(3) Важный вклад мифологии заключался в том, что ей удалось конкретизировать и антропологизировать смерть. Благодаря мифологии, смерть приобрела конкретные качества и приняла яркие образы, т. е. перестала быть недифинируемым понятием. Мифологические образы смерти, надо признать, являются настолько доступными и понятными для людей, что они и сейчас охотно используются современным человеком, который не в состоянии добавить к ним какие-то новые штрихи или черты. Это парадокс! Человек в состоянии развить дальше математические, технические или исторические знания, но он не в состоянии «развить дальше» те мифологические образы, которые достались ему от прошлого. Потому что любая попытка «дальнейшего развития» мифологических образов неизбежно приведет к их искажению или даже разрушению. Но то же состояние status quo распространяется и на религиозные тексты, которые тоже являются своего рода «образами прошлого». Эти тексты, без всякого сомнения, позволяют себя по-разному излагать и интерпретировать, но не менять, переписывать или дополнять. Религиозные тексты и сегодня существенно определяют представления человека о смерти, о чём свидетельствует история христианства.

Танатос и Гипнос под наблюдением Гермеса уносят Сарпедона (сцена на мотивы древнегреческой мифологии)

Читатель, вероятно, удивится тому, что я в одной и той же главе объединил две, казалось, абсолютно несовместимые и противоречащие друг другу духовные традиции смерти – её религиозную и её атеистическую традиции. Эти традиции, без всякого сомнения, базируются на несовместимых взглядах. С другой стороны, смысл своего существования каждая из этих традиций видела и видит в отрицании другой. А это означает, что мы имеем здесь дело не только с конкурирующими, но и взаимосвязанными концепциями, взглядами и убеждениями. И очень жаль, что верующие и атеисты довольно редко организовывают общие мероприятия и дискутируют в одной и той же аудитории.

Ключевым пунктом, в котором убеждения верующих и атеистов принципиально расходятся друг с другом, является их отношение к проблеме смерти, ибо религиозные люди верят в «жизнь после смерти», а атеисты – принципиально отрицают как возможность, так и реальность подобной перспективы для человека. Но уже в самом начале своего анализа этих двух друг другу противоречащих концепций смерти я укажу на один важный момент: мой анализ не преследует цели выяснить, чьи воззрения являются в этом случае истинными, а чьи – ложными, ибо я считаю, что по отношению к вере подобную задачу ставить бессмысленно. Свою непосредственную цель я вижу, скорее, в том, чтобы с помощью анализа как религиозной, так и атеистической концепции смерти расширить наши знания о том историческом контексте, в котором эти две традиции, конкурируя друг с другом, развивались и взаимно обогащали друг друга. Тем более, что я отношусь с громадным уважением к обеим традициям, считая, что каждая из них внесла свой значительный вклад в понимание проблемы смерти. По этой причине я призываю как верующих, так и атеистов не замыкаться в рамках «своей» собственной концепции смерти, а обязательно ознакомиться и с противоположенной точкой зрения. Верующему человеку необходимо, считаю я, обратиться к работам немецких философов атеистов – Людвига Фейербаха (Ludwig Feuerbach) и Артура Шопенгауэра (Arthur Schopenhauer), а убеждённому атеисту – к работам замечательного религиозного мыслителя Блаженного Аврелия Августина (Aurelius Augustinus Hipponensis, в дальнейшем – Августин).

Напомню читателю о том, что в самом начале этого исследования мною были упомянуты самые различные варианты созданными древнейшими культурами «Книги мёртвых». Но не все, однако, знают, что своя собственная «Книга мёртвых» существует и в христианстве. В нём она получила название «Ars moriendi» («Искусство умирать»). Речь идёт о созданных в XV столетии латинских текстах, в которых были отражены представления христиан о благочестивой и праведной смерти. Эти тексты пользовались громадной популярностью у населения, для которого смерть, надо сказать, была вездесущей и актуальной. В своей повседневной жизни средневековый человек постоянно сталкивался со смертью. Он переживал её в междоусобных войнах и столкновениях, болезнях и эпидемиях, публичных казнях, а также в семейной жизни, в которой детская смертность была экстремально высокой. Смерть была вездесуща. Она повсюду сопровождала человека. По этой причине средневековые кладбища и захоронения находились часто в самом центре населённых пунктов, а потому являлись неотъемлемой частью как городской, так и сельской жизни.

Христианин должен был ещё при жизни готовить себя к предстоящей и неизбежной смерти, за которой, однако, в соответствии с христианской религией должен был последовать акт воскрешения. Не случайно христианский символ веры включает в себя следующие слова:

Христианское представление о смерти базируется на священных текстах – «Ветхом Завете» и «Новом Завете», которые многократно и в самых различных взаимосвязях обращаются к теме смерти. Читателю священных текстов может показаться, что цитаты и мысли о смерти рассыпаны в них бессистемно. Но, несмотря на кажущийся бессистемный подход к этой теме, Библия, несомненно, имеет свою целостную концепцию смерти, в которой специалисты выделяют следующие центральные пункты: a) человек не всегда был смертен, ибо смерть есть наказание Бога за грехопадение человека; b) человек не в состоянии избежать конца своей земной жизни, потому что её границы определяются Богом; c) Бог есть прежде всего Бог жизни, а не смерти;

d) смерть и воскресение Христа открыли человеку возможность вечной жизни после смерти. Победив смерть, Христос таким образом примирил человека с Богом. Благодаря Богу, человек может надеяться на вечную жизнь после смерти: «И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратился к Богу, Который дал его» (Еккл. 12:7).

Первые философские интерпретации христианской идеи смерти принадлежат «отцам церкви», к которым относится выше уже нами упомянутый замечательный мыслитель и философ Августин (354– 430 гг.). Я обращусь к некоторым тезисам его концепции смерти, изложенных прежде всего в его труде «О Граде Божием»37.

Противопоставляя друг другу два града – «град Божий» и «град Человеческий» – Августин, надо признать, таким образом в какой-то мере продолжает мифологическую традицию восприятия мира, в которой тоже существовало два царства – «царство живых» и «царство мёртвых». Но между христианской и мифологической концепцией смерти имеется всё-таки одно существенное различие, ибо в представлении Августина оба вышеназванных царства существуют рядом друг с другом – на земле. Принадлежность к этим царствам зависит для Августина не от географических границ или же культурных различий, а определяется одними только духовными критериями, важнейшим из которых является отношение человека к материальным ценностям. Именно это отношение определяло принадлежность человека царству Божьему или царству Земному. Августин