Несмотря на то, что смерть, как утверждает Янкелевич, непознаваема, люди тем не менее на протяжении всей своей сознательной истории стремились исследовать, понять и описать её, используя при этом самые различные методы, как, например, мифологический, религиозный, философский, антропологический, исторический, психологический, медицинский или биологический. Кроме того, человек с древности описывал смерть средствами литературы и искусства, которые открыли ему эмоциональную перспективу её восприятия. Смерть нашла своё отражение как в звуке, так и в цвете. Древнейшие культуры (Месопотамия и Древний Египет) имели свои траурные гимны и песнопения, которые сопровождали умершего в «иной» мир. Кроме того, символами траура у различных народов становились самые различные цвета – чёрный, красный или белый. Невидимая смерть, таким образом, приобретала как музыкальный, так и визуальный характер.

Благодаря накопленным в течение многих тысячелетий знаниям, символам, традициям и ритуалам смерти человек смог создать необычайно богатую, разнообразную и многогранную «культуру смерти», которая, однако, не смогла заставить Янкелевича изменить своё мнение о том, что смерть является принципиально непознаваемой. Но не противоречит ли Янкелевич в этом случае самому себе? Ведь, прежде чем прийти к выводу, что «нечто» является непознаваемым, необходимо это «нечто» в какой-то степени познать или понять? Также вывод о непознаваемости смерти не смог бы возникнуть на пустом месте, а он, без всякого сомнения, является результатом довольно сложного и длительного познавательного процесса, в ходе которого человек пришёл к выводу, что я не являюсь причиной своего рождения, а это значит, что я не могу быть и причиной своей смерти. Однако именно в этой, неизвестной для меня, первопричине скрыт ответ на вопрос – «для чего жизнь и почему смерть?».

Читателю, думаю, постепенно становится ясно, что для того, чтобы дать ответ на такой сложный вопрос – «почему смерть?» – , ему необходимо выйти за границы одной только проблемы смерти, обратившись к теме жизни, ибо смерть является лишь «другой стороной жизни». Человеческая жизнь, может не включать в себя какие-то события, но события рождения и смерти она вынуждена включать в себя с необходимостью, ибо речь здесь идёт о таких «событиях», которые никакая жизнь не в состоянии избежать.

Но почему тогда человек, размышляя о конце своей жизни, не задумывается о её начале? Ведь, невозможно найти причину «конца» жизни, не зная причин её «начала». Поиск одних только причин «конца» жизни при полном игнорировании причин «начала», является, по моему мнению, типичной методологической ошибкой, которую часто повторяют рефлектирующие о смерти люди, которые не желают видеть в рождении и смерти взаимосвязанные события. Причина этой «ошибки» лежит в самой человеческой натуре, которая позитивно воспринимает акт рождения новой жизни, однако, негативно относится к факту её неизбежного конца. Человека во все времена более всего интересовало не его «законченное» прошлое, а его «открытое» будущее, которое открывало ему перспективы и будило в нём надежды. Прошлое интересовало человека настолько, насколько оно могло быть полезным для его будущего (вспомним здесь работу Ницше «О пользе и вреде истории для жизни»). Именно такой – типично человеческий – подход характерен и для проблемы смерти. Если смерть не открывает человеку никакой перспективы, а она, за исключением религиозного человека действительно не открывает ему никакой перспективы, то она его не интересует.

Существуют и другие, не зависящие от человека, преграды, которые препятствуют познанию смерти. Одной из таких преград является временнáя ограниченность человеческой жизни. Человек может познать смерть лишь в границах своей жизни (а человечество лишь в границах своего человеческого существования). Вне жизни ни человек, ни человечество познать смерть не в состоянии. Отсюда, однако, следует, что также акт познания смерти является «актом жизни». Вне жизни нет и не может быть и смерти.

Все вышеназванные аргументы будят в нас подозрение, что жизнь намеренно ставит на познавательном пути человека различные препоны и преграды, препятствуя таким образом познать себя. Именно такого мнения и придерживается Янкелевич, считающий, что смерть, а, точнее, жизнь «мешает» познанию смерти. По этой причине Янкелевич считает, что проблема жизни / смерти является прежде всего эпистемологической проблемой. Ведь прежде, чем познать жизнь / смерть, нам необходимо идентифицировать те помехи и препоны, которые препятствуют её познанию. Частично мы эти препятствия описали выше:

смерть, во-первых, привлекая внимание человека только на себя, таким образом вынуждает его видеть в ней сингулярное и изолированное явление, которое, якобы, не имеет никакого отношения к акту возникновения / рождения жизни;

смерть, во-вторых, строго ограничивает «познавательное время» человека, жизнь которого имеет свои границы;

смерть, наконец, позволяет человеку познать себя лишь с ограниченной перспективы ТРЕТЬЕГО ЛИЦА или же с позиции другого.

Все эти выводы были сделаны Янкелевичем. Они настолько важны для нашего анализа проблемы смерти, что именно с них мы и начнём разбор этой сложной темы. Свои аргументы Янкелевич презентирует нам в своей знаменитой книге «Смерть», которые впервые была издана в 1977 году во Франции и переведена на русский язык в 1999 году 2.

Это звучит парадоксально, однако, познав самые сложные законы природы, сделав грандиозные открытия и гениальные изобретения, человек тем не менее не смог познать причин своей собственной смерти, а это означает и причин своей жизни. Он беспомощно остановился перед этой сложной проблемой. Более того, он практически капитулировал пред ней. Но почему? Почему человек не смог познать смерть, а вместе с ней и жизнь?

Потому что смерть, как считает Янкелевич, принципиально не позволяет себя ни логически обосновать, ни рационально объяснить, одним словом, не позволяет себя познать. Смерть лишена не только логики, но и чувств. Её невозможно назвать ни жестокой, ни доброй, потому что она, по меткому выражению Артура Шопенгауэра, равнодушно «косит всё живое». Человек может, конечно, очеловечить или гуманизировать смерть, но сама по себе она не является ни человечной, ни гуманной, ибо смерть есть «такой предмет, который уничтожая мыслящее существо, кладёт конец и функционированию мысли. Смерть выступает против сознания смерти!»3, уверен Янкелевич.

Практически на каждой странице своей замечательной книги «Смерть» Янкелевич постоянно выделяет и особо подчёркивает тот момент, что смерть недоступна пониманию человека, потому что она «более чем отрицает жизнь, она её уничтожает; она более чем ей противоречит, она её убивает».4 По этой причине тот, «кто говорит о смерти, кто пытается философствовать о смерти, осмыслить смерть, – тот ставит самого себя вне всеобщей смертности; делая вид (в интересах решения задачи), как будто смерть его совсем не касается, он быстро забывает об условном „как будто“…»5

Это замечание Янкелевича напрямую адресовано всем нам – тому, кто пишет эту книгу и тем, кто её читает. Но, не позволяя человеку познать себя, смерть в тоже время даёт ему возможность рефлектировать о ней! По мнению Янкелевича, любая рефлексия о смерти протекает на одном из трёх возможных рефлексионных уровнях – на уровне ПЕРВОГО, ВТОРОГО и ТРЕТЬЕГО лица. Это очень важное высказывание Янкелевича и на нём мы остановимся подробнее.

Для того, чтобы понять смерть или же, как говорит Янкелевич, «осознать её всерьёз», необходимо «перейти от абстрактного, понятийного знания к реальному событию»6, сделав «смерть» личным делом, т. е. пережить её с точки зрения ПЕРВОГО ЛИЦА. Но «пережить» себя с точки ПЕРВОГО ЛИЦА смерть никому не позволяет, потому что лично «пережить» смерть никто не может. Ибо там, где наступает смерть, там нет уже человека. Человек может пережить только чужую смерть, но не свою собственную. Если кто-то утверждает, что он «пережил смерть», то это означает, что он лишь удачно избежал её. Тех, кто действительно пережил смерть, среди нас уже нет. Умершие не могут поделиться с нами своим «опытом смерти».