- Спасибо, что подарил мне возможность быть с ним, - обратился Алек к фотографии, на которой Алек, смотря в прямо в объектив фотокамеры, бережно прижимал к себе Магнуса.
На секунду Алеку показалось, что он услышал тихое ответное «спасибо», пронесшееся, словно ветерок, в голове, погружая тело в приятную негу. Что-то внутри Рида исчезло, изменилось, став одним целым навсегда.
========== Эпилог ==========
Когда идеально начищенный черный ботинок Магнуса опустился на старый, почти прогнивший паркет, в воздух взлетели тысячи мелких частичек, мелькая белыми вспышками в ярком солнечном свете, проникающем через высокие стрельчатые окна. Толстый слой пыли, украшающий пол; посеревшие от времени чехлы, скрывающие остатки покинутой на долгое время мебели – все это вызвало приступ острейшей ностальгии. Не удержавшись, Магнус громко чихнул, попутно взмахом руки закрывая за собой дверь. Раздался неприятный скрип, который весьма сильно покоробил чувствительные слуховые рецепторы мага, привыкшего к обычному мягкому щелчку. Столп ярких синих искр взметнулся вверх по одному щелчку. Грязь, мусор, узоры толстой паутины и слой пыли на оконных стеклах исчезли из старенького, оставленного на долгие годы, лофта.
- Так-то лучше, - довольно пробормотал сам себе под нос маг, не переставая держать в руке дорожную сумку, в которой хранились дорогие сердцу вещи.
Еще полчаса назад, наслаждаясь жарким августовским солнцем, Магнус сидел в кафешке неподалеку, попивая горьковатый кофе из белоснежной чашки. Раньше на месте небольшого здания, сделанного в итальянском стиле, была обычная забегаловка, в которой мимоходом перекусывали спешащие по делам люди. Но за годы в Нью-Йорке многое изменилось, и шумные некогда улочки превратились в степенные семейные кварталы. К сожалению, Бейн с трудом уже мог вспомнить, каким выглядел город в его последний приезд сюда, но стоило магу ступить из портала на асфальтированный проулок, как воспоминания захлестнули. Только Нью-Йорк, а именно оживленный Бруклин пах как-то по-особенному: свежей выпечкой, аромат изделий кондитера которой разносился далеко по улицам, маня собой прохожих; осенними листьями и частым дождем; мокрым асфальтом и таящим, ненадолго задерживающим в зимнюю пору снегом. Только в Бруклине Магнус мог оценить шум проезжающих автомобилей и крики резвящихся на детских площадках детей. Самым трудным оказалось взять себя в руки и заставить пойти в сторону покинутого некогда лофта. Здание все еще стояло на своем месте, только время сказалось на кирпично-красном цвете здания. В остальном ничего не изменилось, как и квартира Магнуса, которую он тщательно запечатал, чтобы не проникли посторонние: воришки или любопытствующие жители Нижнего Мира. Когда-то Магнус хотел продать лофт, но после передумал, о чем в настоящее время ни капли не жалел, порадовавшись своей предусмотрительности.
Бейн придирчиво осмотрел все помещения, попутно накладывая слои защитной магии. По хорошему счету, полы и стены нуждались в ремонте, а трубы кричали о помощи, покрывшись изнутри ржавчиной. Магнус исправил все проблемы одним лишь взмахом, после чего, удовлетворенный проделанной работой, уселся на диван, с которого попутно скинул посеревший от пыли чехол. Покопавшись в сумке, маг, ощущая, как в груди начинает тоскливо ныть сердце, выудил наружу пухленькую книжку, с торчащей с боку фотографией. На картинке были изображены двое, крепко держащие друг друга за руки. Оба были сфотографированы исподволь, не зная, что их кто-то запечатляет на фотопленку древнейшего паралоида. На обратной стороне фотокарточки смешным почерком с кривым наклоном начертана надпись: «Со всей моей любовью тебе». Фотографии, насколько помнил Магнус, минуло уже около двадцати лет, как и книге, в которую она оказалась вложена. Нет, Бейн держал в руках не книгу, а личный дневник, страницы которого хранили чужую память о годах, проведенных рядом с любимым человеком.
Магнус на секунду прикрыл глаза, глубоко вздохнув. Дневник был последним из тех, что были в его коллекции, но этот был самым любимым, ведь только в нем помимо долгих сомнений и переживаний, признаний в любви и верности, хранились важные строки, которые никогда больше не будут выведены на других листах.
Бережно проведя пальцами по ветхому корешку, мужчина с трепещущим сердцем, затаив дыхание, открыл второй лист с конца, помня, на чем остановился. Он обещал не читать до тех пор, пока не вернется в Нью-Йорк, пока не зайдет в лофт. Пришлось долгое время держать глупое, на его взгляд, обещание, но оно было важно для автора дневника, так что Магнус сдерживал свои порывы нарушить клятву.
«Ну вот, наконец, ты дома, - так значилось на странице, открытой Магнусом. – Тебе потребовалось много времени, чтобы вернуться в город, который ты покинул из-за смерти родного человека. Ты отлично постарался, любимый. Сейчас ты, скорее всего, грустно усмехаешься, и между твоих бровей пролегает милая морщинка, которую я так люблю разглаживать пальцем.
За все эти годы ты так и не избавился от привычки читать мои дневники. Помнишь, как я с руганью отбирал у тебя самый первый, который ты обнаружил чисто случайно, наводя уборку? Мне было стыдно показывать тебе записи, которые я оставлял, желая запечатлеть каждое мгновение, проведенное с тобой. Эта последняя запись, посвященная скорее не моим мыслям, а заполненная пожеланиями на будущее и обращением лично к тебе. Я счастлив с тобой, Магнус. Спасибо тебе за эти годы, подаренные мне. Спасибо за твои чувства и твою любовь, что ты дарил мне каждый день. Невозможно любить кого-либо другого на свете так, как я люблю тебя. Ты стал для меня самым важным на свете человеком, и, поверь, я ни о чем не жалею. Помнишь свои сомнения относительно того важного шага, который ты хотел, но безумно боялся совершить? Ты поступил правильно, и я буду говорить тебе это до конца своих дней…»
Магнус запрокинул голову чуть вверх, быстро заморгав, чтобы смахнуть накатывающие слезы. Дурацкие эмоции переполняли через край, собираясь комом в горле. Бейн начал отмечать, что с годами становится все сентиметальней. Наверное, пришла она – старость.
«Ты отчаянно не хотел возвращаться в Бруклин. Но это ведь твой дом… Наш дом. Я помню все те моменты, что мы провели в лофте, и мне горько, что ты ассоциируешь родные стены с болью утраты. Я вернулся к тебе, Магнус. Я с тобой, и ничто не способно нас разлучить. Поэтому не беги от прошлого, а посмотри своей боли в лицо. Ты хотел вернуться сюда. Я знаю. Ты до сих пор скучаешь по Нью-Йорку, который когда-то стал для тебя родным городом. Надеюсь, что теперь, когда ты ступил за порог квартиры, твое сердце исцелилось в который раз».
Мужчина улыбнулся, проведя пальцем по закорючкам, представляя, как обладатель этого смешного почерка тщательно выводит буквы на листе бумаги, передавая все свои чувства.
«Магнус, ты знаешь, насколько мне дорог, насколько важен? – продолжил читать Магнус. - Я надеюсь, что ты будешь улыбаться всю свою жизнь. Я хочу знать, что твоя вечность – это бесконечные радостные дни, проведенные рядом с важными для тебя людьми. Вместо одного сына у тебя теперь их два, любящих друг друга так сильно, что никакая Смерть не способна их разлучить. Надеюсь, ты уже смирился с тем, что Глен прочно вошел в жизнь Макса. Кстати, ты не удивлен, что я, словно предвидя будущее, пишу тебе послание на двадцать лет вперед? Я знал, что ты немного изумишься подобному, но отчего-то я предполагал, что ты вернешься в Бруклин, к тому, что ты оставил позади себя. Нет… Не ты вернешься, а мы. Ведь я всегда буду с тобой. Прошу, любимый мой маг, береги себя и знай, что я бесконечно сильно тебя люблю».
Стоило Магнусу дочитать последние строчки, упрямо закусывая губу, чтобы не пустить слезу, как его телефон трелью оповестил о входящем звонке. Недовольно вздохнув, бережно закрыв дневник и отложив его вместе с фотографией в сторону, мужчина ответил звонящему:
- Только не говори, что у тебя что-то опять произошло, - выдохнул колдун, представляя виноватую мордашку по ту сторону трубки. – Макс, я сколько раз говорил, что в местах мощной концентрации магии, дремлющей в старинных развалинах древних городов, лучше не использовать свой магический потенциал, иначе это грозит полнейшим истощением, Черничка.
