Да ведь и всякий человек (даже не занимающийся частным предпринимательством) склонен занижать размер своих доходов! Интересно, что получилось бы, если б сегодня Росстат решил определить размер среднедушевого дохода в Российской Федерации на основании опросов граждан?.. Наверняка выяснилось бы, что всё население России должно было уже вымереть от голода.
В этом отношении психология людей за сто лет не сильно изменилась. Русский дореволюционный крестьянин, будучи типичным «индивидуальным предпринимателем», точно так же стремился преуменьшать размеры своего основного дохода (то есть, в его случае, – собираемого урожая). У него был свой резон. А вдруг, увидев его «процветание», власть возьмёт да увеличит размер податей?.. Тем более что Империя периодически прощала крестьянам недоимки по платежам, ссуды, выданные в неурожайные годы; в конце концов окончательно отменила выплату выкупных платежей. А ну как, увидев относительное благополучие, в следующий раз возьмёт да и не простит? Да ещё и старое отдать заставит?..
Так что лучше уж приврать, «прибедниться». Так спокойнее. Тем более что никаких продотрядов с щупами царская власть в деревню не посылала; «счётчики» по подполам и чердакам не рыскали, зерно в амбаре не перемеривали… Никакая реальная кара крестьянам за предоставление неверных сведений не грозила. Поэтому те цифры, которые называли сельские хозяева, всегда были заниженными.
Особый случай: годы неурожаев. Тут уж, как говорится, «не судите – да не судимы будете»; всякий, наверно, приврёт! – дабы иметь больше шансов на получение продовольственной помощи. Тот же Лев Толстой в знаменитых статьях о голоде приводил примеры (когда трагичные, а когда и комические…) преувеличения крестьянами своих несчастий: от отсутствия пищи для пропитания до тяжести претерпленных ими побоев.
Осуждать никого не будем, но не будем забывать о том, что совокупность всех этих цифр, называемых крестьянами, – порой, что называется, «ниже низшего предела» – становилась основой для расчётов ЦСК (что влекло за собой существенные искажения общеимперской статистики).
Характерно, что с самим этим фактом – занижением крестьянами урожайных данных – практически никто из исследователей не спорит. Разногласия касаются вопроса: когда больше врали? – у случае недорода или, наоборот, высокого урожая?..
§ 6.3. Впрочем, может быть, кому–то все эти доводы покажутся недостаточно убедительными – для того, чтобы объявить цифры официальной хлебной статистики недостоверными (а именно – ниже реальных)?.. Что ж, для таких скептиков есть ещё несколько аргументов…
Вот например, известная статья «О русском крестьянстве» такого признанного знатока русского народа как Максим Горький. О русском крестьянине классик пролетарской литературы отзывается следующим образом: «Но где же – наконец – тот добродушный, вдумчивый русский крестьянин, неутомимый искатель правды и справедливости, о котором так убедительно и красиво рассказывала миру русская литература XIX века?
В юности моей я усиленно искал такого человека по деревням России и – не нашёл его. Я встретил там сурового реалиста и хитреца, который, когда это выгодно ему, прекрасно умеет показать себя простаком».
«О правде он не очень высокого мнения: «Правдой сыт не будешь». «Что в том, что ложь, коли сыто живёшь». «Правдивый, как дурак, так же вреден».
Конечно, прежде всего автор скандальной статьи злобился на поведение русского крестьянина в годы Гражданской войны; но основная мысль Горького в том и состоит, что русский крестьянин был таким всегда – и до революции и после. И как должен был вести себя при общении с «счётчиком» такой подловатый хитрец, умело прикидывающийся простаком (сочинивший, к тому же, бесчисленное множество пословиц и поговорок о вреде откровенности и о пользе обмана), – неужто он вываливал ему всю правду?!..
Разумеется, и это можно назвать «дешёвой публицистикой» и «рассуждениями о народной душе». Зато другой аргумент куда «поматериальней» будет!
Зимой 1718–1719 года Пётр Первый, отчаянно нуждающийся в деньгах и разгневанный бесчисленными плутнями подданных и злоупотреблениями чиновников при проведении предыдущих подворных переписей (разборка изб или окружение одним плетнём трёх–четырёх дворов; двойная перепись одной деревни наряду с пропуском другой…), решает провести подушную перепись населения, с последующей её проверкой, – знаменитая Первая ревизия. Интересующие его сведения Пётр собирал со свойственной ему бескомпромиссностью. Так, в Указе от 26 ноября 1718 года было сказано: «А буде кто, как переписчик, так и офицер, сей своей должности и указу пренебрегут, казнены будут смертию».
В Указе от 22 января 1719 года (детализирующем порядок проведения переписи) всем подданным и должностным лицам несколько раз напоминается о необходимости крайне серьёзного отношения к отчётности: «А ежели от кого из них явится какая в душах утайка, и за то б учинить прикащикам, старостам и выборным людям, всем смертную казнь без всякой пощады…». «А при объявлении сиих указов о переписи и сказках, велеть всякого чина людям объявлять, что те все вышеобъявленные в сем указе казни и штрафы над теми, кто дерзнёт какую утайку учинить, учинены будут без всякой пощады. И о том послать из Сената к Губернаторам указы, чтоб они по сему Его Царского Величества Именному указу исправляли как наилучше со всяким прилежанием, под жестоким Его Государевым гневом и разорением…».
Дело, конечно, не только в угрозах и брутальных выражениях, а прежде всего в том, что у Петра Первого слова редко расходились с делом. Он установил в России поистине тоталитарный режим, правил террористическими методами и внушал подданным трепет.
Ну и что в итоге?
Данные поступали крайне медленно и были недостоверны. Согласно «сказкам», присланным к концу 1719 года (то есть к окончанию указанного срока переписи!), насчитали лишь 3,8 миллиона податных душ. Пётр этим данным не поверил. К 1722 году насчитали 4,9 миллиона. Пётр опять не поверил и велел перепроверять. В 1724 году (когда была введена подушная подать) официально числилось около 5,6 миллиона податных душ. Но и эти данные были не полны. Заканчивали ревизию уже при преемниках Петра. В России оказалось примерно 6 миллионов душ податного населения.
Это при том что в конце царствования Петра Первого население если и росло, то незначительно. При том что скрыть наличие податной души сложнее, чем несколько преуменьшить размер собираемого урожая! Но люди хитрили и обманывали – несмотря на реально грозящие им кары (хотя, с другой стороны, и вопрос был – «кровный»…).
Что же говорить о кротком царствовании Николая Второго? Данные, получаемые от земледельцев в ходе заполнения опросных листков (когда их не заполнял сам волостной писарь, беря их «труд» на себя), порой были действительно «сказками». И в какую сторону крестьянин «привирал», рассказывая эти сказки, гадать не надо.
§ 6.4. Да, но как же сказывался этот обман «в макро–масштабе»? Насколько заниженными оказывались в итоге данные региональной и общеимперской статистики?
На этот вопрос, к сожалению, нельзя ответить однозначно. Высчитать какой–то точный процент, который можно будет автоматически прибавлять к официальным данным ЦСК, чтобы в результате получать реальные цифры посева, урожайности, валового и чистого сбора на каждый год, невозможно. Ведь «размер утайки» наверняка варьировался – в разные годы (урожайные и неурожайные); в разных губерниях, уездах и волостях; при разных (более или менее придирчивых) «счётчиках». А самое главное – у разных (более или менее «хитрых») хозяев!
Это как раз тот случай, когда уместно вспомнить крылатое выражение, которое Марк Твен приписывал Дизраэли: «Существует три степени лжи: ложь, наглая ложь и статистика».
Конечно, исследователи (историки, экономисты, специалисты в области сельского хозяйства) пытались вычислить и обосновать некий определённый процент – чтобы потом вносить поправки к официальным статистическим данным в своих работах. Так, в предреволюционные годы у разных авторов фигурировал разный «коэффициент недоучёта»: и 5, и 7 %. И это ещё были достаточно осторожное допущения!..
