Реакцию Фроста на слова Селенского легко было объяснить. Бимми – Бенджамин Престор – был хорошо знаком полиции Титана (в первую очередь, полиции Гюйгенса) в качестве мелкого афериста, промышлявшего подделыванием лотерейных билетов и проездных на общественный транспорт, а также толканием всякой контрабандной хреноты. Большим умом сей гражданин не отличался, а потому однажды и попался в руки Фросту и Селенскому, которые задержали его во время облавы на контрабандистов в промышленном районе главного города Титана и СВМ. Помимо недалёкого ума Бимми отличался ещё и завидной трусостью, а потому, стоило лишь полицейским чуток надавить на него, он тут же согласился выполнять роль тайного осведомителя правоохранительных органов. Правда, Престор, в основном, крутился среди мелкой шушеры, хотя несколько раз ему удавалось навести полицию на след гораздо крупных дельцов. К примеру, именно по его наводке полиция Титана сумела выйти на пиратскую шайку, базировавшуюся на одном из дальних спутников Сатурна – Тарвосе, которая на протяжении нескольких лет умело скрывалась от блюстителей порядка, совершая налёты на корабли вольных торговцев. Но всё же даже это не повышало его рейтинг в глазах Фроста, считавшего Бимми простым придурковатым мошенником, место которого – в криокапсуле тюремного комплекса Эвра, расположенного в одноимённом поле дюн в экваториальной области спутника.

– Ну, здесь ему что-то может светить лишь в одном случае – если он сделает себе полную пластику и станет косить под Фрица Фромберга! – усмехнулся Селенский. – Однако Бимми и правда сумел найти кое-что стоящее.

– И что же это? – с недоверием в голосе поинтересовался Фрост.

Вместо ответа Селенский указал Фросту на свой планшет кивком головы.

– Вот.

– Это планшет, Ос. Что я должен на нём найти? Порно? Стереоснимки голых знаменитостей? Или, быть может, видео столкновения двух комет где-то в Поясе Койпера?

– Ты посмотри сначала, а потом зубоскальничай.

Фрост невозмутимо пожал своими широкими плечами, но всё-таки подключил планшет Селенского к считывающему гнезду своего компьютера, что был встроен в стол. Пара движений пальцами левой руки – и на дисплее мультихроматрона возникло стереоизображение неизвестного титанцу субъекта лет примерно сорока-сорока пяти, самой примечательно чертой которого являлись коротко подстриженные по последней земной моде ярко-каштановые волосы и вставленная в правое ухо платиновая серьга в виде якоря морского судна. Насколько можно было судить по снимку, незнакомец был запечатлён камерой персонального коммуникатора или ручным мультимедийным комбайном в момент, когда он садился в вагон городского монорельса.

– И что? – Фрост перевёл взгляд на Селенского. – Предполагается, что я должен знать этого парня?

– Этого – нет, но ты должен прекрасно знать типа по имени Джулиан Хэкса.

– А какое отношение этот хрен имеет к дионскому ублюдку?

– Самое прямое, шеф. Это и есть Джулиан Хэкса собственной персоной.

– В каком смысле?

Дункан Фрост непонимающе уставился на своего напарника, после чего вновь обратил своё внимание на трёхмерный стереоснимок. Тип на экране мультихроматрона никак не мог быть Джулианом Хэксой, выходцем с Дионы, наркодилером, которого полиция Титана упустила два года назад, позволив тому улизнуть из Сатурнианской системы в неизвестном направлении. Скорее всего, дионец скрылся на одной из внутренних планет, где оперативники Союза не могли действовать за отсутствием соответствующих договоров. По крайней мере, это касалось Земли, Луны и Меркурия – на Марсе Хэксу, скорее всего, тоже запихнули бы в газовую камеру. И Фрост слишком хорошо знал этого ублюдка в лицо, чтобы принять во внимание тот факт, что хлыщ на снимке и есть Хэкса.

Старший детектив полицейского управления Гюйгенса оторвал взор от трёхмерного снимка и требовательно воззрился на Селенского, недвусмысленно давая понять землянину, что ему нужны объяснения, какого хрена здесь происходит. И лучше будет, если это произойдёт как можно скорее.

Пространство Солнечной системы,

Пояс Астероидов,

свободная торговая станция Метида,

место расположения – астероид (9) Метида.

Когда-то, в самом начале космической эры человечества, взлёт космического корабля с поверхности планеты – в тогдашнем случае, Земли – представлял из себя с точки зрения космонавтов современности сущее недоразумение. Во-первых, самостоятельно стоять на поверхности Земли корабль был не в состоянии, поскольку он являл собой лишь малую часть от того, что гордо именовалось космической ракетой, поэтому эту нелепую конструкцию помещали в установленную на стартовом столе стартовую же ферму-фиксатор, из которой, собственно, и происходил взлёт. Во-вторых, поскольку термоядерные и ионные двигатели в то время ещё не получили сколь-нибудь должного развития, а об антигравитации, реактивных антиакселераторах и компенсаторах инерции можно было прочитать разве что в фантастических романах или узреть воочию в фантастических фильмах, эти примитивные космические ракеты взлетали на прям-таки гремучей взрывоопасной смеси – топливом для них служили керосин и жидкий кислород. Достаточно было небольшой утечки – и весь стартовый комплекс в мгновенье ока мог превратиться в океан всепожирающего огня. И в-третьих, что было самое важное – космические корабли того времени обладали крайне несовершенными двигательными установками, не позволявшими достаточно быстро передвигаться в пределах Солнечной системы. Пилотируемые космопланы типа американских шаттлов и возрождённых российских «Буранов» были предназначены исключительно для орбитальных полётов; планировавшиеся до Третьей Мировой войны межпланетные пилотируемые миссии к Марсу заняли бы –в лучшем случае – три-четыре месяца, и то при условии благоприятного расположения планет на своих орбитах. О более дальних полётах в то время говорили лишь самые законченные оптимисты.

Ионный двигатель Ортеги-Максимова, использовавший в качестве рабочего тела ксенон, позволил существенно сократить время полёта до Марса. Вместо долгих четырёх-шести месяцев дорога до Красной планеты занимала немногим более месяца, до Астероидов и Меркурия – около двух месяцев. Луна же вообще становилась благодаря двигателям ИДОМ пригородом Земли – каких-то десять часов на пассажирском шаттле. Однако внешние планеты всё же оставались довольно далёкими целями, до того же Юпитера корабль, оснащённый двигателем ИДОМ, мог долететь примерно за полтора года. Что, впрочем, не остановило землян от отправки к самой большой планете своей системы международной экспедиции.

Ситуация изменилась, когда талантливый русский инженер Алексей Фёдоров явил миру своё гениальное изобретение – прямоточный термоядерный двигатель, работающий на энергии холодного синтеза. Взяв за основу работы своих предшественников – североамериканца Кристиана Спенсера и соотечественника Кирилла Ростоцкого, Фёдоров, используя работающий прототип ХТЯР К-200, создал на его основе двигатель для космолётов, использующий в качестве рабочего тела смесь дейтерий – гелий-3 и сверхпроводящие электроды из покрытого палладиевой плёнкой фуршинга для «возбуждения» ядерных превращений. Экспериментальный вариант прямоточного двигателя Фёдорова, получивший в качестве официального названия аббревиатуру ПДФ, был установлен на космическом корабле «Академик Королёв», который был выбран для ходовых испытаний. И полученные результаты превзошли все самые смелые ожидания космических кораблестроителей – «Королёв», используя двигатель лишь на самой малой тяге, составлявшей 0,012% от скорости света, достиг орбиты Луны всего лишь за три часа, развив невиданную до сего момента скорость в сто двадцать девять тысяч километров в час, или примерно тридцать шесть километров в секунду. При такой скорости оснащённый ПДФ космолёт достигал Марса всего за восемнадцать-двадцать стандартных земных суток, при этом положение планет на орбитах не играло никакой роли, так как прямоточный двигатель был способен направлять корабль по траектории светового луча.