========== Глава 18. ==========
Эмиль словно сквозь вату слышал чей-то голос, но не мог понять, кто пытается завязать с ним разговор, обращаясь по имени.
Джонсу было хорошо. Настолько хорошо, что реагировать на попытку привлечь его внимание не хотелось совершенно. Он, словно укрывшись теплым одеялом, ни на что не откликался, погруженный во тьму. И в тоже время ему казалось, будто он полностью голый, беззащитный и одинокий. Однако кто-то незримо находился рядом.
— Блять, ну когда ты уже придешь в себя, придурок?! — резкий толчок в бок вызвал в теле Эмиля болевую реакцию, и он, вскрикнув, открыл глаза.
Вокруг было темно, и только вдалеке где-то виднелось пятно света. Перед глазами все плыло, и Эмиль не сразу сфокусировал свой взгляд на том, кто склонился над ним, присев на корточки и скептически скрестив руки. В нос Джонса ударил ощутимый запах сигаретного дыма, но этот кто-то, чей силуэт все еще был размыт, в данную минуту не курил. Значит, это был его собственный запах, который, видимо, настолько въелся в его кожу, что стал неотъемлемой частью.
— О, очнулся, недоразумение? — хриплый голос с легким, каким-то южным, акцентом показался Эмилю смутно знакомым.
Боль в боку оказалась реальной, Джонс сел, охнув. Голова кружилась, юноша не понимал, что происходит. Где он вообще? Все темно, и только откуда-то сверху льется свет, создавая на полу обширный круг, но Эмиль и этот второй оставались во тьме, словно скрываясь, отдыхая.
Джонс снова взглянул на незнакомца, который устроился напротив, сложив ноги по-турецки. Темные волосы, черные в окружающей полутьме, глаза светло-карие, а расширенные зрачки почти наполовину закрывают радужку. Черты лица хищные, но в тоже время плавные: прямой нос с небольшой горбинкой, красиво очерченные губы, брови, сведенные к переносице, острый кадык, выступающий на оголенной шее. На нем была надета белоснежная футболка и узкие черные джинсы с потертостями на коленях. Внешне незнакомец кого-то очень сильно напомнил Эмилю, и когда тот осознал, кого именно, то шумно втянул воздух в легкие, чувствуя, как паника подступает к горлу спазмами, перекрывая дыхание.
— О, мать вашу, не начинай! — закатил глаза мужчина напротив. — Очередная истерика?! Ты что, принцесса, а?!
В голосе прозвучало столько издевки и какой-то брезгливости, что Эмиль закашлялся от возмущения, которое так и не сорвалось с губ. Всего пара слов, взгляд, полный отвращения, и Эмилю перехотелось снова впадать в панику.
— Ты кто? — вместо этого выдавил из себя Джонс.
— А то ты не догадалась, принцесса? — губы темноволосого растянулись в ухмылке.
— Ф-филипп? — неуверенно пробормотал Эмиль, прикусив губу.
— Бинго! — хмыкнул мужчина, изогнув бровь. — Странно… Мы впервые вот так встречаемся, хотя я знаю тебя всю свою жизнь. Похоже, шоковая терапия доктора сработала.
— Я… Я сплю? — Эмиль огляделся, всматриваясь в пространство вокруг.
— Возможно, — пожал плечами Филипп, не став ерничать. — Ты такую истерику закатил. Честно, если бы я мог поаплодировать тебе в тот момент, то я бы это сделал.
Эмиль ощутил, как его щеки обожгло румянцем, и опустил взгляд. Его эмоции словно притупились, казались какими-то эфемерными, незначительными. Будь юноша в реальности, то наверняка его состояние было бы иным. Он все еще отказывался принимать, что у него, якобы, есть вторая личность, которая выкрадывает его время, занимаясь неизвестно чем. Это было отвратительно, страшно и пугало своей неизвестностью. Эмиль не хотел в такое верить.
— Ладно, принцесса, я должен тебе кое-что рассказать, раз уж у нас есть возможность общения. Впервые ты откликнулся на мои окрики, — Филипп почесал щеку, склонив голову на бок, и осмотривая Эмиля с головы до ног. — Должен признаться, ты за столько лет ни разу не слышал меня, что я уже потерял надежду. Хм-м-м… Заметь, я не занял наше сознание, — Моррис кивнул в сторону круга света. — Ты должен быть благодарен за то, что я не разгуливаю сейчас где-нибудь по улице.
Джонс возмущенно уставился на Филиппа.
— Не смотри так, — Моррис поморщился. — Это я должен обижаться на тебя за многие вещи. Но сейчас мне важно, чтобы ты понял кое-что, парень. Твои истерики не сыграют ровным счетом никакой роли, и хочешь ты этого или нет, но я существую. Я — твоя вторая часть. И только посмей устроить сейчас что-нибудь! — темноволосый грозно нахмурился.
— Я не… Я не хочу верить, что болен… — Эмиль поджал губы и замотал головой.
— Но ты должен, — фыркнул Филипп. — Болен или нет… Какая к черту разница, а? Я просто хочу, чтобы ты знал, что я с тобой рядом, и никуда не денусь по одному твоему «хочу-не хочу».
Эмиль несмело взглянул на Морриса — тот его пугал. Пугал еще и потому, что Эмиль видел в нем кого-то очень близкого и нужного.
Джонс медленно поджал под себя ноги, привстав на колени. Филипп нахмурился, как будто о чем-то смутно догадываясь.
Эмиля тянуло к свету, он не хотел больше говорить с Филиппом, видеть его, знать о нем. Джонс хотел туда, где тепло, где есть Луис. И блондин, вскочив с места, со всех ног кинулся к освещенному кругу, а в спину несся гневный крик.
— Ах, ты!.. Мелкий ублю… — остаток брани Эмиль больше не слышал, так как влетел в свет.
Распахнув широко глаза, Эмиль уставился в потолок комнаты. Его сердце бешено колотилось внутри, почти выпрыгивая наружу. Он обнаружил на себе одну из футболок Луиса и его домашние штаны. Джонс вспомнил, где он находится, и к глазам подступили слезы. Луис…
После сна Эмилю было невероятно страшно. Значит, все правда?.. А как же Кронви?.. Если он узнает, что с Эмилем, то бросит?
Блондина затрясло, и чтобы скрыть рыдания, рвущиеся наружу, он перевернулся на бок, закрывшись одеялом и прикусывая его край.
С кухни потянуло ароматом специй и чего-то аппетитного — Кронви, не особо выспавшийся, готовил поздний ланч. Поскольку Эмиль, когда его привезли, спал крепко и явно не собирался просыпаться на ужин, Лу переодел его и снова укрыл. Переделав домашние дела, чтобы хоть как-то перекрыть хаос в голове, он улегся рядом с Джонсом и попытался уснуть. Однако его сон был тревожным и прерывистым: раз двадцать парень подскакивал в постели с бьющимся сердцем и вглядывался в бледные черты возлюбленного, чье лицо ярко выделялось на подушке в лунном свете.
Уже поздним утром Лу, задернув плотные портьеры, чтобы не мешало солнце, все же вырубился и проспал беспробудно немногим больше четырех часов. Потом встал и вяло поплелся в ванную, пытаясь унять голодное урчание в желудке — время было почти два.
Эмиль выглядел значительно лучше, но продолжал сладко сопеть в подушку; Луис не стал его трогать. В кухне он выволок толстую тетрадь, куда записывал все рецепты и наставления своего японского друга, который учил его готовить, задумчиво перелистал и остановился на мясной вырезке в сладком соусе. Свиная вырезка в морозильнике присутствовала, всякие примочки для японских блюд — тоже, Кронви никогда не отказывал себе в удовольствии испробовать какой-нибудь новый ингредиент. И парень принялся за дело.
Когда мясо было почти готово, Лу накрыл его крышкой и вернулся в спальную комнату, осторожно приоткрыв дверь и проскальзывая внутрь. Слишком долгий сон начал беспокоить Кронви, поэтому он предпринял попытку привести блондина в чувство и, присев на край кровати, ласково погладил выбившиеся из-под одеяла пряди.
— Эмиль, — мягко позвал он.
Джонс ничего не ответил. Он затих, побоявшись издать даже звук. Слезы, успевшие скатиться по щекам, обжигали.
Все это время, после пробуждения, Эмиль размышлял, что ему делать. Мысли хаотично разбредались в голове, и собрать их воедино было очень сложно. Одна мысль наплывала на другую и была хуже предыдущей:
«Ему будет лучше без меня… Я стану для него обузой. С таким диагнозом лучше никого не обременять…»
Эмиль знал, что будет постоянно зависеть от Луиса, по крайней мере, очень долгое время. Кронви достоин большего, а не многолетних скитаний к психиатру и вечных ожиданий. Еще неизвестно, что творил Филипп все это время, какой жизнью он жил. Эмиль после своего сна начал слегка привыкать к мысли, что где-то там очень глубоко жил тот, кого юноша боялся, и чье имя произносить не хотел. Голос того человека все еще набатом бил в голове. Его внешность, настолько контрастная облику Эмиля… И их общие тайны, их прошлое. Джонс ничего не вспомнил, но ему казалось, дослушай он до конца запись диктофона, его мир разрушился бы на части. Он бы узнал ответ на вопрос, что забыл, но в тоже время перестал бы быть прежним.
