Речь Эмиля иногда прерывалась, и он собирался с силами, чтобы продолжить. Ему казалось крайне важным донести до Тома все испытанные чувства Филиппа. По крайней мере, часть тех, которые Джонс понял спустя время.
Время… В случае с Моррисом оно было так важно, как ничто другое. И Эмиль рассказал Томасу, почему Филипп решил уйти, почему лично не попрощался с любовником — с тем, кто был так дорог, ценен, важен. Филипп действительно считал, что любит рыжего парня, хотя позже осознал, что это не совсем так. Томас не перестал быть близким, но чувства Филиппа в полной мере не отражали слово «любовь», которая была между Эмилем и Луисом.
Именно пара Джонса и Кронви стала показателем для Филиппа, который как-то раз увидел Томаса с другим парнем в баре. Они не давали друг другу обещаний в вечной верности, но тот случай словно что-то раскрыл перед Филиппом, и мужчина понял, что по большему счету, ему все равно, кто согревает его постель, и испытываемые им чувства к Томасу — это не любовь, а собственническое эгоистичное чувство, желание присвоить то, что ему не могло принадлежать в полной мере. И Филипп сделал шаг назад, уступая место Эмилю, когда пришло осознание, насколько сам Моррис не способен до конца понять, что значит любить другого человека, а не только самого себя.
Также Эмиль несколько раз упомянул в своей речи о Луисе.
— Погоди, ты сказал, что у тебя есть парень? — вклинился Том в одну из пауз Эмиля. — А он знал, что твое альтер-эго… Ну, что мы с ним… — рыжий замялся. Все казалось слишком невероятным, почти абсурдным.
Это был один из самых неприятных моментов, и Эмиль молча кивнул, однако одного кивка все равно было недостаточно.
— Узнал в конечном итоге, — вздохнул Джонс. — Ты уже знаешь, что из себя представляет Филипп по характеру. И мой парень… Луис обо всем узнал.
— Надеюсь, все закончилось хорошо? — хмыкнул Грин добродушно.
— Да, — мягко улыбнулся Эмиль, который тут же спохватился. — Кстати, ты не хочешь узнать, как выглядел Филипп на самом деле?
Ирландец вытаращил глаза:
— Как выглядел?!.. Как ты, полагаю!
— Эм-м… Нет, совсем нет, — усмехнулся Эмиль, потянувшись к своему телефону. — Филипп очень красиво рисует. Я бы сказал, что у него талант. Как-то раз он нарисовал свой автопортрет нашему врачу, но чуть позже принес другой — более красочный, детализированный, что ли. Я попросил доктора сфотографировать портрет на память, — и Эмиль показал фотографию Томасу, протянув тому свой сотовый.
Этот портрет был нарисован не так давно. Выходя в «пятно», помимо всего прочего, Филипп рисовал, снова вернувшись к своему хобби. Написать картину формата А3 заняло достаточно много времени в силу того, что Моррис стал реже появляться. Однако автопортрет был завершен. Выполненный в черно-белой цветовой гамме, он являл собой нечто действительно утонченное и какое-то хрупкое.
Изображенный мужчина, лет тридцати, сидя на поваленном дереве, кривовато улыбался, глядя прямо на художника. В его глазах словно замерло само время, остановившись, и даже без ярких красок становилось ясно, что у молодого мужчины агатового цвета глаза. Черные волосы были взъерошены, а на щеках виднелись тени щетины. Выражение правильной формы лица, с красиво очерченными губами, дышало вызовом. Густые черные брови, сведенные к переносице, будто говорили о том, что их обладатель думает о чем-то серьезном.
Он был одет как всегда в рваные джинсы, белую футболку и косуху. Один в окружении темных деревьев, одинокий, как волк, покинувший свою стаю. Было в этом мужчине что-то хищное и опасно-притягательное одновременно.
Том загляделся. Несколько раз он порывался что-то сказать, но замолкал, едва открыв рот, и не мог отвести глаз от рисунка. Изображенный мужчина совершенно заворожил его, тем более что был очень во вкусе самого Грина. Но, что удивительнее — рисунок точно соответствовал характеру Морриса, и если бы ирландец мог представлять себе бывшего любовника как-то иначе, то наделил бы, без сомнения, точно такими вот чертами, как видел на экране сотового.
— Можно, я скину себе этот рисунок? — тихо спросил он. — Потому что… Понимаешь, — Том отчаянно куснул себя за кончик пальца: — Если бы все было взаправду, то мой Филипп выглядел бы именно так!
На слове «мой», голос Грина дал легкую осечку, выдавая отношение куда большее, чем просто «встретились-переспали». Эмиль ощутил внутреннюю дрожь, поняв, что это не его эмоции, а отголоски чужих — Филиппа, который наверняка почувствовал что-то нежное и теплое по отношению к Грину. Но как это ощущение появилось, так оно и потухло, будучи подавленным Джонсом.
— Конечно, — улыбнулся Эмиль, наблюдая, с каким трепетом рассматривает портрет Томас. — Знаешь, думаю, что в какой-то мере он тебя любил. По-своему, как умел, разумеется. Эгоистично желая присвоить, но как мог. И ему, правда, жаль, что все так вышло.
— Мне тоже жаль, — совсем тихо пробормотал Грин, отправляя с телефона Джонса картинку на свой номер и возвращая гаджет блондину. — Но я надеюсь, что он будет счастлив, в любом итоге. Ты ведь поможешь ему? — совершенно серьезно спросил ирландец, заглядывая в глаза Эмиля.
Джонс не знал, достойная ли это помощь — когда на самом деле Филипп растворится в его сознании, станет недостающей частью полноценной личности. Но это было то, что необходимо, как панацея, как жизненно важная процедура. В конечном итоге, Филипп хотел одного: не быть забытым. И теперь Том стал одним из тех, кто сохранит память о Моррисе.
— Он захотел понять, что значит чувствовать по-настоящему, полноценно, а не наполовину, как ощущал обычно, — пробормотал Эмиль. — Он натворил много дел, но я думаю, что Филипп неплохой человек. Запутавшийся в себе, но неплохой. И я помогу ему, уже стараюсь это делать, как и он помогает мне. Я сильно изменился, — Джонс взглянул на Томаса. — По крайней мере, мне так кажется. Это благодаря Филиппу. Все эти годы он защищал меня. Настал мой черед быть его защитником.
— Поверь, он не натворил ничего такого, за что тебе может быть стыдно, — слегка усмехнулся Грин и поднялся: — Береги себя, Эмиль Джонс.
Не удержавшись, ирландец кончиком пальца коснулся скулы блондина, но тут же отнял руку, пробормотав: «Совершенно не похожи…». Махнув на прощанье, рыжий упругим шагом направился в сторону оживленной части улицы и вскоре растворился в потоке прохожих.
Эмиль еще недолго просидел на скамейке, вслушиваясь в шелест листвы и рассматривая редких прохожих. После разговора с Томом стало даже легче, словно было что-то закончено навсегда и от этого, пусть и было немного тоскливо, но все-таки радостно одновременно.
Эмиль прикрыл глаза, и ему на секунду показалось, что он услышал тихое: «Спасибо», но это был лишь ветер, взъерошивший ветви деревьев. Вдалеке послышался детский смех, и юноша, очнувшись, поспешил вернуться к Луису, который ждал его в кафе.
Кронви, конечно, переживал. И, хотя, он успел отвлечься на видео-общение с матерью и отцом, которые попутно показывали совершенно восхитительный вид с палубы корабля на бирюзовый массив океана, на сердце все равно было немного страшно. Появление Эмиля Лу встретил радостным «ох!» и тут же обнял, словно они не виделись целую вечность.
— Ну, как, поговорили? — заинтересовался он у блондина, едва тот уселся на свое место.
— Да, поговорили, — Эмиль успокаивающе улыбнулся. — Томас оказался на удивление понимающим и принимающим информацию человеком, который готов выслушать, не перебивая. Он… Думаю, он подходил Филиппу, как никто другой.
— Как я подхожу тебе? — улыбнулся Лу, поглаживая Джонса по руке. — Я рад, что разговор оказался удачным. Филипп… Как он? Ты что-нибудь чувствуешь?
— Да, как я подхожу тебе, — чуть исправил Эмиль. — Насчет того, что чувствует Филипп, — блондин задумался. — Сложно сказать, я ощущаю его не так четко, как раньше, скорее догадываюсь о его эмоциях. Но он рад, что я поговорил с Томом и рассказал то, чего не смог сам Филипп.
— Ему теперь тяжело приходится, — задумчиво кивнул Луис. — Что ж, я предлагаю продолжить наше личное веселье. Чего бы ты хотел вот прямо сейчас? — хитро поглядел парень на Эмиля.
