«Какая грандиозная идея, Бак!»
Я посмотрел на него. Он не смеялся надо мной. Его смех был полон радости и ликования. Он был впечатлен. «Надо иметь большую смелость, чтобы придумать и осуществить такое путешествие», – сказал он. И он хотел присоединиться. Через несколько дней он получил согласие родителей, а отец одолжил ему денег. Картер никогда не ходил вокруг да около. Пришел, увидел и забрал – таков был его характер.
Я говорил себе, что многому смогу научиться у этого парня во время нашей кругосветки. У каждого из нас багажа было всего-то по чемодану и рюкзаку. Возьмем только самое необходимое, поклялись мы друг другу. Несколько пар джинсов, несколько футболок. Беговые кроссовки, ботинки для трекинга, солнечные очки, плюс пара походных брюк. Я еще взял один приличный костюм. Зеленый, с пиджаком на двух пуговицах, от Brooks Brothers.
Таким образом, моя Безумная Идея начала воплощаться.
Седьмого сентября 1962 года Картер и я загрузились в его убитый старый «Шевроле» и рванули на сверхзвуковой скорости по трассе I‑5, через долину Уилламетт, прочь из заросшего лесом Орегона. Мы будто спустились по корням дерева.
Мы ворвались в покрытую соснами Калифорнию, пролетели через высокие зеленые горные перевалы, затем вниз, вниз, и вот уже глубоко за полночь мы были в Сан-Франциско, укрытом туманом, словно плащом. Несколько дней мы гостили у друзей, спали на полу в их доме, затем проскочили сквозь Стэнфорд, по пути забрав несколько вещей Картера из камеры хранения. В итоге мы купили два билета со скидкой до Гонолулу на самолет Standard Airlines. Восемьдесят баксов в один конец. И, как нам почудилось, несколькими минутами позже мы с Картером ступили на занесенную песком посадочную полосу аэропорта Оаху. Мы оглядывались, смотрели в небо и думали: оно здесь не такое, как дома.
Мы взяли кеб до пляжа Вайкики и заселились в мотель прямо через дорогу от пляжа. Одним движением мы скинули сумки и натянули наши трико для плавания. Погнали, кто первый в воду! Как только мои ноги коснулись песка, я принялся вопить и смеяться, скинул кеды и вбежал в волны. Я не останавливался, пока не оказался по шею в пене. Я нырнул, достал до самого дна и затем всплыл, задыхаясь, смеясь, и перевернулся на спину. Наконец я выбрался на берег и повалился на песок, улыбаясь птицам и облакам. Наверное, я выглядел, как сбежавший пациент психушки. Картер, присевший рядом со мной, был в похожем состоянии.
– Мы должны здесь остаться, – сказал я. – К чему нам спешить уезжать?
– А как же наш План? – спросил Картер.
– Объехать вокруг света? Планы имеют свойство меняться.
Картер усмехнулся.
– Крутая идея, Бак.
И вот мы устроились на работу. Такая была работа – ходить по домам и продавать энциклопедии. Не шикарно, но хоть что-то. Мы не начинали работу раньше семи вечера, что давало нам много времени на серфинг. Научиться серфить стало для меня внезапно самым важным делом на свете. Всего несколько попыток спустя после первой попытки я смог стоять на доске, а через несколько недель у меня начало получаться, причем получалось хорошо. Благодаря оплачиваемой работе мы смогли съехать из мотеля в съемную квартиру, меблированную студию с двумя кроватями, одной настоящей и одной раскладушкой – это было нечто, похожее на гладильную доску, которую можно было сложить и прислонить к стене.
Так как Картер был выше меня и тяжелее, ему досталась нормальная кровать, а мне гладильная доска. Но мне было все равно. После дня серфинга и продаж энциклопедий я мог спать хоть на мангале. Аренда стоила сотню баксов в месяц, мы делили эту сумму пополам.
Жизнь была хороша. Жизнь была почти раем. Все портила одна маленькая деталь. Я не мог продавать энциклопедии даже под дулом пистолета. Казалось, что чем я становлюсь старше, тем жестче я делаюсь, и мой дискомфорт был столь очевиден, что я часто заставлял незнакомых людей почувствовать себя неловко.
Продажи – в принципе дело нелегкое. А уж продавать энциклопедии на Гавайях, где они были столь же популярны, как комары для жителей континентальной Америки, было просто мучительно. Не важно, насколько страстно и пламенно произносил я ключевые фразы, которые в нас вдалбливали во время обучающей сессии («Парни, говорите покупателям, что вы продаете не энциклопедии – вы продаете Великое Собрание Знаний Человечества, Ответы на главные жизненные вопросы!»), я всегда получал один и тот же ответ: «Убери это, чувак».
Моя застенчивость сводила на нет мои способности к продажам энциклопедий, и я от души возненавидел это занятие. Я не был приспособлен для высоких доз отвержения. Я знал это о себе со времен старшей школы, когда меня не приняли в баскетбольную команду.
Это была вроде бы мелочь, но тогда она здорово выбила меня из строя. Этот эпизод впервые позволил мне осознать, что не все в мире будут любить нас или принимать нас, что часто нас отбрасывают в сторону именно тогда, когда нам больше всего нужно приятие. Никогда не забуду этот день. Я дотащился по обочине до дома, забился в свою комнату и рыдал и грустил там недели две, пока на край моей кровати не присела мама и не сказала мне: «Хватит». Она уговаривала меня попробовать что-то другое.
– Что, например? – проворчал я из-под подушки.
– Как насчет бега? – спросила она.
– Бега? – удивился я.
– Ты же можешь быстро бегать, Бак.
– Я могу? – произнес я и сел. И потом я отправился на бег.
Так я выяснил, что могу бегать. И никто не мог отнять это у меня.
Поэтому я бросил продавать энциклопедии и все так хорошо знакомое мне отвержение вместе с ними и обратился к объявлениям, где говорилось, что кто-то куда-то требуется. Довольно скоро я обнаружил маленькое объявление, выделенное в газете широкой черной рамкой: ТРЕБУЕТСЯ: ТРЕЙДЕР, ПРОДАВЕЦ ЦЕННЫХ БУМАГ. Для этого я подходил гораздо лучше. В конце-то концов у меня была степень MBA. И перед отъездом из дома я успешно прошел собеседование с Дином Виттером.
Проведя небольшое исследование, я выяснил пару вещей об этой работе. Во-первых, мне предстояло трудиться в компании Investors Overseas Services, которую возглавлял Бернард Корнфилд, один из самых известных бизнесменов 1960-х годов.
А во‑вторых, офис компании был расположен на последнем этаже башни, стоящей прямо на пляже. Двадцатифутовые окна смотрели прямо на бирюзовое море. Оба этих фактора мне понравились и заставили быть очень убедительным на собеседовании. Каким-то образом, после того как неделями я не мог уговорить ни единого человека купить энциклопедию, я уговорил команду Корнфилда взять меня на работу. Невероятный успех Корнфилда и захватывающий вид из окон заставляли забыть о том, что комната была всего лишь бойлерной.
Корнфилд был знаменит тем, что спрашивал всех своих сотрудников, действительно ли они хотят разбогатеть. И каждый день дюжина молодых людей с глазами голодных волков демонстрировали, что они этого хотят, очень хотят. С неистовой яростью и самоотдачей они терзали телефоны, совершая холодные звонки по буклетам и отчаянно добиваясь личных встреч.
Я не был хорошим переговорщиком. Я вообще не был переговорщиком.
И тем не менее я владел цифрами и знал продукт: Фонд Дрейфуса. Более того, я знал, как говорить правду. И похоже, людям это нравилось.
У меня получилось быстро назначить несколько встреч и сделать несколько продаж. За неделю я заработал на комиссионных достаточно, чтобы заплатить свою часть аренды за несколько месяцев вперед, и еще прилично денег осталось на воск для серфовой доски.
Я жил одним днем, и в последнее время это чувство у меня обострилось благодаря тому факту, что мир, похоже, катился к своему концу. Ядерное противостояние с Советским Союзом обострялось буквально каждую неделю. У Советов было три дюжины ракет на Кубе, США хотели, чтобы их там не было, и обе стороны выдвинули свои последние условия. Переговоры были окончены, и Третья мировая должна была начаться с минуты на минуту. Если верить газетам, ракеты должны были посыпаться с небес ближе к вечеру. Ну в крайнем случае завтра с утра. Мир представлял собой Помпеи, и вулкан уже выбрасывал пепел.
