Вы, конечно же, хорошо знаете наш так называемый КУЛЬТУРНЫЙ ЦЕНТР, тридцатипятиэтажный "небоскрёб", который одиноко высится над всей городской застройкой недалеко от центра города и в котором расположены всевозможные ведомства и многочисленные кабинеты начальников. Чем эти начальники там заняты, я не знаю – туда нужен спецпропуск, а у меня его нет.

Но суть не в этом, а в том, что слева от здания, если смотреть с проспекта – стоянка служебных машин, а под ней, согласно давнему слуху, ставшему в городе уже легендой и обросшему фантастическими подробностями, когда-то была заживо погребена группа людей, засыпанная рухнувшим особняком, и шофёры, что ставят здесь машины, будто бы летними вечерами, когда стихает шум, слышат глухой стук из-под земли и даже крики о помощи. Досужие горожане до сих пор ходят туда послушать, не стучит ли, действительно, кто, даже садятся на корточки, а самые любопытные прикладывают ухо к асфальту. Раньше тут дежурил милиционер и вежливо разгонял любопытных, а у самых настырных спрашивал документы, и настырных тотчас как ветром сдувало, так что слухи сами собой почти сошли на-нет, а теперь милиционер исчез, и любители слухов опять оживились. Некоторые договариваются до абсурда: будто бы у нас в городе действовала подпольная группа борцов за свободу, а самые ретивые предлагают раскопать это место и назначить комиссию для расследования; другие предлагают поставить здесь памятник "жертвам эпохи застоя"; третьи пытаются спровоцировать на выступления писателей (особняк когда-то принадлежал им).

Нынче время стирания всех и всяческих белых (и черных тоже!) пятен в истории нашей страны; мне как журналисту хотелось бы не остаться в стороне от столь благородного порыва и стереть это пятно в истории нашего города – рассказать, как всё было, причем не из досужих домыслов, а на основе тщательного расследования.

Должен предупредить, что обрушение особняка действительно было, и в подвале оказались замурованными люди. Как это случилось, как они выбрались, почему потом молчали – это и явилось целью моих изысканий. Но я не желаю быть ничьим обвинителем или адвокатом – меня интересуют только факты, и если я где-то отклоняюсь от них, высказывая ту или иную версию или догадку – так только затем, чтобы связать из фактов логическую цепь и прояснить суть дела. И пусть я всего лишь рядовой провинциальный журналист, пусть писал раньше в угоду сильным мира сего и хаживал на компромиссы – здесь я хочу остаться предельно честным, ибо стремление это лежит глубоко в сердце у каждого, и каждый когда-то находит способ хоть однажды искупить вину за всю прошлую ложь, собственную и общую.

А начать надо не с того, как этот особняк рухнул, а – по чьей воле он был заселен писательской организацией. И тут надо рассказать о человеке, который носил – именно носил, ибо уже несколько лет как скончался в своей московской квартире – украинскую фамилию ХВЫЛИНА. Звали его СТЕФАН МАРКАВРЕЛИЕВИЧ, и человек этот был в то время первым начальствующим лицом в области. Длинного названия его должности приводить здесь не буду из экономии места, тем более что Хвылину у нас еще помнят и поминают иногда кто добрым, а кто и не совсем добрым словом.

Надо заметить, что, занявшись изысканиями, я столкнулся с загадочным феноменом: все руководящие лица наши никогда не оставались жить на пенсии в том городе, где работали; руководители областного масштаба непременно перебирались в Москву, успевая подготовить там условия для вполне безбедной жизни, а районные, соответственно – в областном центре. Но НИКОГДА они не оставались там, где работали. Казалось бы, наоборот – гораздо приятней доживать век именно там, где ты трудился и где тебя хорошо знают, и пользоваться своими заслугами, уважением, репутацией – ан нет. Загадка? Да, и – какая! И в ней же – одна из отгадок того сурового и в то же время такого патриархального времени…

На севере нашей просторной области живет маленькое коренное племя урупов, имеющее, кстати, язык, не только ни на чей не похожий, но и не входящий ни в одну языковую группу на земле, что говорит о древности и самобытности племени. Безусловно, язык этот в течение веков подвергся влиянию тюркского, монгольского и русского языков, но основа его – словно древняя гранитная платформа, на которых покоятся земные материки. Племя это мирно жило среди тайги, озёр и тундры разведением оленей, охотой и рыбной ловлей, как жило тысячи лет до этого, и никогда не имело своей письменной литературы, но уже не столь давно сумело вырастить своего поэта, ВАРФОЛОМЕЯ ИМАНГИЛЬДИНА, который создал литературный язык урупов, разработал алфавит и словарь языка. В. Имангильдин жил и работал в нашем городе и был не только очевидцем, но и участником СОБЫТИЯ, поэтому и о нем тоже пойдет у меня речь, хотя следы его в дальнейшем безнадёжно затерялись в тундре, и теперь точно известно, что он тихо упокоился под безвестным холмом в недрах своей малой родины. А сородичи его продолжают, кочуя, пасти своих оленей, охотиться и ловить рыбу, жить в легких переносных жилищах из жердей и оленьих шкур – чумах – и петь его песни, успев позабыть, что их автор – Имангильдин.

Другого типа жилищ у них никогда не было, поэтому любое здание для них – чум; здание для начальства, соответственно – БОЛЬШОЙ ЧУМ. А т. к. начальства у них никогда тоже не водилось – в их языке и слова такого нет, и когда у них объявились пришлые начальники, урупы стали называть каждого ХОЗЯИН БОЛЬШОГО ЧУМА, как бы условившись между собой, что начальник этот – хозяин только в своем доме, а не у них в тайге. И вот когда Имангильдин появился в нашем городе (кстати, почти одновременно с Хвылиной), то в кругу литераторов в шутку назвал Хвылину Хозяином Большого Чума, а резиденцию его на центральной площади, серое монументальное здание в стиле, который я называю ВАМПИР ("вождистский ампир", помпезная, безвкусная эклектика со всеми мыслимыми излишествами: пилястрами, венками, снопами, звездами, серпами и нишами для статуй) – Большим Чумом. С легкой руки Варфоломея названия прижились, выпорхнули из узкого круга и разлетелись по городу. Правда, Имангильдин называл Хвылину и по-другому: "бай-тумен", например, что на урупском означает "начальник над тьмой людей", или – Большим Шаманом, в отличие от просто Шаманов, каковыми ему казались начальники помельче, всегда очень строгие к нему, готовые в любой момент напустить на простых людей злых духов и при этом связанных меж собою какой-то мистической связью… Однако эти имена не прижились, а остались только "Большой Чум" и "Хозяин Большого Чума".

Кстати, серое это здание, Большой Чум, построено было на месте белоснежного кафедрального собора необычайной стройности и высоты, который все мы видели, к сожалению, лишь на фотографиях. Собор этот возводили около двадцати лет и закончили перед самой революцией, а затем, уже в советское время, лет двадцать ломали – будто бы, с целью добычи кирпича. Но собор был настолько прочен, что ни единого целого кирпичика от него не осталось. За это время сменилось около десятка Хозяев – это и понятно: период был смутный, и излишне объяснять, куда они все делись. Но все они занимались ломкой собора, все успели приложить к этому руку – можно подумать, что они родились, возмужали и выдвинулись только для одного: потратить свои силы на перетирание в пыль всего, что построено не ими.

Затем в центре города долго был пустырь с грудами битого кирпича, а потом еще десять лет – чувствуете, какой неспешной поступью шло тогда время? – здесь строили это нынешнее здание, и снова за это время сменилось несколько Хозяев, так что Хвылина, можно сказать, стал его первым полноправным Хозяином. Строили его долго потому, что здание было огромно: целый городской квартал в плане, с внутренним двором, пять этажей ввысь с запутанной системой лестниц и переходов, да два этажа под землей, с толстыми бетонными перекрытиями, складами и хранилищами, причем всё это делалось секретно, за колючей проволокой, чтобы враги и местное население (в те времена это были слова-синонимы) не знали внутренней планировки его, которая приравнивалась к государственной тайне.