Что происходит? Помощи, вроде бы, ждать было неоткуда. Я оглянулся. За мной виден был смутный силуэт старого, дореволюционного еще самолета. Такие машины видел я в пожелтевших от времени журналах, кипа которых лежала на чердаке нашего аэроклуба. Откуда они здесь? Что за наваждение?

Меж тем скоро вдалеке появилось еще несколько таких же раритетов. Их было три, или четыре. Контуры самолетов терялись в окружавшей их туманной дымке. Они стали теснить немцев, те открыли по «ветеранам авиации» огонь. Казалось, очереди фашистов прошивали таинственные самолеты насквозь, но те и не думали гореть, они даже не снижали скорости. Не отвечая на выстрелы, наши спасители продолжали нестись на врагов.

– Кто они? Что происходит? – в моем наушнике гремел возбужденный голос моего ведомого Витьки.

– Н-не знаю, – это все, что я мог ответить.

Краем глаза я увидел, как фашист, пытавшийся расстрелять мою машину практически в упор, вдруг клюнул носом и стремительно стал крениться вбок. Секунда, и он резко пошел к земле, старинный самолет же продолжал маневрировать и отогнал еще одного вконец растерявшегося фрица. Я не заметил, как и этот немец упал вниз, слышен был лишь пронзительный гулкий взрыв. Место падения мессера озарилось яркой вспышкой.

Два оставшихся самолета противника уже и не помышляли о продолжении боя, надсадно ревя моторами, они стремительно уходили прочь. Я бросил взгляд на наших с Витькой спасителей. Они, выполнив свою задачу, медленно таяли в воздухе. Лишь один, тот, что был ближе всех ко мне, упорно сохранял свои очертания. Я различил на борту самолета светлый образ Николая Чудотворца. Лик был выписан зримо и ярко. Закатные лучи солнца освещали его. Также мне удалось разглядеть лицо пилота. Это был молодой темноволосый мужчина в кожаном реглане. На лице его я заметил аккуратные щеголеватые усики. Так носили усы до революции, подобные портреты модников той поры я видел в тех же старых журналах, что зачем-то хранились на чердаке нашего осваохимовского аэроклуба.

Пилот тоже пристально смотрел на меня. Наконец, он улыбнулся, усики взметнулись вверх, он приложил к виску два пальца и, отсалютовав мне, пошел на разворот. Мгновенье, и его машина тоже растворилась в воздухе. Я хорошо запомнил это его лицо и добрую, чуть грустную улыбку.

Вернувшись на аэродром, мы с Витькой подробно отразили в рапортах, все, что произошло с нами в воздухе, не забыв упомянуть о сбитых неведомыми авиаторами вражеских самолетах. Комэска, ознакомившись с нашими рапортами, расспросил нас о случившемся, выслушал очень внимательно и тут же доложил о странном происшествии в штаб полка. Туда же он отвез наши рапорта, которые сложил в специально заведенную для этого дела папку.

На следующий день нас отстранили от полетов, а еще через сутки на аэродроме появился моложавый стройный человек в отлично подогнанной по фигуре шинели без всяких знаков различия. В руках человек держал тонкую кожаную папку.

– Вахтанг Дадуа, начальник спецотдела при центральном аппарате НКВД СССР, – представился он.

– Младший лейтенант Манцев, – изрядно струхнув, доложил я.

Появление на аэродроме нквдешника ничего хорошего мне не сулило. Скорее всего, меня сейчас арестуют и обвинят в чем-нибудь страшном. Но дело вышло совсем иначе. Дадуа провел меня в пустовавшую в этот час палатку командира эскадрильи.

– Мы ознакомились с вашими рапортом, где вы подробно описали случившееся с вами, вы правильно сделали, что не скрыли сей весьма важный факт, – произнес Дадуа.

Я молчал, ожидая продолжения разговора. Гебист достал из тонкой кожаной паки пожелтевший от времени газетный лист и подал его мне.

– Прочтите, товарищ Манцев. Здесь сообщается о подвиге вашего деда, поручика Манцева. Ваш дедушка был авиатором и погиб, прикрывая отход своих боевых товарищей. Дело было в первую империалистическую…

Дрожащими руками я принял старый номер «Военного Вестника». Газета оказалась за 1914 год. В небольшой заметке сообщалось, что поручик Манцев вступил в неравный бой сразу с тремя самолетами противника. Внизу прямо под выцветшими плохо различимыми строчками был помещен портрет молодого летчика в кожаном реглане. Щегольские усики, добрая немного грустная улыбка. Все это было мне знакомо, я сразу узнал моего спасителя.

– Товарищ Дадуа, – начал, было, я, но тут же замолчал.

Я был потрясен и просто не мог найти слов, чтобы выразить этому человеку свою искреннюю благодарность. Дадуа терпеливо ждал, когда мое волнение пройдет. Наконец я смог собраться с мыслями.

– Как же это? Как это стало возможным? Оказывается, это дед спас меня в том страшном бою, – растерянно пробормотал я.

– Вы что-нибудь слышали об ангелах-хранителях? – спросил Вахтанг Георгиевич, пронзая меня своим строгим проницательным взглядом.

– Да, – я покраснел, – но я комсомолец, и…

– Одно другому не мешает, – прервал меня Дадуа, – факты, товарищ младший лейтенант, вещь упрямая. Сообщения об ангельской эскадрильи приходят и из других источников. Я поднял сведения о вашем деде. На борту его боевой машины на самом деле был изображен лик Николая Чудотворца.

Я вслушивался в слова этого странного человека и вдруг поймал себя на мысли, что безоговорочно верю ему.

– Я ознакомился и с вашим делом, товарищ Манцев, – он вновь бросил на меня свой острый пытливый взгляд, – и предлагаю служить вам в моем отделе. Думаю, что вы сможете стать отличным чекистом. Ваш перевод в Москву уже согласован с комполка. Идите собирать вещи, отъезд через пятнадцать минут.

– Товарищ Дадуа, – я замялся, – сейчас война, очень тяжелый момент, а я военный летчик. Позвольте продолжить службу здесь, в полку. Сейчас каждый авиатор на счету.

– Вот как? Значит, отказываетесь? – в голосе Дадуа зазвучал металл.

– Так точно, здесь я нужнее. После войны обещаю прибыть на новое место службы, в возглавляемый вами спецотдел.

– А если убьют? – голос Дадуа несколько потеплел.

– С таким-то ангелом-хранителем? – я усмехнулся, – обещаю остаться в живых и прибыть к новому месту службы сразу после войны.

– Молодец, Сергей, я знал, что ты останешься в полку! Иного ответа, признаться, я от тебя и не ожидал, – Дадуа протянул мне руку, – но после войны я все же заберу тебя к себе. Помни, ты обещал мне остаться в живых!

– Так точно! – браво гаркнул я.

Мы обменялись рукопожатиями, и Дадуа быстро зашагал к ожидавшей его черной эмке. Полы шинели развивались за ним, он был похож на большую птицу и, казалось, вот-вот взлетит.

Я сдержал свое слово и остался жив. В июне сорок пятого на меня пришел запрос от Дадуа, и я отправился в Москву, где поступил на службу в «Бесогон». Рассказы об ангельской эскадрильи мне приходилось слышать еще не единожды. Авиаторы первой мировой появлялись в дни самых напряженных сражений, но я лично их больше не встречал. Номер «Военного Вестника», оставленный мне Вахтангом Дадуа, стал моим талисманом и постоянно сопровождал меня в боях.

Я Семен Нечаев, рожденный в 1922 году. Во мне течет русская и черкесская кровь. Моя мать черкешенка, урожденная княжна Тикеша Неруева, а отец красный командир Фрол Нечаев. Как познакомились и сошлись такие разные в социальном плане люди, как мать и отец, я толком не знаю. Я потерял их очень рано. Родители погибли от рук басмачей во время набега белобандитов на гарнизон красноармейцев, где мы жили. Мне же удалось спастись. Воспитывался я в детдоме под Самаркандом, там же проявился мой странный и страшный дар. Дело в том, что я обладаю уникальным умением слышать голоса умерших людей. Но происходит это не всегда по моей воле. Точнее, я не властен над этим своим даром. Порой он, подобно эпилептическому припадку, настигает меня совершенно неожиданно. Иной же раз я вхожу в общении с мертвыми добровольно. Конечно, я не бьюсь при этом в конвульсиях и не теряю рассудка, но, признаться, жить мне много сложнее, чем другим, обычным людям.