Птица отлетела куда подальше.

Дальше вокруг творилось что-то довольно-таки странное. Баюн, громко крича, из-за чего Грохотун недоуменно глядел не спятившего, как он думал, робота, пьяной и подбитой ласточкой кинулся к нему, но слегка не рассчитал и врезался головой туда, где у обычных людей была грудь. Боевой робот не совсем понял, что произошло, немного покачнулся, но выстоял, а вот Баюн осел вниз. Если бы у Андрея были свободны руки… но на них была Василиса.

Между тем, нянька даже не думал сдаваться. Ухватив Грохотуна за ногу и не думая подниматься, он резко потянул на себя. Вот теперь-то боевой робот не смог удержаться и, не понимая, что от него все-таки хотят, свалился на Баюна сверху. Бластеры в ход он пока не пускал.

Грохотун был роботом и ничего не чувствовал, однако приземление ему не понравилось, поэтому он тут же принялся одаривать своего противника сильными ударами. Баюн скрипел, но уверенно уворачивался, когда Грохотун метил в важные точки, продолжая искать его слабое место. И не мог не найти.

Робот-нянька, подобно роботу-убийце, был выпущен примерно в одно время, поэтому между ними хоть в чем-то должна была быть схожесть. Кнопка резервного выключения, сделанная у каждого старого робота — у новых этого не было — у подобных моделей располагался где-то в грудине. Это было самое слабое и самое сильное место одновременно. Баюну пришлось повозиться, при этом его работу осложняли кулаки Грохотуна; нянька тоже порой толкал своего оппонента, не желая быть просто куклой для битья.

Щелк!

Звук от нажатия нужной кнопки, казалось, разлетелся на многие километры. Лависса от неожиданности взвизгнула. Грохотун тоже сначала что-то пробасил, прежде чем мешком свалиться на Баюна. Андрей, осторожно опустив Василису на землю — все-таки она была живым человеком, — кинулся к роботу, и вместе с Кольцовой они стащили Грохотуна. Баюн, чуть кряхтя, поднялся и еще несколько секунд скрипел.

— Здоровье дороже денег. Умеренность — мать здоровья. Не силой дерутся, а уменьем, — выдал Баюн несколько поговорок сразу. — Помахались кулаками — и ладно. Пошли дальше.

— А он того… не оживет? — уточнил Андрей.

— Этот может, — хмыкнул попугай, подлетая к павшему в бою роботу. — Грохотушка все может, когда не надо. Странно, что он по тебе, Баюн, палить не начал.

— И что нам делать?

Попугай сообщил, что на всякий случай из головы робота надо стереть старую программу. Это было плевым делом, с которым можно было справится за несколько минут. А вот новую программу писать Вахмурко Попугайло пока не торопился — это заняло бы в разы больше времени.

— Ну что, Баюн, поможешь мне, — заявил попугай, приготовившись командовать. — Надо снять голову.

Как снимаются головы у роботов, Баюн не представлял совершенно — раньше от него не требовалось проводить такие операции, собственную голову он тоже пока никогда не отвинчивал и не собирался.

— А ты возьми, напрягись — и потяни, — посоветовал хакер.

— Я то потяну… только после этого, думаю, мы лишимся Грохотуна, а боевой робот, что ни говори, пригодится.

Вахмурко Попугайло разочарованно вздохнул. Очередной его план по устранению Грохотуна, такой же идеальный, как и все остальные, тоже не сработал. Баюн, не советуясь больше ни с кем — все равно разбирать роботов никто не умел, — принялся исследовать голову своего собрата.

Через несколько секунд голова была отвинчена, и попугай взялся за свое дело. К Грохотуну его раньше никогда не пускали: Кроксу тоже не хотелось потерять лучшего боевого робота, и он всегда программировал его сам, поэтому сейчас Вамхурко впервые знакомился с внутренним устройством своего неприятеля.

— Смотри, не удали там чего-нибудь важного, — предупредил нянька, внимательно следя за любыми действиями. — Знаю я тебя. Выяснится потом, что Грохотун лишился резервной памяти.

Удалил ли попугай только то, что нужно, никто не знал, хотя сам пернатый хакер клялся, что все в порядке. Голову робота отдали Лависсе, чтобы тот уж точно не ожил, а если и ожил, не имел зрения, а тяжелую металлическую тушку тащил Баюн. Василиса с рук Андрея никуда не делась. Один попугай был свободен и практически счастлив.

Вот именно такая процессия и двинулась дальше.

— Ты уверен, что мы правильно идем? — уточнил Андрей. — Ты думаешь, эти пираты посадили звездолет туда же, куда и мы?

- Да. Хотя бы потому, что эта площадка — космодром.

И попугай, а за ним и все остальные, уверенно отправились к космодрому, на котором, как скоро все увидели, находилось два звездолета-гиганта: «Взгляд Пантеры» и «Звездный Странник».

***

Взгляд Пантеры за долгие дни на его борту стал для новых членов экипажа родным, любимым и даже долгожданным. Андрей мог говорить о ненависти к пиратскому звездолету, мог выражать свое презрение, но, когда его нога вновь ступила в рубку, а глаза увидели ту самую панель управления, сердце трепетало, а на глаза наворачивались слезы, как от встречи со старым другом. Так чувствует себя любой капитан, возвращающийся на родное судно после долгой и тяжелой разлуки. Схожие ощущения испытывал Крокс, раз за разом вновь возвращаясь на Звездный Странник раньше, в бытность капитаном.

Второй, более огромный корабль возвышался рядом, и при взгляде на него тоже хотелось плакать и не стыдится этого. На душе тоже возникала щемящая нежность, но с каким-то привкусом горечи. Сердце любило этот звездолет, считало верным другом — и называло предателем, который за одно мгновенье из любимого дома превратился в простой, холодный и чужой звездолет.

Никто не рискнул лететь на Страннике, опасаясь, как бы из-за угла не показалась опасность. Взгляд Пантеры тоже был пиратским кораблем, но этот звездолет, что ни говори, вызывал больше доверия, а его техническое оснащение было не таким совершенным, как на Звездном Страннике.

Итак, компания выбрала второй, более новый и более маленький звездолет. Стартовать с каждым разом получалось все лучше и лучше, и теперь Андрей чувствовал себя увереннее. Он поднимал звездолет так, словно был бывалым космическим волком, привычным к любым неожиданностям, словно за одну секунду, неумолимо и неожиданно преобразившись, стал из простого мальчишки полноправным капитаном.

Взлетели без проблем, и через несколько секунд звездолет, набрав неплохую скорость, вырвался за пределы планеты, улетая все дальше и дальше от Опеса в бесконечное космическое пространство.

— Они будут нас преследовать? — поинтересовался Андрей, удостоверившись, что все в порядке, переключившись на ручное управление и отворачиваясь от монитора.

— А ты как думаешь? Конечно, будут: мы гости почетные, Лигум обязательно решит нас вернуть и напоить вечерним чайком. Вопрос в другом: как скоро они нас хватятся?

В рубке, кроме Андрея и попугая, никого не было, и от этого огромное помещение казалось каким-то пустым. Второе кресло, где обычно любила сидел Лависса, было свободно, а на первом удобно разместился Андрей. Попугай летал около пульта управления огнем, что-то там перепроверяя и оценивая — судя по всему, пока птица была довольна.

Где-то, в одной из бесконечных кают, растянувшихся на три блока, Кольцова раскладывала свои вещи и обживалась на новом месте, находя комнату довольно уютной и пригодной для жизни. Возможно, рядом, а может, и очень далеко от нее на своей кровати лежала Василиса, так и не пришедшая в себя; рядом с ней наверняка крутился Баюн. Девушка, может, уже давно не была ребенком, но нуждалась в квалифицированной помощи.

Каюта для Грохотуна тоже сразу нашлась. Баюн оставил его недалеко от себя, в случае, если робот вновь очнется и начнет буянить. Но пока тот вел себя очень тихо, и его тяжелое металлическое тело с крепкой броней и голова с погнутым рогом лежали отдельно, никого не трогали, ничего не крушили и не выкрикивали ругательства «Старые модели… Летающие чайники! ..»

Андрей еще раз решительно обвел рубку взглядом, но с последнего его появления здесь ничего не изменилось. Все системы были в норме, звездолет довольно быстро удалялся от Опеса и, кажется, уже взял курс на Деметру. Парню ужасно хотелось оказаться там побыстрее, но, увы, он знал о гиперпространстве ничтожно мало — лишь то, что оно существует.