Литмир - Электронная Библиотека

Луис вновь подошел к Эмилю и взял за руку.

Он так и остался глух к настойчивым попыткам Эмиля убедить его. Словно ему это было неважно, словно это нечто такое простое, незначительное. А, ведь, для лечения понадобятся годы, а, возможно, десятилетия… Джонс не готов был позволить Кронви столь прочно увязать в его проблемах, но и спорить сил уже не находилось.

— Луис, ты совсем не понимаешь… — устало вздохнул он.

— Возможно, — согласился Лу. — Но я сделаю все возможное, чтобы понять, клянусь! Только не отталкивай меня, — он вновь притянул Джонса к себе.

Эмиль прикрыл глаза, уткнувшись носом в шею Луиса. Обессиленный, обескураженный, он не ответил на объятия. Его руки повисли вдоль тела, и губы больше не вымолвили ни слова. Юноша молчал, думая, что все-таки он — дурак, который еще не потерял надежду.

Луис еще что-то бормотал Эмилю, а потом увел обратно в спальню. Тот послушно подставлялся заботливым рукам, которые скинули рюкзак с плеча, снова раздели и переодели в домашнюю одежду. Кронви спросил, будет ли Джонс есть, но тот отрешенно покачал головой.

Тогда Луис строгим тоном птребовал, чтобы Эмиль выпил хотя бы стакан какао, который все еще сиротливо стоял на тумбе. Блондин послушался, и вскоре оказался лежащим в постели.

Джонса не тянуло есть. Оно и не удивительно — после всей нервотрепки. Вполне естественная и логичная реакция. Он не принимал пищу больше суток, но голода совершенно не испытывал. Стресс, накопившийся в организме, мешал даже какао выпить нормально, оставляя комом в горле, но Эмиль пересилил себя. Ради Луиса. Теперь, видимо, только ради него стоило пытаться вылечиться. Тот не хотел отпускать, и если маленькая часть Эмиля противилась этому, то большая радостно вопила.

Эмиль не знал, что ему делать. Закрывшись одеялом, зарывшись носом в подушку, блондин хотел исчезнуть, погрузиться в небытие, уснуть и больше не помнить обо всем пережитом кошмаре. А это было только начало — он это понимал, как никто другой.

Дальше будет только хуже, ведь ему придется, так или иначе, услышать рассказ Филиппа. Эмиль не был уверен, что хочет этого, и как вообще он сможет смотреть в глаза Адалрику после панической атаки. Было стыдно. Очень. До покрасневших щек и мочек ушей.

Но ставить точку на встречах с врачом Эмиль не собирался. Потому что, тот был единственным, кто мог с этим что-то сделать. Он вытолкал наружу страхи, помог побороть некоторых внутренних демонов и выяснить, в чем причина состояния. Это было неоценимым вкладом, так что Эмиль даже не думал прекращать сеансы.

Нет, разумеется, подобная крамольная мысль сначала появилась в голове, но сразу утихла. Нужно было лечиться. Руки поначалу опускались, и жить совсем не хотелось, но перед Эмилем очень красочно представала картина, как исхудавший и измотанный Луис безжизненным взглядом смотрит на могильную плиту. Он, как сам сказал парень, не может жить без него, без Эмиля. Джонс всем сердцем желал, чтобы это было правдой. Поэтому, обессиленный, подавленный, он решил, что будет пытаться вылечиться хотя бы ради Кронви.

========== Глава 19. ==========

Прошли ещё сутки, в течение которых Лу мог наблюдать лишь прядь светлых волос, торчащую из-под одеяла. Эмиль вставал только для удовлетворения естественных потребностей организма, а все остальное время проводил в кровати, забившись под одеяло с головой.

С грехом пополам Кронви удалось влить в него стакан воды и заставить принять лекарства, выписанные Адалриком некоторое время назад. За ним пришлось съездить к Эмилю домой. Оставлять блондина одного было страшно, но Лу воспользовался моментом, когда юноша крепко спал, взял ключи и пулей слетал туда-обратно.

То, что Эмиль ничего не ест, беспокоило больше всего, Луис ведь понятия не имел, нормально ли это, естественно ли. Поэтому он позвонил врачу, чей номер предусмотрительно сохранил себе уже давно, и шепотом поинтересовался:

— Док, Эмиль ничего не ест и не встает с кровати, что мне делать?

Адалрик внимательно выслушал Луиса. Его паника в голосе немного обеспокоила врача. Майер постучал пальцами по столу. Луис позвонил в удачное время — у Адалрика было окно. Пациентка в последний момент извиняющимся тоном сообщила, что у нее заболел ребенок, и она не сможет посетить сеанс. Адалрику ничего не оставалось делать, как сокрушенно выкинуть час из записной книжки. Так что звонок Луиса был весьма кстати.

— Для начала расскажи мне, Луис, как прошли сутки Эмиля после сеанса? — психиатр задумчиво потер подбородок.

Он не любил давать свой личный номер телефона пациентам, потому что звонки зачастую поднимали мужчину на ноги посреди ночи, но случай Эмиля и Луиса был исключением.

Кронви нахмурился и попытался поточнее описать произошедшее:

— Он уснул прямо в машине, и я кое-как затащил его в квартиру. Уложил спать и не трогал часов четырнадцать — он так и спал. Потом проснулся, но отказался поесть, даже не стал пить свой любимый шоколад. И потребовал, чтобы я оставил его в покое, — в тоне Лу проскользнула нота горечи. — Я ушел, но оставил дверь приоткрытой, вы же велели не выпускать Эмиля из виду. А спустя час он вышел полностью одетый, собранный и заявил, что мы должны расстаться, — Кронви стиснул зубы и на две-три секунды замолчал. Затем резко выдохнул и продолжил: — Я сказал, что не хочу этого и никуда его не отпущу. Тогда он начал кричать, что у него… Эээ, как там… Диссоциативное расстройство идентичности. Но я ответил, что мне все равно, что это лечится, и мы со всем справимся. Эмиль продолжал настаивать, но я был непреклонен. Он замолк и позволил вернуть себя обратно в кровать, но с тех пор только спит или просто лежит, один раз принимал то лекарство, что вы ему назначили.

Адалрик протяжно вздохнул, пробормотав:

— Так он тебе рассказал?.. — врач кивнул сам себе. — Уверен, он собрал все свое мужество. В данном случае я думаю, что Эмиль просто морально истощен. В придачу ко всему он на таблетках, благодаря которым отчасти его клонит в сон, — психиатр продолжил после нескольких секунд молчания: — Луис, постарайся его разбудить. Передай ему, пожалуйста, что если он ослабнет, то лекарство может начать пагубно влиять на его организм, и вполне возможно, его поведение снова изменится.

Майер не стал говорить о второй личности. Не было известно, что точно Эмиль рассказал, так что врач пока осторожничал.

— И я бы хотел, чтобы на следующем сеансе вы присутствовали оба, — попросил он.

— Хорошо, — удивленно ответил Лу. — Я приду вместе с Эмилем. И сейчас постараюсь его растормошить.

Сказать оказалось проще, чем сделать, но Кронви не был бы собой, сдавшись.

— Эмиль, — ласково, но очень настойчиво проговорил он, аккуратно касаясь спутанных волос Джонса. — Доктор Адалрик сказал, что тебе нельзя ничего не есть и все время спать. Ты рискуешь… В общем, ты слабеешь, и может так статься, что опять перестанешь быть собой, — волнуясь, закончил он, не зная, как воспримет его слова возлюбленный.

Джонс нехотя открыл глаза. Он дремал, так что прекрасно слышал все, что ему сказал Луис. Эмиль крепче сжался в комок и вздохнул. Кронви был прав. Во всем, конечно, как и Адалрик. Джонс повернул голову, взглянув на Луиса.

Заметив его реакцию, Лу воодушевился и продолжал:

— Я принесу тебе бульон с гренками в кружке, планшет с играми и коробку пазлов. Не обязательно куда-то выходить, можешь остаться в комнате, только не спи, — вздохнул он.

Эмиля не то чтобы особо сильно клонило в сон. Скорее он пребывал в неглубоком забытье, слыша каждый шорох. При упоминании пищи в желудке засосало и обдало жаром. Есть хотелось, правда, сам Джонс думал, что не сможет проглотить ни кусочка.

Он уселся в постели, опираясь на подушку, и со вздохом кивнул, устало потерев глаза. На него действовали таблетки, да и вымотался Джонс за последние дни. Блондин все больше и больше размышлял о том, что ему надо встретиться с врачом, чтобы… Чтобы узнать свое прошлое. Их с Филиппом прошлое.

Окрыленный удачей, Кронви ужом выскользнул за дверь и бросился на кухню. Спустя несколько минут он вернулся с подносом на плоских ножках, на котором исходила паром кружка-бульонница, миска с гренками и стакан сока. Поставив все перед Эмилем, Лу едва сдержался, чтобы не прижать к себе этого бледного, осунувшегося юношу, испытывая, при этом, острую жалость и щемящую нежность.

57
{"b":"668612","o":1}