- Да, мне звонила Анастасия Дмитриевна, - ответил на ранее заданный вопрос Яковлев. – Матвей, ты уже не ребенок, чтобы так себя вести. Тем более, твоя мама поступила достаточно тактично, когда при первом знакомстве со мной не выставила меня за дверь сразу же.

- Ага, зато стоило ей все осознать, как она прозрела: «Оказывается, мой сын – гей!», - Матвей утрированно взмахнул руками, передразнивая эмоциональность матери. – А потом, словно между прочим, проболталась отцу.

- Думаю, она это сделала не со зла, - Яковлев сцепил руки, уставившись на свои пальцы. – Скорее всего, пыталась справиться с тяжестью упавшей на нее информации. Однако не вышло. Тем не менее, она же извинялась перед нами.

- Только это не отменяет всего того, что мне пришлось выслушать от отца, - поморщился Матвей.

Несмотря ни на что, Шестерняков отлично понимал, что Яковлев прав во всем, и только собственное упрямство не позволяло ему увидеть дальше собственного носа. А как бы он поступил на месте несчастной женщины? Возможно, точно так же. Она искала поддержки у того, кто провел с ней всю жизнь, кто стал отцом ее ребенка. Возможно, Анастасия Дмитриевна сама не ожидала столь бурной реакции от мужа, и еще больше испугалась, когда осознание действительности настигло ее. Шестерняков-старший никогда не был тираном, но и мягким человеком тоже не являлся. Зато строгости у него было не отнять. Он дал крепкого леща Матвею, и парень еле дотерпел до окончания ординатуры, чтобы свалить к любовнику.

- Но ты – их сын, - продолжал увещевать Яковлев. – Может быть, стоит сменить гнев на милость?

Матвей покосился на любовника, раздумывая, что ж такое ему наговорила мать?

- Хорошо, - Шестерняков сдался спустя минуту размышлений, после чего хитро прищурился. – Только в таком случае выбирать котенка ты будешь со мной.

- О, нет, уволь! – взмолился Яковлев, покачав головой. – Зная тебя, представляю, скольких кандидатов на роль любимца ты пересмотришь.

- Вот именно! – Матвей порывисто вскочил и, подойдя к столу Яковлева, встал напротив него, оперевшись о деревянную поверхность, найдя свободное пространство на столешнице. – Это же будет наш кот!

- Так говоришь, словно ребенка заводим, - фыркнул Михаил Александрович, скривив губы в до боли знакомой улыбке.

- Точно! – хохотнул Шестерняков, чувствуя, как поднимается у него настроение. – Мы выберем его вместе, окей? Пожа-а-а-а-луйста, Миш, - Матвей знал, что Яковлев таял, стоило обратиться к нему по имени.

- О, Господи! – мужчина закатил глаза. – Хорошо, я согласен.

- Ура, - довольно оскалился Матвей.

Обойдя стол, Шестерняков подошел к Яковлеву и, повернув его кресло к себе, склонился над ним, быстро поцеловав мужчину в губы. Тот удивленно округлил глаза, уставившись на Матвея.

- За что это? – Яковлев вскинул недоуменно брови. – И дверь, кстати, не заперта, ты в курсе?

- За то, что мы помирились, и я в курсе про дверь, - усмехнулся Матвей, закатив глаза. – Когда в прошлую пятницу ты трахал меня на этом самом столе, а потом на диване, тебя ничего не смущало.

- Тогда я дверь закрывал и на кафедре никого не оставалось, - как бы между прочим ответил Яковлев. – Да и ты-то не особо сопротивлялся, раз уж на то пошло, - Михаил Александрович ухмыльнулся, вспомнив те приятные моменты вдвоем, когда он доставлял им обоим удовольствие.

Яковлев дернул на себя Матвея, ухватившись за края его халата. Шестерняков сразу понял намек. Склонившись, он снова прижался к Михаилу Александровичу, ловя поцелуй его приоткрытых губ. Чужой язык мгновенно завладел инициативой, вторгаясь в рот Матвея. Шестерняков непроизвольно застонал, искренне жалея, что до конца рабочего дня оставалось еще несколько часов. Внизу в одно мгновение появился опаляющий жар возбуждения, концентрируясь горячими языками пламени пониже живота. Пришлось срочно отстраняться. В тишине кабинета раздался пошлый чмокающий звук. Отодвинувшись, Матвей облизал губы, видя, как горят страстью любимые серебристые глаза.

- Остальное на вечер, - хрипло прошептал Шестерняков, выпрямляясь, чувствуя, как его поясницу покидают загребущие ручки Яковлева. – Кстати, - вспомнил Матвей, откашлявшись, - мне ведь звонил Сашка Жарин. Он в Москву приезжает на какую-то дермато-венерологическую конференцию. Встретиться хочет.

- Я так понимаю, что вскоре ты отправишься в разгул? – хмыкнул Яковлев, вспоминая, на что способен веселый Жарин, когда разойдется.

- Не то чтобы в разгул, - протянул Матвей. – Но все же отказать другу во встрече не могу. Он познакомился с каким-то немцем в Питере в прошлом месяце, и до сих пор с ним тусит, так что Саша обещал рассказать про него подробности. Не могу устоять перед информацией.

Матвей общался с Жариным реже, чем раньше, но их дружба все равно не заканчивалась. Они часто переписывались, достаточно редко общались по телефону, однако связь не разрывали.

- Не забывай, что у тебя преподавательская деятельность, - напомнил Михаил Александрович.

- Диктатор, - Матвей показал любовнику язык, возвращаясь к дивану, чтобы забрать журнал и вернуться, наконец, в свой кабинет, где оставил студентов. – Я знал, что сработаться с тобой будет настоящей проблемой, но на самом деле все оказалось гораздо хуже, чем я думал.

- Да-да, - фыркнул Михаил Александрович, ухмыльнувшись, - я тоже тебя люблю, Шестерняков.

- Кто бы сомневался, - засмеялся Матвей, вдруг неожиданно вспомнив кое-что. – Слушай, а ведь сегодня ровно шесть лет, как мы вместе, - он хотел сказать об этом еще утром, случайно вспомнив про знаменитую дату, когда вообще впервые по собственному желанию сблизился с мужчиной.

- Ты с какого дня считаешь? – не понял Яковлев, взглянув на календарь, стоящий на столе.

- С того момента, как мы впервые поцеловались, - пожал плечами Матвей, вдруг широко заулыбавшись. – Значит, мое проклятье не такое уж проклятье.

- Ты о чем вообще? – не понял Михаил Александрович, забавно нахмурившись.

- Да так, - загадочно улыбнулся Матвей, выскальзывая за дверь, на прощание кидая: - Спасибо, Яковлев, принц ты мой. Теперь у меня появилась моя любимая шестерка. Прям кругленькая дата, - туманно сказал Шестерняков, оставляя недоуменного Яковлева одного в кабинете.

Матвей, довольно скалясь, едва ли не насвистывая, пошел в учебный кабинет, вспоминая ошарашенный взгляд любовника. Шестерняков прекрасно осознал уже очень давно, что навсегда связал свою жизнь с невероятно чудесным и великолепным человеком. Из года в год любовь к Михаилу Александровичу лишь крепла и крепла, становясь чем-то волшебным. Шесть дней, шесть месяцев, шесть лет… А впереди еще столько дней вместе навсегда.