Блондин присел в кресло напротив стола врача и, покопавшись в своем кейсе, выудил наружу кожаную книжку в красном переплете. Адалрик еще сильней удивился, когда Джонс эту вещь протянул ему. С интересом взяв книгу, Майер уставился на обложку, без труда переведя надпись на латыни, написанную косым почерком.

— Филипп? — сразу догадался врач, уставившись на Эмиля, который улыбался ему мягко, уверенно, но в его глазах словно застыла непонятная печаль. — Что это, Эмиль?

— Дневник Филиппа, — тихим голосом пояснил Джонс, который явно испытывал гораздо больше эмоций, чем хотел показать. — Я не знал, Адалрик, даже не предполагал, — тональность голоса Эмиля неожиданно снизилась, и речь дрогнула, словно по ней провели смычком, из-за чего звуки исказились. — Оказывается, он вел дневник с того самого момента, как появился. Здесь он описывает все чувства, эмоции, свои действия и мысли. То есть, все, что он испытывал за эти годы. И записи обрываются почти год назад, когда Филипп редко, но еще появлялся. Я решил, что лучше оставить этот дневник вам, — снова мягкая улыбка тронула уголки губ молодого мужчины.

— Почему? — а вот голос Адалрика неожиданно задрожал от бурлящего восторга и от желания сразу приступить к прочтению, ведь любопытство исследователя в нем порой превышало все другие эмоции.

— Помните же, что Филипп не хотел быть забытым? Самый его большой страх — это стать призраком, память о котором истлеет через время. Мне кажется, что вы именно тот человек, который точно никогда не забудет Морриса, — пояснил Эмиль. — Тем более, мне кажется, что для Филиппа было бы важно, чтобы вы, возможно, рассказали нашу историю миру, или, по крайней мере, сделали так, чтобы присутствие Морриса в реальности не было лишено смысла. К тому же, — Джонс помедлил. — Последняя фраза моего альтер-эго явно говорит о его желании.

Эмиль встал с места, посмотрев на наручные часы.

— Извините, Адалрик, мне надо бежать к Луису. У нас сегодня свидание в честь повышения Лу и моего окончательного переезда к нему, — засверкала улыбка на лице Джонса.

— Какая фраза, Эмиль? — придя в себя от шока, спросил Майер.

Джонс замер на месте, в очередной раз улыбнулся добродушной и яркой улыбкой. Из взгляда Джонса пропала грусть, оставив после себя лишь спокойствие и счастье.

— «Ты узнал о моей жизни, так отдай этот дневник тому, кто сохранит обо мне воспоминания», — Эмиль пожевал губу, задумчиво нахмурившись. — Забавно, правда? Думаю, он сказал именно о вас, — мужчина кивнул сам себе. — Ах, да, Адалрик, я начал потихоньку восстанавливать те мелочи жизни, что выпали из моей памяти, когда Филипп выходил в сознание. Но эти моменты такие тусклые, нечеткие, не могу их толком понять, однако, все же, память возрождается быстрей, чем раньше.

— Я рад за тебя, Эмиль, — Майер мягко провел пальцами по обложке, жадно всматриваясь в нее. — Обещаю, что сохраню эту вещь.

— Я знаю, — кивнул Джонс. — Знаю, что сохраните.

И Эмиль ушел, аккуратно захлопнув за собой дверь, а Адалрик с трепетом в сердце принялся за чтение дневника Морриса, почему-то чувствуя, что с Эмилем они увидятся очень нескоро. А если встретятся, то никогда не станут обсуждать жизнь Филиппа, позволив кусочкам текста повиснуть в молчаливом понимании, что Моррис без лишнего обсуждения останется навсегда прохладным ветерком, изменившим их жизни.

***

Эмиль, открыв глаза, совершенно без страха обнаружил себя на детской площадке, на которой не был уже несколько лет. Но теперь ему открылся другой угол обзора. Он стоял возле железной горки, около которой валялся резиновый мячик. Взяв его в руки, Джонс сделал пару шагов, выходя на саму площадку, замечая Филиппа, сидящего, как он когда-то, на скамейке.

Одетый в обычные темные джинсы и темную футболку, Моррис откинулся спиной назад, наблюдая за проплывающими на небе облакам.

— Красиво, да? — как-то отстраненно раздался его голос, а на губах засверкала немного уставшая и одновременно успокаивающая улыбка, словно он неожиданно получил что-то, о чем давно мечтал.

— Красиво, — согласился Эмиль, подходя ближе и становясь напротив. — Это твое, Филипп.

Моррис вскинул голову, уставившись на протянутый резиновый детский мячик. Мужчина посмотрел на него, затем взглянул на Эмиля, склоняя голову чуть набок. Вышло смешно от того, насколько по-детски удивленным оказался Филипп, явно не ожидавший от Джонса подобного.

— Вспомнил, да? — произнесли губы Морриса, и руки потянулись к детской игрушке, оглаживая ее разноцветные бока. — Когда?

— Недавно, — признался Эмиль, присаживаясь рядом на скамью. — Прости, что на это понадобились годы.

— И все же ты — тупица, Эмиль, — хмыкнул Моррис, неожиданно подаваясь вперед и сжимая в руках мяч. — Долгие годы… Идиот… Непрошибаемый.

— Прости, знаю, — Джонс закрыл глаза, прикусив губу. — Извини. Мне нужно было сразу понять, что ты был создан не просто моим мозгом, а взят прообразом. Когда ты сам это понял?

— Недавно, — передразнил Филипп. — Почти сразу, когда твоя память только-только начала восстанавливаться.

— Поэтому ты был сам не свой, да? — вздохнул Эмиль. — Это произошло много лет назад. То есть, поэтому ты был грустным, когда выходил в «пятно»?

— А как бы ты себя чувствовал, если бы узнал, что оказался всего лишь желаемой копией реально существовавшего когда-то человека?

Эмиль вздохнул.

Филипп Моррис действительно когда-то присутствовал в реальной жизни Эмиля Джонса, выступая в роли настоящего защитника и того, на кого хотелось положиться. В редкие моменты, если Эмиль пораньше освобождался от школьных занятий, он брел на детскую площадку рядом с домом, чтобы не попадаться родителям.

В один из таких разов он и познакомился с мальчишкой на несколько лет старше. Черноволосый мальчуган подошел к Эмилю, когда тот молча глотал слезы обиды, вспоминая, как его родители ругались недавно, а мама в очередной раз больно ударила.

Филипп протянул ему мячик, чтобы поиграть, и в тот момент Эмиль увидел в этом единственном человеке старшего брата, который захотел сблизиться с ним, помочь, ведь Моррис сразу начал активно интересоваться жизнью Джонса, проводить с ним время, на этой самой детской площадке. Он рисовал ему забавные картинки, чем невероятно веселил, поднимал настроение, позволял на мгновения забыть о неурядицах.

Будучи еще маленьким, Эмиль многого не понимал, но от соседей слышал, что семья Филиппа приехала из Канады, что черноволосый мальчишка — не совсем благополучный ребенок, который часто сбегает из дома и влезает в драки с другими пацанами. Однако для Эмиля это становилось неважным. Моррис защищал его, в том числе и от тех, кто задирал Эмиля на детской площадке: тихий малыш не спешил веселиться с другими, и этого не понимали.

Видя, какой Филипп сильный, смелый, отличающийся от других ребят, Эмиль восхищался им, хотел быть похожим на друга. Но в скором времени Джонс все забыл о своей прошлой жизни, только образ Филиппа Морриса сохранился.

К тому моменту сам реальный человек куда-то исчез, быть может уехал, а копия, наделенная чертами защитника, осталась. И приобрела она зачаточные черты характера, которые в Эмиле не успели развиться в силу возраста.

— Мне жаль, — снова произнес Эмиль. — Я не могу вспомнить все досконально, но лишь скажу, что ты отлично мне помогал все это время, Филипп. Спасибо тебе за все.

Моррис хмыкнул, пнув мячик, улетевший далеко вперед. Повисла тишина, которую никто не решался нарушить. Затишье перед бурей, только буря не пришла — Филипп как-то скис, покачал головой:

— Спасибо за дневник и за то, что рассказал обо всем Томасу. Я так и не поблагодарил.

— Это было то, что я хотел сделать ради нас обоих, — пожал плечами Эмиль, покосившись на профиль Морриса. — Ты будешь всегда жить, Филипп. В памяти тех, чьи жизни ты затронул.

— Ты говоришь, как Майер, — хмыкнул мужчина в ответ, неожиданно упруго вставая. — Кстати, волосы по плечи тебе идут значительно больше, рука у Луиса легкая, так умело подстриг.