закончил обустраивать арендованную квартиру по своему вкусу. Правда, потом все равно декор пришлось дополнять, потому что в условиях минимализма Матвей отказывался жить. Отношения с родителями не наладились, но стали лучше, чем были. Недосказанность еще проскальзывала, однако редко, но все же они начали созваниваться по праздникам. Вообще, Матвей после пережитого отказывался идти на компромисс, а Яковлев, как мог, пытался сгладить острые углы. Получалось у него скверно, но на прошлый Новый Год он все-таки умудрился выманить Матвея к его родителям на три дня. Все вели себя преувеличенно спокойно, словно не было ничего, но Шестерняков-младший все равно чувствовал себя некомфортно, особенно ловя порой осуждающие взгляды отца. Неприятно. И тут Яковлев предложил подобное условие…

- Знаешь, как-то я не готов ради мечты идти на подобную жертву, - буркнул Матвей, хмурясь, вспоминая все ужасные разговоры, оскорбления, которые ему пришлось выслушать от отца под всхлипывания матери, которая явно жалела о том, что проболталась.