— А, точно! — махнул рукой брюнет и плюхнулся на кровать. — Тебе было очень к лицу, кстати.
— Ну-у, я и подумал, что хочу повторить. Да и, почему не дополнить, подчеркнув глаза? — таинственно сверкнул желто-зеленой радужкой Магнус. — Как тебе? — он повернулся к Лайтвуду лицом.
Алек несколько секунд рассматривал его, поджав губы. А потом решительно изрек:
— Я не хочу, чтобы тебя, такого, видели на улице!
— Почему? — расстроился азиат. — Это настолько ужасно?
— Наоборот, — серьезно ответил Александр. — Ты слишком… красив, Ади, я не смогу отбить тебя у толпы воздыхателей, если продолжишь в том же духе.
Бейн приподнял одну бровь, но ничего не ответил, лишь заулыбался. Его забавляло, что, с некоторых пор, брюнет повадился проявлять зачатки ревности. Совсем чуточку, но все же.
Дело в том, что у Магнуса появились поклонники, в лице их соседей с нижнего этажа. Брат и сестра, Энди и Тори Ли, совместно делящие жилплощадь, одинаково настойчиво старались обратить на себя внимание Бейна.
Пока, дальше вежливых приветствий и таких же улыбок, со стороны этих чужих азиатов, не заходило, но Лайтвуд прекрасно видел, что Тори, при появлении его парня, немедленно оживляется и начинает сверкать зубами в ослепительной улыбке, а Энди нервно поправляет полы рубашки и судорожно кланяется, словно они не в Америке, а в Восточной Азии.
Магнус неистово хохотал, когда Алек, едва не рыча, втаскивал его в квартиру, обещая немедленно «…раздеть, отшлепать и овладеть», чтобы его парень не забывал, с кем встречается.
Александр, конечно же, не ревновал всерьез, но им обоим нравились эти милые игры, приводившие к горячим ласкам в роскошной постели.
========== Эпилог ==========
— Эрик Грей так навсегда и остался человеком, который убил двух людей, имея диссоциативное расстройство идентичности, — закончила свой рассказ Адриана Слейтер, выключив диктофон и откинувшись на спинку кресла.
Перед женщиной на рабочем столе лежала довольно-таки пухлая папка с историей болезни упомянутого пациента, а рядом с ней примостился диктофон, который врач использовала с целью записи ведения больного, указывая определенные даты и числа.
Прошло больше двух лет с момента знакомства с тем, кто стал в дальнейшем одной из немногочисленных неудач в профессиональной деятельности психиатра, которая крайне сильно надеялась, что успешный исход лечения Эрика Грея позволит ей достойно представить свою работу по множественным личностям на одном из симпозиумов в Лондоне. Но, к сожалению, с каждым месяцем Эрику Грею становилось хуже.
Адриана протерла снятые с носа очки, хмуря тонкие брови, не понимая, где она могла ошибиться в лечении Эрика и Джонатана, пытаясь соединить две личности в полноценную одну. Но результата от психиатрических приемов, включающих не только прием фармакологических препаратов, имеющий более симптоматический эффект, но и использование различных психиатрических практик давали лишь временные улучшения. Эрику становилось хуже, и он постоянно высказывал мысли о том, что ему незачем жить, раз уж он все равно заперт в четырех стенах до конца своих дней.
Адриана категорически не принимала отрицательный настрой пациента, но тот лишь хмыкал и говорил, что доктор ничего не понимает и просто не может смириться с действительностью. О какой «действительности» Эрик высказывался, Слейтер так и не могла понять, но тот с каждым проведенным в психиатрической клинике днем становился более вялым, и хуже шел на контакт.
Разумеется, первое время после решения комиссии о подтверждении наличия у пациента диссоциативного расстройства идентичности, Эрик вел себя иначе и его порой приходилось связывать, настолько буйным и непредсказуемым он становился, буквально вопя, что уже устал от Джонатана, что ненавидит свое альтер-эго, с которым вынужден делить тело.
Адриана пыталась найти контакт и с Моргенштерном, но тот почти не разговаривал, лишь первое время спрашивая, не придет ли к нему Ади и как тот поживает. Когда же он понял, что Магнус Бейн не навестит его в закрытом отделении, куда не каждому дано войти, то совсем раскис, предпочитая во время сеансов психотерапии давать волю Эрик. Тот в свою очередь никак не хотел выпускать Джонатана наружу в «пятно», объясняя это тем, что хочет использовать данные ему часы свободы так, как хочет он сам.
Доктор Слейтер как-то раз удалось встретиться с Магнусом Бейном. Встреча произошла чисто случайно и ненамеренно, и Магнус, зная, кто занимается лечение старого друга, не мог не поинтересоваться у Адрианы, как Эрик и Джонатан себя чувствуют.
Психиатр отделалась парой дежурных фраз, не имея права разглашать что-то о пациенте. Магнус показался женщине приятным и честным молодым человеком с яркими, ни на что не похожими, глазами, только в них таилась какая-то грусть, стоило азиату заговорить о Грее. Видимо, тот не чувствовал зла по отношению к нему, а лишь жалость топила сердце доброго парня. Магнус не ненавидел Эрика за его поступок, он лишь хотел бы знать, сможет ли тот когда-нибудь вылечиться.
Адриана не могла сказать точных прогнозов. Тем не менее, исход был бы в любом случае не важным, в случае восстановления полноценной личности Джонатана. Тогда вероятней всего его переведут в обычную тюрьму со строгим содержанием на долгосрочное пребывание, а там, скорее всего, может случиться рецидив, и в таком случае Джонатан будет переходить из заведения в заведение, не находя себе место.
О встрече с Магнусом Бейном Адриана так и не смогла рассказать ни Эрику, ни Джонатану, видя, что у тех почти нет никакого прогресса в слиянии, они оба никак не шли на контакт, не желая принимать факт существования друг друга, как должное. В обоих парнях сохранялась удивительная способность существовать вместе, и ненавидеть друг друга. Эрик со временем признался, что любит и ненавидит Джонатана так же, как любит и ненавидит Магси. От такого признания Адриане невольно становилось не по себе.
Пару недель назад, наблюдая, как Эрик делает из листа бумаги журавлика, сидя на полу вокруг уже сложенных фигурок, Адриана услышала весьма странную фразу, выбросить которую из головы у женщины никак не получалось. Подняв коротко стриженую голову, Эрик внимательно посмотрел на доктора, как-то странно хмурясь и морщась, словно внутри него что-то ломалось. Вздохнув, он сказал:
— Доктор Слейтер, Вы сделали для меня достаточно много, — его голос слегка дрогнул, и он хмыкнул, качнув головой. — Но, знаете, я уже давно не живу. Мне незачем. И не вините себя, ладно?
— Не винить в чем, Эрик? — психиатр начала подозревать что-то, но Эрик только криво улыбнулся.
— Ни в чем, Адриана, — вдруг спокойно выдал он. — Я устал бороться за нас с Джонатаном.
А несколько дней назад парень впал в состояние кататонического ступора, когда часами он мог неподвижно лежать на кровати, не реагируя ни на речь, ни на присутствие кого-либо другого в помещении. Эрик не принимал пищу, не пил воду, не выходил на контакт со своим лечащим врачом. Казалось, что сознание двух личностей в один момент выключили, когда один из них отказался бороться за жизнь, вытягивая обоих из пучины собственного ада. Эрик Грей и Джонатан Моргенштерн таяли на глазах, и никакой прием лекарств, вводимых в их вены не помогал вывести пациентов из обездвиживания.
Вчера Адриана получила снимок головного мозга пациента, которого отправили на обследование в ближайшую клинику для выяснения причины наступившей кататонии. Казалось бы, зачем нужно обследовать какого-то психически больного пациента, но Адриана не могла отказаться ни от Эрика, ни от Джонатана, частично проникшись к ним какими-то особыми, непозволительными для профессионала-психиатра, чувствами. Те вызывали жалость, и хотелось помочь двум парням найти себя в этой жизни, соединившись в одном теле в единую личность.