Литмир - Электронная Библиотека

Ну ладно, соглашались все вокруг, когда человечеству придет конец, вид на ядерные грибы оттуда, где мы сейчас, будет ничем не хуже вида, который откроется из любого другого места. Алоха, цивилизация.

А затем – сюрприз, и мир был помилован. Кризис миновал. Небеса, казалось, вздохнули с облегчением, а воздух стал яснее и прозрачнее. Наступила идеальная гавайская осень. Дни, полные довольства и чего-то, близкого к блаженству. Но потом эти дни сменились острым беспокойством.

– Мне кажется, пришло время покинуть этот рай, – сказал я Картеру.

Я совсем на него не давил. Я не думал, что в этом может быть необходимость. Мне было очевидно, что пора возвращаться к нашему плану. Но Картер нахмурился и выпятил подбородок.

– Слушай, Бак, я не знаю.

Он встретил девушку. Он хотел остаться на Гавайях, и как я мог ему при таком раскладе возражать? Я сказал ему, что понимаю его. Но почувствовал себя подавленным. Я отправился на долгую прогулку по пляжу. «Игра окончена», – сказал я себе. Последнее из того, что я хотел, это упаковать свои вещи и вернуться в Орегон. Но я также не представлял себе, как поеду дальше, путешествовать вокруг света в одиночку. «Езжай домой, – сказал мне тихонько внутренний голос. – Найди нормальную работу. Будь нормальным человеком». Затем я услышал другой тихий голос с такой же интонацией. «Нет, не возвращайся домой. Продолжай. Не останавливайся».

На следующий день я подал заявление об уходе из своей бойлерной.

– Плохо, Бак, – сказал один из начальников. – У тебя было реальное будущее в продажах.

– Бог не велит, – пробубнил я.

Тем же вечером в туристическом агентстве в соседнем квартале я купил открытый билет на самолет, действительный в течение года для любой авиакомпании, летящей в любом направлении. В День благодарения 1962 года я подхватил свой рюкзак (не очень мне понятно, куда девался чемодан) и пожал руку Картеру. Капитан самолета заговорил по громкой связи на японском языке с пулеметной скоростью, и меня бросило в пот. Я посмотрел в окно, на сияющий красный круг на крыле. Была ли моя идея безумной? Может, кстати, безумным был я сам? Даже если так, то уже поздно было обращаться за профессиональной помощью.

Самолет резко взмыл в небо, проревев над гавайскими белоснежными пляжами. Я смотрел, как массивные вулканы внизу становились все меньше и меньше. Пути назад нет. По случаю Дня благодарения на борту кормили шпигованной индейкой с клюквенным соусом. Так как мы направлялись в Японию, нам также подали сырого тунца и суп мисо. Я все это съел, читая романы в бумажных обложках, которые я запихнул в рюкзак. «Над пропастью во ржи» и «Голый завтрак». Я отождествлял себя с Холденом Колфилдом, подростком-интровертом, ищущим свое место в мире, но Берроуз просто будто стукнул меня по голове. Продавец наркоты не продает свой товар покупателю, он продает покупателя товару. Это было для меня уже перебором. Я заснул. А когда проснулся, мы уже резко зашли на посадку. Под нами лежал сверкающий огнями Токио. Гинза особенно напоминала рождественскую елку. Во время поездки к отелю я, однако, видел лишь темноту. Большие куски города были просто залиты чернотой. «Война, – сказал водитель. – Много домов еще с бомбами».

По пути сквозь длинные пустынные улицы мы с водителем больше не обмолвились ни словом. Нам нечего было друг другу сказать. И вот водитель остановился у здания, адрес которого был записан в моем блокноте. Это был сомнительный хостел. Более чем сомнительный. Я забронировал его через American Express, в глаза его не видя, и, как сейчас понимал, сделал ошибку. Я пересек мостовую, всю в дырках, и вошел в здание, которое, казалось, сейчас развалится. Старая японка за стойкой склонилась передо мной. Затем я понял, что она мне не кланяется, просто это ее спина согнута годами, будто дерево, пережившее множество бурь.

Медленно мы прошествовали в мою комнату, которая больше напоминала коробку. Татами-матрас, кривобокий столик – вот и вся обстановка. Правда, мне было все равно. Я почти не почувствовал своей спиной, что татами был с вафлю толщиной. Я поклонился сгорбленной японке и пожелал ей спокойной ночи. Оясуми насай. Я свернулся калачиком на матрасе и вырубился. Проснулся я спустя много часов в комнате, залитой светом. Я подобрался к окну. Я находился в каком-то производственном районе на краю города. Везде, куда ни глянь, царило опустошение. Здания стояли разрушенные или покрытые трещинами. Квартал за кварталом просто лежали в руинах. Они были стерты с лица земли.

Слава богу, что у моего отца оказались знакомые в Токио, включая группу американских парней, работавших в United Press International. Я приехал туда на такси, и эти парни встретили меня как члена семьи. Они напоили меня кофе и накормили завтраком, а когда я поведал им, где провел ночь, посмеялись.

Они нашли мне чистый, приличный отель. И написали названия нескольких хороших мест, где можно поесть. Что ты, ради всего святого, делаешь в Токио? Я объяснил, что путешествую вокруг света. Затем упомянул свою Безумную Идею. «Ух ты», – сказали они, чуть закатывая глаза. Ребята вспомнили двух бывших военных, которые теперь издавали ежемесячный журнал под названием «Importer». «Поговори с этими парнями, – сказали они мне, – прежде чем решишь что-то затевать». Я пообещал, что поговорю. Но сначала мне хотелось посмотреть город.

С путеводителем в одной руке и простенькой камерой «Minolta»в другой я посетил несколько достопримечательностей, которые пережили войну, старейшие храмы и часовни. Я проводил часы, сидя на скамейках в садах, обнесенных стенами, и читая о ведущих японских религиях, буддизме и синтоизме. Я был поражен концепцией кенсо, или сатори – просветления, которое нисходит на человека внезапной вспышкой, ослепляющей молнией. Это вроде как вспышка на моей камере. Мне нравился этот образ. Я тоже так хотел. Но сначала мне нужно было изменить все мое мировоззрение. Я мыслил линейно, а согласно философии учения Дзен линейное мышление есть не что иное, как заблуждение, одно из многих, которое делает нас несчастными. «Реальность нелинейна, – говорит Дзен. – Нет будущего, нет прошлого. Все существует только сейчас».

Любой религии эго человека видится препятствием, врагом. А Дзен так и просто заявляет, что твоего личного «я» не существует. «Я» – это мираж, лихорадочный сон, и наша упрямая вера в его реальность не только делает нашу жизнь бессмысленной, но и укорачивает ее. «Я» – это наглая ложь, которую мы рассказываем сами себе каждый день, а счастье требует от нас видеть сквозь эту ложь, развенчивать ее. Внутренний голос, внешний голос, это все одно и то же. Нет разделительной черты. Особенно в соревновании. Победа, согласно Дзену, приходит, когда мы забываем об идее, о своем «я» и об оппоненте, которые есть две половины одного целого. В Дзене и в «Искусстве стрельбы из лука» это высказано с кристальной ясностью. «Совершенство в искусстве владения мечом достигается… когда сердце больше не тревожит мысль о «я» и «ты», о противнике и его мече, о своем мече и том, как им управлять… Все есть пустота: твоя идея о себе, сверкающий меч, руки, которые держат его. Даже мысли о пустоте больше нет».

Голова моя плыла, и я решил сделать перерыв и посетить самое недзенское, даже антидзенское место в Японии, такое, где люди были сфокусированы на себе и ни на чем ином, кроме себя, – Токийскую фондовую биржу. Тошо помещалась в облицованном мрамором здании романского стиля с большими греческими колоннами. Она выглядела на своей улице как старомодный банк где-нибудь в тихом городишке в Канзасе. Внутри, однако, творился бедлам. Сотни мужчин махали руками, рвали на себе волосы, кричали. Ухудшенная версия бойлерной Корнфилда. Я не мог оторваться, смотрел и смотрел на них, спрашивая себя, неужели в этом и есть весь смысл? Серьезно?

Я ценил деньги не меньше, чем эти парни. Но я бы не хотел, чтобы моя жизнь сводилась только к добыче этих денег.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

5
{"b":"668440","o":1}