Сцену секса я описывать не буду, но если появится много желающих - пишите в отзыве, тогда я выложу НЦ в экстре после эпилога)))

========== Глава 25. ==========

Комментарий к Глава 25.

Я решил немного переиграть ситуацию, так что выкладываю НЦ (по просьбам читающих:D) сейчас))) Приятного прочтения!^^

Матвей не ожидал, что Яковлев согласится! Правда, ну какой нормальный человек пожертвует своей задницей, когда всю свою сексуальную жизнь он был активом? Или он… пробовал? Наверное, искренне доверяющий и любящий доверится? Шестерняков все еще прибывал в состоянии полного непонимания. И хотелось, и кололось… Воображение красочно выдавало самые привлекательные и сексуальные картинки раскинувшегося на простынях Яковлева. Матвей ярко представлял, как входит в тело мужчины, как тот закусывает губу, крупно вздрагивает, но не закрывается, а наоборот – притягивает к себе, выстанывая имя Матвея на вдохе.

- Чё-ё-ё-рт, - Шестерняков, курящий на балконе, пока Яковлев приводил себя в порядок в душе, уткнулся лицом в сложенные на балконных перилах руки.

Щеки парня заалеяли, настолько красочная картинка вспыхнула в его голове, настолько сильно захотелось осуществить задуманное. С кончика сигареты упал пепел, и Матвей вздохнул, затянувшись сладким для него дымом. Легче не стало, но в мозгах словно что-то прояснилось, помогло сосредоточиться. Он до ужаса хотел Яковлева. И ему было все равно, в каких позах кто находился. Серьезно, это ведь не так важно, но желание самому доставить удовольствие, а не только получать, превышало все на свете. Только от фантазий член заинтересовано дернулся, начав наливаться возбуждением. Черт побери! Будучи молодым человеком, Матвей заводился с пол-оборота, и он до безумия жаждал поскорей увидеть Яковлева, поцеловать его узкие губы, провести кончиками пальцев по небольшой горбинке на носу. Нежность к мужчине пересиливала страстные порывы. Или нет? Матвей пока не определился, но он точно знал – никогда в жизни он не посмеет причинить боль Михаилу Александровичу: ни физическую, ни психологическую. И дело не только в доброте Матвея, но и в том, что парень до безумия полюбил чудаковатого преподавателя, который так холодно относился к нему первое время. Они оба ненормальные. Кто угодно, узнав, с чего начались их отношения, поставил бы под сомнение адекватность обоих. Какой преподаватель совратит и влюбится в студента, младше него на десяток лет, тем более – парня? А какой студент-натурал хотя бы взглянет на мужчину-препода? Оба ебанутые. Совсем с крышами рассорились!

Матвей странно улыбнулся, качнув головой. Но несмотря ни на что, он был счастлив тем самым иррациональным чувством эйфории, которое испытывал хоть раз в жизни любой влюбленный. И все проблемы рядом с Яковлевым исчезали, становясь чем-то незначительным, ненужным.

Шестерняков затушил сигарету, и за его спиной как раз раздался звук открываемой на балкон двери. Чужие горячие ладони обвились вокруг талии, и к спине Матвея прижалась крепкая мужская грудь. Голая мужская грудь. К счастью, вечером было тепло, поэтому за здоровье Михаила Александровича можно было не переживать, но Матвей все равно хмыкнул, понимая, что кое-кому, видимо, тоже не терпится. Благо хоть бедра махровым полотенцем обмотал, а то совсем бы… Свел с ума.

Острый подбородок ткнулся Матвею в плечо, и парень улыбнулся, ощутив горячее дыхание возле уха. Не то чтобы Шестерняков любил подобные обнимашки, но против не был. Проявление нежности и ласки было в характере Яковлева, который ловил от телесного контакта особый кайф. И Матвей считал, что не имеет права лишать любовника его энергетической подпитки.

- Я расправил диван, - шепотом сообщил Михаил Александрович, и его ладони подозрительно медленно поползли под футболку Матвея, принимаясь поглаживать живот.

Шестерняков вздрогнул, прикусив губу и чуть прикрыв глаза. Он расслабленно облокотился на Яковлева, выпрямляясь и продолжая руками цепляться за перила, как за единственное средство спасения, способное удержать его на краю сознания. Блядский бархатистый голос! Матвей уплывал от восторга, слушая чужое едва сбившееся дыхание, придыхание с легкими смешками. Михаил Александрович, как никто другой, осознавал, какой он эффект способен оказать, используя свои сильные стороны. Кончики пальцев мужчины, чуть царапая нежную кожу, провели полукруг вокруг пупка Матвея, словно провоцируя.

- Кто кого вообще соблазнять должен? – хрипло поинтересовался Матвей, скосив взгляд вниз, наблюдая, как по-хозяйски под футболкой шарят чужие ладони.

Шестерняков уже поплыл, особенно когда Яковлев прижался к нему сильней, и Матвей ощутил, что у него встал. Правая ладонь Михаила Александровича прошлась по кромке штанов парня, и тот задержал дыхание, ожидая, когда рука привычно ляжет на ширинку. Но куда там!

- А ты меня и так соблазняешь, - выдохнул Яковлев, прикусив мочку уха Матвея, и тот сильней сжал губы, чтобы сдержать стон удовольствия. – Ты такой сладкий, малыш… Такой сексуальный… Такой мой…

- Заткнись, - умоляюще пробормотал Матвей, стискивая пальцами балконные перила.

Шестерняков дышал, кажется, через раз, ожидая более несдержанных действий со стороны Яковлева, но тот не спешил. Его пальцы, дразня, скользили по кромке штанов, цепляли шлевки, но не спускались ниже.

- Бля-я-я-я, - почти прохныкал Матвей, чуть выгибаясь и поддаваясь назад, чтобы прижаться задницей к члену Яковлева.

Потереться. Вздрогнуть от того, насколько близко, и насколько много преград.

Матвей сходил с ума, понимая, что не он, возможно, сегодня, трахнет, а его трахнут. Много раз. До хрипа в горле. До криков и мольбы продолжать.

- Не торопись, Шестерняков, - посмеиваясь, прошептал Яковлев, после чего поцеловал в шею, оставляя влажный след. – У нас вся ночь впереди. И отцепись уже от перил. Пальцы попереломаешь, настолько сильно стискиваешь их.

- А кто в этом виноват? – недовольно отозвался Матвей, после чего развернулся к Яковлеву.

Мужчина ухмыльнулся уголками губ. В тусклом свете Шестерняков с трудом мог рассмотреть, как светятся серебряные глаза, однако они все же блестели от возбуждения. Матвей опустил взгляд вниз, увидев, как топорщится в причинном месте полотенце Яковлева. Привлекательная выпуклость так и манила коснуться, взвесить в ладони тяжесть возбуждения.

- Нравится вид? – хмыкнул Яковлев, притягивая Матвея к себе за петли на джинсах, после чего его ладони собственнически легли на ягодицы парня, сжав их, вырвав из груди Шестерняков приглушенный стон.

Собственная эрекция, обтянутая плотной тканью, почти причиняла боль. Сладкую боль. Нетерпение горячей смолой шпарило по венам, концентрируясь ниже живота. Сердце бухало, как ненормальное, а губы горели от желания поцеловать человека, стоящего напротив. Но Матвей держал себя в руках, почти плотоядно рассматривая чужое лицо. Лицо, ставшее таким родным и любимым за несколько месяцев. Матвей сам не мог понять, как, блять, так вообще вышло! Этот мужчина раньше раздражал, бесил, но не теперь, когда довелось его узнать поближе. Никого лучше Шестерняков в своей жизни никогда не встречал.

Руки Матвея легли на чужие плечи, медленно скользнув по предплечьям, оглаживая кожу. Пальцы мягко очертили плавные линии, пройдясь по локтям. Лаская взглядом ключицы Яковлева, Шестерняков сцепил ладони на шее мужчины, ухмыльнулся. Бровь Михаила Александровича недоуменно вскинулась вверх, а Матвей лишь фыркнул, после чего дернул его на себя. Яковлев едва не потерял равновесие, поэтому ему пришлось тесней прижать к себе Матвея, на что тот, собственно, и рассчитывал. Расстояние между их лицами сократилось в разы, и Матвей при всем желании, высунув кончик языка, мог спокойно лизнуть приоткрытые губы мужчины.

- Прекратите меня лапать за задницу, Михаил Александрович, - шепотом выдохнул парень, прикрыв глаза, но все равно наблюдая, как недоумение на красивом лице сменяется на затаенный восторг и веселье. – Подобная прерогатива сегодня полностью моя.