«Черт! Прекрати об этом думать!» — протягивая одежду гардеробщику, Люциус понял, что лучше застегнуть пиджак до того, как обернется к Гермионе.

— Как здесь приятно, — негромко заметила она, оглядывая освещенный мерцающими свечами зал ресторана.

Свечи стояли на небольших удобных столиках, покрытых красными скатертями и расположенных достаточно далеко друг от друга, что предполагало некоторую уединенность. Да и облегчало работу официантов. Атмосфера уюта и при этом благородной сдержанной роскоши буквально окутывала посетителей с самых первых минут.

— Может, не стоило нам приезжать сюда? С меня вполне хватило бы недорогого кафе и похода в кино. Правда.

— Знаю. Поэтому и не говорил тебе ничего заранее, — Люциус не удержался и погладил ее по щеке, наслаждаясь тем, как она тут же опустила ресницы, приоткрыв с легким коротким вздохом рот.

Он знал, что сам будет наслаждаться этим вечером намного больше, сильнее, острее. И как же хотелось, чтобы она тоже была счастлива рядом.

«Ну почему она так неохотно принимает все то, что может нам позволить мое богатство? Почему каждое маленькое и невинное проявление моей щедрости так ее напрягает?»

Люциусу безумно хотелось баловать Гермиону, впрочем, как и их сына, но ему постоянно приходилось сдерживаться и осторожничать, опасаясь ее реакции.

«Да разве ж это нормально? Почему я не могу баловать своего ребенка и женщину, которую так хочу сделать своей?»

Он мысленно приказал себе заткнуться.

— Гермиона, пожалуйста. Пусть сегодняшний вечер пройдет по моему плану. Дай мне побаловать тебя. Хотя бы немного…

Она так и не успела ничего ответить — к ним подошла средних лет женщина с ярко-рыжими волосами, скрученными на затылке в сложный пучок, зеленые глаза которой тут же внимательно оглядели их обоих, отмечая, казалось, каждую деталь. Черное платье соблазнительно обтекало стройное тело, а изяществу ее движений Гермионе оставалось только позавидовать.

— Добрый вечер! Добро пожаловать в «Delicieux». Могу я узнать, забронирован ли у вас столик? — спросила она с несколько нарочитым французским прононсом.

— Да, столик для двоих на имя Малфоя, — холодно ответил Люциус.

Что-то в этой женщине невольно раздражало, но он никак не мог понять, что именно. А она тем временем заговорила снова.

— О, да, месье, вы со своей дочерью можете проследовать за мной. Я провожу вас, — пригласила она, высокомерно глянув на спутницу этого интересного мужчины.

Подобного Люциус стерпеть уже не мог, да и не собирался. Он обнял Гермиону за талию, слегка притянул к себе и процедил с легкой угрозой:

— Эта очаровательная молодая женщина, к огромному счастью, не моя дочь. И если вы не хотите, чтобы я обсудил поведение персонала ресторана с руководством, то настоятельно рекомендую вам держать свои невежественные предположения и комментарии при себе.

Гермиона смутилась. Люциус так явно и напоказ произнес сейчас это, будто заявил о том, что они…

«Мерлин. А кто мы? Любовниками нас назвать пока нельзя, но и друзьями или просто знакомыми — уже поздно…»

— Прошу прощения, месье. Я ни в коем случае не хотела никого обидеть, — тут же нашлась рыжая, однако в голосе ее не слышалось и крупицы раскаяния.

— Конечно, не хотели. Поскольку пойми я вас неправильно, моя реакция была бы менее сдержанной и любезной. А теперь прошу проводить меня и мою спутницу к нашему столу, если только вы не решили окончательно испортить нам этот прекрасный вечер.

Да… Кто-кто, а Люциус Малфой умел укусить одной фразой. Укусить больно и ядовито, как змея, даже не повышая при этом голоса. От одного его тона по спине начинали бежать мурашки. Острый ум и природная проницательность всегда помогали найти ему именно то, что будет для человека особенно болезненно. Найти то, что ударит по живому. И он, как никто другой знал, что именно может убедить или задеть любого. Точно знал: что, кому и когда нужно сказать… Он — Малфой. Просто глупая женщина не знала этого, оказавшись абсолютно не готова к его холодной, но достаточно агрессивной реакции. К счастью, у нее хватило ума промолчать и подвести их к полукруглой части зала, расположенной вдоль глухой, без окон, стены. Здесь были лишь небольшие кабинки, создающие еще большую иллюзию интимности.

Когда Гермиона скользнула в кабинку, Люциус все еще держал ее под руку. Она ждала, что Малфой сядет напротив, но ошиблась. Он последовал за ней и уселся рядом. Дыхание ее замерло… Люциус оказался рядом. Совсем рядом: бок о бок, нога к ноге. Она все еще так и не могла полноценно вздохнуть, когда Малфой высокомерным кивком отправил рыжую нахалку прочь.

«Значит — вот так?! Одно лишь надменное движение брови и мы остались абсолютно одни. Здесь. Где так уютно мерцают свечи…»

— Ну, напоследок она все-таки попыталась казаться вежливой, — потянувшись за меню, заметила Гермиона.

— Ошибаешься. Даже не пыталась, увы, а всего лишь злилась. Злилась и ревновала. Придя сюда работать, эта женщина надеялась подцепить богатого мужа и жить в роскоши. Но жизнь оказалась несколько сложней и намного циничней, — Люциус усмехнулся.

— Ты прочитал ее мысли?

— Нет, в этом и не было необходимости, поскольку уже сталкивался с подобным типом женщин. И не раз. Комментарий на предмет нашей с тобой разницы в возрасте был лишь пробным шаром. Ее интересовало, кто из нас и что именно скажет, понимаешь? Для того чтобы решить, как действовать дальше — вот и все. Это было абсолютно наглядно и читаемо, поверь, — Люциус несколько брезгливо сморщил губы и открыл карту вин.

— Уверена, что это не последний случай, — Гермиона слегка дотронулась до его руки. — Таких любопытных будет еще очень много, уж я-то точно знаю. Тех, кто будет голосить на всех углах о нашей разнице в возрасте. И громко возмущаться ею… — почти шепотом закончила она.

— А для тебя это так важно? — тихо спросил Малфой, и Гермиона поняла, что он внутренне напрягся и замер в ожидании ответа.

— Нет… — еле слышно выдохнула она. — Меня мало волнует чужое мнение. Какое значение должно иметь то, что говорится не от большого ума?

Чуткая Гермиона понимала, что их разница в возрасте была для него несколько болезненна, хотя они никогда не обсуждали это. Но не потому, что рядом с ней Люциус ощущал себя стариком. А из-за той давней вины, которую он испытывал много лет — вины за то, что принудил к близости почти девочку, лишил невинности ровесницу сына, лежащего тогда в школьном лазарете несколькими этажами выше. Изменил жене, чье тело еще не остыло после смерти…

— Люциус, это наши… отношения, не так ли? И они не касаются никого, кроме нас с тобой! Никого, только тебя и меня, — ей ужасно хотелось сменить тему.

— Это верно. И я рад, что ты думаешь именно так, — Малфой будто заметил ее желание. — Уже решила, чего тебе хочется съесть? — он закрыл меню и положил его перед собой.

— Я… даже не знаю… здесь не указаны цены…

— Можешь заказать все, что хочешь, — Малфой добродушно ухмыльнулся, видя, как она нахмурилась и закусила губу.

— Но…

— В любом случае, я могу себе позволить поужинать с тобой в этом ресторане.

Он не переставал удивляться этой юной женщине. Она была восхитительна: всегда скромна, аккуратна, искренна. И абсолютно не меркантильна. Гермиона так отличалась от аристократических чистокровных красавиц, которых он знал. Да любая из них была бы польщена идеей ужина именно здесь.

— Знаешь, кто ты? Хвастун! — Гермиона слегка улыбнулась, взглянув на него поверх меню. — Что ж, хорошо… А что, если я захочу филе миньон и омара? — с некоторым вызовом спросила она, разумно предполагая, что эти блюда должны быть одни из самых дорогих.

— Значит, закажем филе и омара, — наклонившись к ней, Люциус улыбнулся. — Я богат, Гермиона. Очень богат, и тебе придется привыкнуть к этому. Боюсь только, замучает головокружение, когда ты узнаешь, насколько.

— Как же мне понятно теперь, от кого у нашего сына такое высокомерие, — заметила та, бессознательно облизывая губы.