Пропала личная жизнь, имевшая все данные быть богатой и содержательной. Но не пропала личность, раскрывающаяся перед нами в величии и неземной красоте.

Татьяна – первый в нашей литературе художественный портрет «русской женщины», как потом его будут писать все наши мастера слова. Некрасов, Тургенев, Гончаров, Л. Толстой, подобно тому, как эти же художники размножат и образ спутника Татьяны – Онегина, первого в нашей литературе интеллигента.

Какие черты характеризуют Татьяну как «русскую женщину»? – Подчинение долгу, голосу совести. Она – героиня, но ее геройство – без всякой аффектации, настоящее национальное русское геройство: суровый долг, требующий отказа от личного счастья, исполняется без фраз, без жестикуляции, как само собой полагающееся.

Внутреннее беспокойство, созерцательность, стремление к идеалу – дополняют эти черты.

Мы начали с национальности в симпатиях, привычках и вкусах Татьяны и пришли, наконец, к национальности самых глубоких ее движений.

Пушкин в Татьяне уловил и запечатлел дивный образ русского женского характера, как он складывался у нас исторически.

Нетрудно подметить еще в Февронии Муромской{67} и Юлиании Лазаревой{68} черты Татьяны. Но Пушкин сделал больше: после Татьяны дав изображение Маши Мироновой{69}, уже из совершенно другого слоя русской жизни, он и в ней нашел те же черты, что и в Татьяне – ту же нравственную силу и ту же простоту подвига. Теперь мы можем уже с уверенностью говорить о национальном характере обеих героинь…

Сохранится ли и впредь этот Татьянин клад в душевной сокровищнице русской женщины, или и его унесла оттуда великая катастрофа, унесшая уже столько исторических национальных ценностей?{70}

Ответ даст новая русская жизнь и новая русская литература.

Расставаясь в 1830 г. с «Евгением Онегиным», Пушкин сделал к нему, так сказать, «подпись» – чудное стихотворение «Труд», торжественное и грустное:

По подсчету самого Пушкина «Онегин» писался 7 лет, 4 месяца, 17 дней, – в действительности, гораздо больше, так как сам же он считает колыбелью «Онегина» Крым (значит, 1820 г.), да весь почти 1832 г. поэт был занят работой над последней главой.

Таким образом, можно считать, что роман этот занял десять лет жизни Пушкина. Писался он и в Бессарабии, и в Одессе, и в Михайловском, и в Тригорском, и в Москве, и в Петербурге, и в Болдине. Он состоит из 8 глав или книг. За девятую можно считать выделенное из романа самим Пушкиным «Странствие Онегина».

Была еще и X глава, где Онегин изображен в кругу декабристов. Так как напечатана она все равно быть не могла, а навлечь на поэта крупные неприятности и очень могла, – Пушкин в Болдине 19 октября 1830 г. сжег ее.

Все же несколько отрывков из нее Пушкин записал для себя тайнописью, которая в 1910 г. была расшифрована пушкиноведами{72}.

Самое крупное, самое любимое произведение Пушкина, «Евгений Онегин», представляет собой высшую точку в творчестве нашего поэта. Это исключительная по красоте и широте картина русской жизни, русской природы, России, недаром Пушкин называл свой роман поэмой.

Здесь изображено и столичное общество обеих столиц и провинциальный помещичий быт – салон и усадьба, изображены не только люди, с ежедневными привычками, и заботами, но и русская природа – Волга, Кавказ, Черное море, Крым, Нижний Новгород, Одесса, Москва, Петербург, русская осень, зима, весна. И на этом широком фоне – две жизни, Татьяна Ларина и Евгений Онегин.

Один уж этот фон показывает, что в своих героях Пушкин видел представителей русского общества, а не случайных лиц, редкие исключения. Но как из всей обширной России Пушкин изобразил только самое крупное – С.-Петербург, Москву, Одессу, хотя есть и Валдай, и Торжок, и Тверь, и Астрахань, так и из общества русского Пушкин взял наиболее интересных, лучших его представителей, в то время как вокруг этих двух – Евгения и Татьяны – шумит и суетится целая толпа людей бесцветных, ограниченных, заурядных. Как в неорганической природе высшие породы – произведения все той же земли, так и Евгений с Татьяной – такие же детища черноземной русской массы. Отец Евгения, родители Татьяны, даже родная сестра – люди, совершенно ничего собой не представляющие и мало чем отличающиеся от тех, которые окружают обоих героев.

И КАК ЭТО ХАРАКТЕРНО, ЧТО МЫСЛЯЩИЙ МУЖЧИНА – ВЫШЕЛ ИЗ СТОЛИЦЫ, А ЧУВСТВУЮЩАЯ ЖЕНЩИНА – ИЗ УСАДЬБЫ!

Общераспространен отрицательный взгляд на Е. Онегина как на человека, не осуществившего своей общественной ценности: дескать, незаурядная личность, а ничего не сделал полезного, убив лучший цвет жизни на любовь и нажив хандру и сплин, не оценил Татьяны, убил друга, оказавшись рабом общественного мнения…

Прежде всего, надо, как от пошлости, раз навсегда отказаться от предъявления литературным героям обвинений, что они того-то и того-то не сделали, не принесли обществу пользы, словно обвинители-то сами на их месте все сделали бы, а уж на своем-то месте, безусловно, делают все! Уместно лишь задать себе вопрос, как случилось, что, одаренные богаче других, эти люди все-таки не нашли приложения своим способностям и вместо удовлетворения и счастья, познали страдания.

В частности, странно от Онегина, человека 20-х годов, требовать, чтобы он нашел себе какое-то дело, когда еще люди 40-х годов, как Рудин{73}, получивший, не в пример Онегину, университетское заграничное образование и, как тот же Рудин, жаждавшие деятельности, так и не находили для себя применения, делали глупости, растрачивая себя.

Да что Рудин, когда сами гении – Пушкин, за ним Лермонтов и Гоголь, а за этими и многие другие, – разве они в России нашли в свое время место, достойное их, разве хоть им-то дано было полностью осуществить свою общественную ценность, и разве их жизнь и страдания – не вернейший довод праздности подобного рода оценки созданных ими образов?!

Самое страшное для человека и в человеке – пошлость, т. е. полное удовлетворение всем и, прежде всего, самим собой. Это – духовная смерть, это «мертвые души». Такова участь массы, массового человека.

И Пушкин в своем герое прямо отмечает его неудовлетворенность, это «роптанье вечное души», даже подчеркивая: вечное – «в шуме и в тиши».[46]

Эта внутренняя тревога заставляет Онегина всю жизнь метаться… Самое раннее ее проявление – участие Онегина, по-видимому, в «Отеческой войне»{74} («по-видимому», так как это мое личное предположение, основанное на совершенно, впрочем, ясных стихах Пушкина – гл. 1, строфа 37:

Обычно под этими словами понимаются поединки Онегина. Но, ради Бога, какие же поединки штатского на саблях! Значит, приходится уже допустить, что Онегин служил на военной службе{76}. Тогда понятна и дружба его с генералом, супругом Татьяны, и их воспоминания о «проказах и шутках прежних лет». О дуэлях «Кавказского пленника» Пушкин выразился совершенно точно: