Только бы она не задернула шторы…
***
Болезненная судорога прошлась вниз по ногам, покалывая стопы, когда Эдвард увидел в окне Мару, выходящую из такси. Танцовщица похудела, изможденная танцами фигура почти не отличалась от ствола иссохшегося дерева. Сжимая дрожащими руками сумку, в которой покоился конверт с бумагами, Мара медленно поднималась по ступенькам парадной. Оттягивала болезненный и для неё, и для Лив момент. Наблюдая это, Харди не мог решить, что бы он сделал, находясь рядом, - отругал её или же поблагодарил.
Юрист стоял рядом с мужчиной, сжимал стакан виски и неотрывно следил за ежесекундными переменами в его лице. Эдди пытался сглотнуть горький ком, вставший в горле, кусал губу и теребил пальцами занавеску. Адвокату показалось, что ещё чуть-чуть, и план пойдет по одному месту, а Эдди распахнет окно и начнет кричать, что вся эта ситуация, причиняющая боль двум молодым женщинам - обыкновенная грязная ложь. Мужчина отдал Харди стакан, и тот осушил его залпом.
- Это тяжелее, чем я думал, - выпаливает он, отдает пустой сосуд и облокачивается на подоконник.
Приникает лбом к холодному стеклу и неотрывно следит за окнами напротив. Будто поглядывает, как юнец, ведёт плечами в нездоровом нетерпении. Когда в квартире мелькает фигура с копной светлых волос, Эдди вскидывается и прижимается ещё сильнее, будто хочет пройти сквозь стекло. Оливия прошмыгнула быстро, как тень, направляясь к двери, и исчезла. Мужчина знал, она сейчас роняет слёзы на ткань платья танцовщицы и не может поверить, что Эдди не придёт. Он посмотрел на юриста, который лишь сочувственно вздохнул и отошёл, оставляя Эдварда наедине со своей беспомощностью.
Харди не дышит и, возможно, даже не чувствует собственного пульса, смотрит, как размытые силуэты садятся в гостиной, как Мара достаёт бумаги. Оливия уходит куда-то, и это совсем не то, чего Эдди хочет. Он знает, она заперлась где-то, чтобы побыть в одиночестве, захлебнуться своим горем, добить себя окончательно. Мужчина ударил кулаком в подоконник, оставляя на белоснежном пластике следы засохшей крови.
- Эдди?
- Я не могу просто стоять и смотреть, - горячо выдыхает он.
- Ты должен, - адвокат вскидывается, когда Эдди хватает ветровку и направляется к двери. - Эдвард.
- Я поторопился с решением, - у Харди дрожат губы, когда собеседник кладёт ладони ему на плечи. - Она так долго была одна. Я больше не могу.
- Как ты себе это представляешь? - юрист трясёт бывшего подзащитного и заглядывает в глаза. - Она сейчас читает твоё письмо. И тут ворвешься ты. И что ты скажешь? “Сюрприз!”? Она скорее умрёт от сердечного приступа, чем будет рада тебя видеть. А если умрёт не сейчас, то потом. Потому что долбанные контрабандисты, твои дружки, доберутся до вас. И, поверь, то, что они с ней сделают… Уж лучше пусть просто плачет!
- Отпустите.
- Ты должен смириться с тем, что не можешь изменить не зависящие от тебя вещи, - понимая, что юрист и сам на взводе, Эдвард немного остыл.
Он привычно провёл пятерней по отросшим волосам, налил себе ещё виски и вернулся к окну. Мара исчезла, только шторы, играющие с ветром в открытых окнах, выдавали наличие в квартире людей.
Спиртное обжигало язык, мерно стекало в горло, и постепенно в груди начала ощущаться равнодушная тоска. Эдди пил, снова пил, уселся на пол и теперь лежал на подоконнике. Смотрел, как Оливия садится рядом с Марой, как переливаются в свете заходящего солнца её волосы. Темнота комнат не позволяла рассмотреть её лицо, но Эдди знал - в чертах лица блондинки такая же тупая боль, которую испытывает он сам.
Харди знал, виски - это единственное, что может помочь ему не сорваться и не понестись сломя голову к заветной двери квартиры из дома напротив. В тот момент забыть о боли и отчаянии, о своих проблемах и страхах за Смит было необходимо так же, как и дышать. Мужчина, поглощающий уже второй литр крепкого, не заметил, что дошёл до той опасной кондиции, в которой ощущаешь себя не просто неудачником и придурком, а самой натуральной мразью, которую только можно вообразить.
Отвращение к себе - результат его же действий. Ведомый этим жгучим отвращением он схватил почти допитую бутылку и со всей силы приложил её об стол. Звон стекла колючим журчанием разлился по комнате эхом.
Этого оказалось мало. Слишком мало для того, чтобы успокоиться. Необходимо было выпустить накопившуюся злость и ярость на самого себя. Выдыхая заглушенные стоны, Эдди начал бездумно громить всё, что попадалось ему на глаза - стеллажи, стулья, подоконники. Разбивал в кровь ещё не зажившие костяшки. Адвокат не сразу услышал, что вытворяет его подопечный, но когда прибежал из кухни и попытался успокоить его, - чуть не получил хук по солнечному сплетению. Он сразу понял: у парня накипело до предела.
У этого юриста, несмотря на титаническую выдержку, всё же не было каменного сердца, поэтому он схватил разбушевавшегося мужчину и держал, чтобы тот не сотворил чего-нибудь и с собой.
Проникаясь теплом чужой поддержки Эдди стал постепенно затихать, но слёзы остановить ему было не под силу.
Комментарий к Часть 2.
Ну, вот так как-то.
Я решила писать главы в формате хроники, чтобы захватить побольше эпизодов. Целый год в пару десятков страниц уместить сложновато, согласитесь. Но, если у вас есть какие-то предложения, обязательно напишите.
Всех люблю, всех целую.
========== Часть 3. ==========
***
Прогуливаясь по пустой квартире, Эдди задевал босыми ногами каждый угол и каждый косяк уцелевшей после его выкрутасов мебели. Горький пузырь ещё не выветрившегося алкоголя полосовал язык шрамами, нёбо облезло после нескольких чашек свежего чая. Балансирующий на лезвии забытия разум подбрасывал воспоминания, как дрова во вздымающийся костёр.
Как юрист ни уговаривал мужчину уехать из Парижа и спрятаться на юге материка, Харди отказался; и в итоге всё, что ему оставили, - немного денег, разгромленную квартиру и мерзкое чувство зависимости от проклятого окна напротив, свет в котором зажигался каждую полночь.
Эдвард напивался. Бессмысленно и с упоением отравлял себя второсортными напитками и ночными кошмарами. Или засыпал лишь под утро, когда блондинка в доме напротив убирала бумаги в кейс и скрывалась в спальне.
- Ты не сможешь сидеть в квартире вечно, - твердил адвокат ему в трубку исправно каждую пятницу.
- Я знаю, - пьяно усмехаясь, отвечал Эдди, сбрасывал звонок и снова шёл к широкому подоконнику, ложился на него корпусом и застывал взглядом в полумраке чужой гостиной.
И вот однажды свет в этой квартире никто не зажёг, темнота приоткрытой створки балкона затягивала в свои объятия, как паутина попавшего в плен ночного мотылька. Прикончив бутылку, Харди терпеливо просидел на подоконнике пятнадцать минут. Когда опустела вторая бутылка, сердце мужчины предупреждающе сжалось, и онемели пальцы. Пустой сосуд, достигая пола, растрескался и разбросал мелкие осколки стекла под обнаженные стопы.
- Твою мать, - мужчина шипит, когда острие прозрачного кусочка входит в кожу, рассекая, будто масло. Нужно добраться до мобильника, не глядя нажать кнопку быстрого набора и ждать, когда ответят на звонок.
Эдди неуклюже прошёлся по ковру, роняя на ворс багровые капли, плюхнулся на диван и выдернул из ноги тонкий осколок. Пораженный участок покрылся кровью, мгновенно застывающей в мягкую корку. Обойдётся без обработки, в бутылке то была водка.
- Эдди? Разве сегодня пятница?
- Нет, - виновато бормочет Харди, унимает дрожь в пальцах. - Нужна ваша помощь.
- Тебя вычислили? - Эдди слышал, как адвокат подскакивает с места и идёт к ноутбуку, клацает на кнопки.
- Нет, я не об этом. Ливи не вернулась сегодня домой.
- Сколько прошло времени?
- Около часа, - ковыляя в спальню, мужчина скорее уже по привычке задел мизинцем ножку комода и матюкнулся. Натянуть носок на поврежденную ногу оказалось непросто. Боль прошивала нервы вплоть до лодыжки. - Чёрт, соберись, засранец!
