Женщина качнула головой, вздохнула, переведя взгляд на настороженного, но с виду спокойного Яковлева:

- Вы были инициатором отношений?

- Эм… - Михаил Александрович наверняка хотел взять всю вину на себя.

- Мам, мы оба, - прервал готового ответить Яковлева Матвей. – Не было никакого инициаторства. П-просто… Вот так вышло.

- Поверить не могу, - Анастасия Дмитриевна сжала губы в тонкую полоску, из-за чего в уголках появились глубокие морщинки. – Я… Матвей, я никогда не смогу принять подобных отношений. А твой отец… Лучше бы ему вообще об этом не знать.

- Я знаю, что это не так просто, как кажется, - от слов матери внутренности Матвея скрутило от страха, что от него могут отказаться, что его не поймут. – Я не жду принятия наших отношений так быстро, но… Но хотя бы…

Матвей перевел дух, закусив губу, не зная, как вообще ему выразить то, что внутри накопилось. Его разрывали на части противоположные эмоции, и он обеспокоенно метался между ними, не представляя, какой выбор сделать.

- Хотя бы привыкнете к тому, что мы будем вместе, - подытожил Михаил Александрович, внимательно заглядывая в лицо матери. – Ко всему прочему я бы хотел Вам кое-что рассказать по поводу дальнейших перспектив Матвея в обучении.

Мозг Шестернякова отключился. Он лишь краем сознания слышал, как Яковлев рассказывает об ординатуре в Москве, о перспективах. Анастасия Дмитриевна хмурилась все сильней и сильней. Она вдруг поняла, что Яковлев каким-то боком связан с судебной медициной. Женщина ошарашенно вглядывалась в сына, который ерзал на месте, отводя взгляд. Да, блять, он все это время трахался со своим преподом! Мама молчала, и явно осуждала сына. Наверное, теперь она начала считать, что ее ребенок настоящая блядь. Как те самые девчонки, которые прыгают к преподам в койки ради оценок. Она смотрела на сына так, словно в первый раз в жизни видела. Матвей на ее месте растерялся бы точно также. Яковлев вещал о совместном проживании, о том, что парень ни в чем не будет нуждаться, что он может позволить ему многое.

- Нет, - прервала сладкую речь Анастасия Дмитриевна, уже с прохладой взглянув на своего сына. – Я сказала, что ты не поедешь в Москву, Матвей, - произнеся это, женщина смотрела прямиком в лицо ошарашенного парня.

- Я не уезжаю просто так! – возмущенно воскликнул Матвей, почти вскакивая с места. Но тут он вспомнил о спящем отце, и присмирел. – Я хочу уехать учиться в Москву! Я уже не маленький ребенок!

- Матвей, - Яковлев строго взглянул на любовника, взглядом пытаясь успокоить его.

- Я – Матвей уж хрен, сколько лет! – парень глянул на хмурящуюся мать. – Почему ты постоянно пытаешься меня держать рядом с собой, мам? Я – взрослый, и способен принимать важные решения.

- Такие, как спать с мужиком? – дернулись брови вверх у женщины.

Шестерняков буквально ощутил, как весь запал сдувается. Не понятно, как вообще разговор вырулил в сторону ссоры. Вспыхнув от злости, Матвей вышел из комнаты. Напряжение сказалось. А началось все так прекрасно, однако внутри клокочущие чувства не давали успокоиться. Матвей предполагал, что все так и закончится. Знал, что лучше не стоило начинать этот разговор, однако верить в возможность чудесного разрешения проблемы хотелось.

Схватив сигареты из тайника в коридоре, Матвей покинул квартиру. Он быстро спустился вниз и, выйдя из подъезда, нервно закурил. Он злился. Злился больше не на то, что сказала мать, ведь она, как женщина, оберегающая свое дитя, говорила вполне трезвые вещи. Если только представить, какая картина разворачивалась перед ее глазами, когда Матвей рассказывал о своих чувствах к другому мужчине… Короче, врагу не пожелаешь. Частью сердца Шестерняков все отлично понимал, но другая часть кричала о том, что желания самого Матвея не учитываются. Стоило бы спокойно поговорить с матерью, но парень решил, что может вспылить, наговорить не то, что он думал на самом деле. Так что он решил остудить голову. Он раздражался на самого себя.

Сев на лавочку возле подъезда, Матвей продолжил курить, хмуро рассматривая носки своих кроссовок. Трусливо было бросить Яковлева в родительской квартире одного. А с другой стороны – он сам приперся. Вот пусть и расхлебывает.

- Полегчало? – раздалось над головой.

Матвей поднял взгляд, уставившись на спокойно-таинственно-равнодушного Михаила Александровича. Парень буркнул себе под нос нечто нечленораздельное, отвернувшись, в то время как мужчина присел рядом на скамейку. Он по-хозяйски отобрал у Матвея сигарету, затянулся и выпустил в ночь тонкую струйку дыма. Яковлев сел так близко, что соприкасался с Матвеем плечом и бедром. Шестерняков покосился на любовника, плотно сжав губы.

- Она кричала? – тихо спросил парень.

- Нет. Она у тебя сильная, - ответил Михаил Александрович спустя пару секунд. – Более того, она не обвиняла меня в твоем растлении. Всего лишь спросила, как мы познакомились.

- И что ты ей рассказал? – нахмурился Матвей.

- Правду, - пожал плечами Яковлев, вдруг улыбнувшись. Он, задрав голову, уставился в ночное небо, словно продолжая плавать где-то в своих мыслях.

- И что она? – продолжил допытываться Матвей.

- Она реагирует, как и ты, - фыркнул Яковлев. – Когда волнуется – закусывает губу. Когда злится – начинает нести всякую чушь. У вас с ней это семейное. Но ничего такого, чтобы меня задело, она не сказала. Пожалуй, только одну вещь.

- Какую? – Матвей насторожился, поглядывая на профиль любовника.

- Она сказала, что, возможно, примет наши отношения, если ты на эти два года останешься здесь, чтобы пройти ординатуру. Мол, если мы вытерпим два года, не расставшись, то и дальнейшие отношения сможем продлить, - голос Яковлева не дрогнул. Он снова затянулся, прикрыв длинные ресницы, словно скрывая от мира те чувства, что плавали на глубине глаз.

- Я с ней поговорю еще раз! – Матвей дернулся, чтобы встать, но Яковлев, схватив его за руку, усадил на место.

- Это бесполезно, - мужчина качнул головой, переплетя свои пальцы с пальцами Матвея, рассматривая чужую руку. – Упрямством ты тоже пошел в нее. Она надеется, что наши чувства – это всего лишь мимолетное увлечение. Поэтому ее решение – это вполне нормальный ультиматум.

Шестерняков отчаянно не понимал, что происходит. Хмурясь, он с непониманием смотрел на мягко улыбающегося Яковлева, рассматривающего их переплетенные руки. В голове что-то не укладывалось. Почему Михаил Александрович улыбается, вместо того, чтобы злиться? Почему мать так поступает? Нет, понять причину легко, но почему Яковлев ведет себя так, словно знает нечто, во что не вдупляет Матвей?!

- Что происходит? – парень нахмурился, попытавшись выдернуть ладонь из чужого захвата, но ему это не дали сделать, лишь сильней сжав пальцы. – Почему ты улыбаешься так, словно узнал что-то хорошее?

- Ну, во-первых, твоя мама согласилась принять нас…

- Угу, с оговорочкой, что нам нужно подождать два года, - буркнул Матвей, закатив глаза. - При этом она искренне надеется, что мой бздык пройдет.

- Во-вторых, - мужчина выкинул сигарету под ноги, затушив носком кроссовка, после чего с улыбкой взглянул на Матвея. Приблизившись, мужчина выдохнул: - Ты признался, наконец, мне в любви.

Шестерняков ошалело хлопнул глазами, чувствуя, как краснеют щеки. Черт, а ведь, бля, правда! Он впервые сказал о своих чувствах, но только при матери, а не наедине! Ощущая себя полный профаном, Матвей отвернулся, но Яковлев не дал ему сбежать, кончиками пальцев за подбородок повернув к себе.

- Скажешь еще раз? – фыркнул мужчина.

- Нет, - Матвей смахнул чужие конечности с себя, гордо вздернув подбородок. – Лучше один раз услышать искреннее признание, чем слушать постоянно фальшь, - хер его знает, где он хватанул такую ванильную фразочку.

- Тогда скажи мне… Один раз, - попросил Яковлев, погладив Матвея по щеке.

- И это что-то исправит? – вздохнул парень, понимая, что им с Яковлевым, чтобы быть вместе, придется смириться с ультиматумом матери, ведь Матвей не хотел потерять ее так же, как и самого Михаила Александровича. А тот, похоже, уже смирился и принял тот факт, что у них будут отношения на расстоянии. – Что будет дальше?