Кейтлин прижималась к маме, которая прятала их под широким чёрным зонтом и покрытые уже глубокими морщинами глаза Розы не выражали широкого спектра эмоций. На могиле под высокой ивой устанавливали гранитный памятник с эпитафией «Каждый день, как последний», когда маленький дождь заморосил, выплёскивая выплаканные слёзы миссис Соломонс с неба на землю. Позади, за спиной женщины, на примятую траву рухнул объёмный рюкзак. Высокий голубоглазый широкоплечий шатен с красивой фарфоровой куклой в руках, которую вёз для сестры, замер, наблюдая могилу отца, разбитую горем мать и девочку, что видел только младенцем в сороковом и позже на фото из писем, которые присылали родители. Розалия медленно повернулась к хмурому, как туча и так похожему на отца сыну, пока он медленно подходил и протягивал к ней руки для утешительных объятий. Больше женщина не сдерживала эмоций, рыдая на плече у Уильяма и сжимая тонкими кистями ворот его военной формы, пока слуга подгребал к себе маленькую мисс Соломонс, которая не успевала понимать происходящего, но заинтересовалась куклой. Обратившийся в мужчину юноша, у которого неподалёку виска виднелась седая прядь, отпустил прекратившую подрагивать мать и забрал на руки сестру, отдав ей привезённую игрушку.

— Мы идём домой, Кейтлин. Теперь о вас с мамой буду заботиться я, — Соломонс младший посмотрел в изумрудные глаза девочки, которые только наливались цветом и, выдавив из себя тёплую улыбку, погладил её по волосам. — Ты знаешь кто я?

Девочка только кивнула и опустила голову, грустно рассматривая наряженную в платье принцессы куклу с кудрями и большущими глазами.

— Всё будет хорошо, я тебе обещаю.

Кейтлин обняла брата, смотря в сторону, где устанавливали памятник, и положила голову ему на плечо, пока сам мужчина удалялся прочь с матерью, которая взяла его под руку и шла бездумно к автомобилю, припаркованному на въездной дорожке кладбища.

Уильям оправдывал надежды отца одну за другой. Он полноценно взялся за семейный бизнес и взвесил на себя непростое бремя, принимая право на престол еврейского короля в Лондоне. Этот человек был смесью остроты ума матери, мудрости отца и его же бесстрашия. Изначально молодого парня незнающие не слишком уж воспринимали всерьёз, но поддержка семьи Шелби и его собственные дела стремительно строили собственный авторитет рядом с именем Алфи. Уже за пару лет каждая собака в Англии знала, что между сыном и отцом разницы почти не осталось. Младший только трубку не дымил круглосуточно, как делал это отец. Собственно, парень вовсе не курил, уверенно защищая позицию, что ему это не нужно.

Взрослела и Кейтлин. Шли годы, она из девочки медленно превращалась в привлекательную юную леди, за которой нужен был глаз да глаз. Сам Уильям вскоре женился на еврейской даме из хорошей семьи, но это не мешало ему отстреливать яйца смельчакам, которые помышляли, что могут быть достойными компании его сестры. Как же долго это продолжалось. Когда сама Кейтлин полюбила мужчину на десятилетие её старше да ещё и другой веры, в семье разгорелся скандал. Розалия скучающе перемещала фигуры на шахматной доске, пока знакомство возлюбленного со старшим братом проходило напряжённо и на повышенных тонах с угрозами увезти ухажёра по разным частям в разных бочках по всему миру.

— Мама, ты, возможно, тоже желаешь высказаться, поучаствовать как-то? Твоё молчание не добавляет мне уверенности в этом любезном, который думает, что может себе позволить трахать твою дочь, сидеть в этом доме и столь самоуверенно заявлять о женитьбе. Это самое наглое из того, что я слышал за…всегда.

— Я его одобряю, — не отвлекаясь от своего занятия, заявила женщина и нахмурила брови, касаясь подушечкой пальца ферзя.

— Маман, простите мою прямоту, — Соломонс прищурил взгляд идентичных с родителем голубых глаз, — но Вы к преклонности лет совсем из ума выжили? Мы его впервые видим, откуда такое слепое доверие непонятно кому?

— Ты говоришь точно так же, как говорил бы твой отец, Уильям. Просто не можешь смириться с тем, что у Кейтлин может быть своя жизнь, и она в состоянии ею распоряжаться, — Розали сняла очки, аккуратно складывая их в футляр, и приподняла подбородок, поправив два кольца на безымянном пальце, которые и дня не снимала. — Но посмотри на них. Перед тобой сидит интеллигентный человек, который не дрогнул, когда ты махал перед ним оружием, не отпустил её руку и предельно вежлив с тобой из уважения к семье избранницы, хотя я бы уже дала по шее за отвратительные манеры.

— Ты меня поражаешь, — мужчина похрустел пальцами и пригладил бороду, поднимаясь с места и прохаживаясь по гостиной, затем достал два стакана и бутылку славного виски. — Ладно, сейчас выпьем и начнём разговор сначала. Я на трезвую голову благословений никаких сегодня давать не буду.

Роза едва заметно подмигнула дочери и улыбнулась краями губ будущему зятю. Как же хорошо, что в своё время Альфреду не пришлось вести эту беседу с кем-то из её семьи. Это было бы знатное побоище. Она подумала о том, что он бы их всех сейчас передушил, если был рядом и напился бы с сыном, потому что это единственный человек, который остался бы на его стороне в таком ответственном вопросе. Тем не менее, Альфреда не было рядом и решение сыграть свадьбу было принято, пока Уильям накрывал ладонями лицо и просил у отца прощения за то, что слишком быстро сдался перед щенячим взглядом его дочери.

Вскоре дети порадовали Розалию новым рассветом их семьи с пополнением в виде внуков. Сама же женщина уехала доживать свои годы в Маргейт, увозя с собой семейные портреты, которые развесила над своим камином, и целый кладезь впечатлений, воспоминаний и научных наработок, которые не бросала никогда. Она была так близка, чтобы найти лекарство от рака. Уильям и Кейтлин не позволяли своей старушке угасать в одиночестве, потому часто навещали её и привозили с собой внуков, чтобы в доме стало шумно от детских шалостей. Последней у неё была Кейтлин со своим сыном, который играл возле своей бабушки с любимыми игрушками, пока та в своём кресле-качалке рассказывала ему о человеке, который когда-то выстрогал во-о-он ту деревянную лошадку для его мамы.

— Я встретила твоего дедушку в 1924 году, хорошее было время. От него всегда пахло ромом, табаком и войной. Когда-то он подарил мне надежду, — седовласая старушка передала голубоглазому мальчонке оберег Маген Давид и повернула к себе обрамлённое резным деревом старое фото мужчины с собакой, что стояло на комоде. — Сохрани её. Скоро наши с ним оставленные на войне души встретятся в долгожданном мире под тёплыми лучами солнца над Маргейтом. Уже совсем скоро, Альфред, совсем скоро…

Ребёнок с интересом взял звезду, рассматривая её в солнечных лучах, щурился и звонко смеялся, когда металл и камни переливались, отбрасывая солнечных зайчиков в его маленькие глазки. На фоне тихо играла любимая пластинка Розы, а Кейтлин стояла за её спиной и со слезами в глазах смотрела, как мама нежно гладит не пощадившими временем пальцами образ в рамке. Женщина понимала, что ей в самом деле оставалось не так долго, потому что сердце уже было слабеньким, а время беспощадным, и это было больно. Она помнила отца совсем смутно, зато хорошо знала их с матерью историю и то, как сложно им пришлось. Слышала не раз с первых уст и всё равно переспрашивала множество раз, выуживая из Розы всё новые и новые детали. Она любила слушать о том, насколько сильно они друг друга любили и насколько сильно мама любит его до этих пор.

Ранним утром следующего дня Розалия села в то же кресло, чтобы дочитать книгу, но уснула снова и уронила её из рук на пол. Кейтлин улыбнулась, поднимая какой-то заурядный по её мнению женский роман, в котором мама мысленно заменяла главных героев на их с папой, и убрала её на стол. Она задержалась взглядом на спящей матери и улыбка её погасла, потому что грудь старушки не вздымалась. Женщина немедленно бросилась нащупывать пульс, но отклика сердца так и не услышала. Дочь уткнулась лбом в колени матери, тихо роняя слёзы и сжимая её безжизненную руку. Мама наконец-то обрела покой, которого так желала, а в семью незаметно подкрался траур.