И я ею пользовалась, потому что, собственно, не понимала, что еще мне делать. Я никогда раньше не общалась ни с кем настолько злобным, агрессивным и мощным. Мои родители были просто мирными хиппи, курящими травку. У нас дома никто никогда не подымал ни голоса, ни рук. Господи, да мои родители не всегда могли толком поднять веки.

Так что я пыталась вести себя как будто так и надо. Именно так себя и ведут с крупными, страшными, непредсказуемыми тварями, которые могут убить, да? И я каждый божий день ездила с Рыцарем к Пегги, чтобы он был доволен, да и вообще старалась делать все, что только могла придумать для того, чтобы держать его строго во френдзоне.

И знаешь что, Дневник? Это работало.

Там, у Пегги, проводя долгие часы наедине за куревом, пивом и телевизором, мы с Рональдом МакНайтом по-настоящему подружились.

Когда мы были только вдвоем, Рыцарь становился совершенно другим человеком. Он был милым, искренним и заботливым. Он носил мой рюкзак, и открывал мне пиво, и давал мне прикурить, как джентльмен. Поймав меня врасплох, он щекотал меня до слез. А однажды, когда я пожаловалась, как дико у меня болят ноги из-за новых ботинок, он поднял мои ноги к себе на колени, осторожно снял с меня этот десятикилограммовый кошмар из кожи и стали и принялся растирать мне ступни своими большими, грубыми руками.

Именно в такие, непривычно интимные моменты я иногда могла заставить Рыцаря немного раскрыться. Так я узнала и про его отчима, которого он ненавидел, и про череду мерзких приятелей, которые были до него, и про ярость, которую вызывала у него мать, и про тайное желание найти своего родного отца. Для начинающего психолога интенсивность этих разговоров была почти непереносимой. Я не только была потрясена бесконечной толщиной слоев тех доспехов, которые этот веснушчатый мальчишка вынужден был носить для своей защиты, меня к тому же страшно вдохновляло то, что я была единственным существом на планете Земля, которому было дозволено под них заглянуть.

И все то время, пока я думала, что разрушаю заградительные стены Рыцаря, он постепенно сносил мои. Он заставлял меня ощущать себя особенной. Он создавал у меня иллюзию безопасности.

А затем произвел захват.

Дорогой Дневник.

Одним необычно теплым для декабря днем я обнаружила себя в доме Пегги, занятой особенно бурной щекотной схваткой с Рыцарем. Ну, то есть это началось как щекотание, но всякий раз, когда я вырывалась, этот чертов ниндзя догонял и ловил меня. Я удрала с дивана на пол, с пола – за кофейный столик, оттуда – в кресло, а оттуда – снова на пол перед телевизором 1950 года выпуска. С каждым новым захватом мои усилия, чтобы освободиться, становились яростней, и я паниковала все больше. Сперва я просто щекотала его в ответ, потом начала вырываться, потом стала отпихивать, потом убегала по полу на четвереньках – но все это, казалось, только возбуждало его еще больше.

К тому моменту, как Рыцарь прижал меня, лежащую на спине, к полу перед телевизором, стало окончательно ясно, что то, что началось как игривая, безобидная забава, быстро переросло в полноценную контактную игру кота с мышью. И теперь эта игра закончилась. Кроме тяжело вздымающейся груди и отчаянно бьющегося сердца, я была совершенно обездвижена как ледяным взором Рыцаря, так и его жутко сильными ручищами, мускулы которых отчетливо выдавались под тесными рукавами футболки. И в этот момент я поняла, какой же я была тупой и неосторожной.

Мы с Рыцарем не были друзьями. Мы были хищник и жертва. Он охотился на меня больше года, и моя тупая задница только что угодила в его западню.

Не отрывая от меня ни рук, ни взгляда, Рыцарь медленно опустился на меня всем телом, четко обозначив свои намерения, и я сдалась. Ощутив дикий выброс адреналина, я приготовилась к тому, что со мной сейчас произойдет что-то страшное и потенциально кровавое. Предоставив телу справляться самому, мое сознание взмыло куда-то вверх, к заляпанному парами никотина потолку, и оттуда сквозь растопыренные пальцы наблюдало за разворачивающейся сценой.

Но вместо того, чтобы разорвать и сожрать меня, Рыцарь приник к моим губам единственным долгим поцелуем. Шок от этой внезапной нежности был таким сильным, что сознание вернулось в меня, как щелчок натянутой резинки, и внезапно ко мне вернулись все ощущения – легкие наполнились запахом пыли и мускусного одеколона, губы ощутили тепло других губ, к груди прижималась твердая грудь, и каким-то образом сквозь смесь вкусов пива и сигарет пробился легкий мятный вкус жевательной резинки «Свежее дыхание».

Когда поцелуй наконец прервался, Рыцарь сделал еще одну неожиданную вещь. Он прижался своим лбом к моему и испустил глубокий вздох. И я почувствовала, как разжался его захват на моих крошечных бицепсах. Грубые ладони скользнули по всей длине моих распростертых по полу рук до сжатых маленьких кулачков, которые он безо всякого сопротивления передвинул мне за голову. Его движения были такими четкими, а дыхание таким ровным, как будто он использовал весь свой самоконтроль до последнего, чтобы сдержаться и не разорвать меня на маленькие кусочки.

Да, мы точно были хищником и жертвой.

Я была уверена, что он чувствует, как мой пульс бьется в воздухе, исходя от меня, как звуковые волны от большого барабана, пока я лежала там, пытаясь подавить охвативший меня испуг. Когда к Рыцарю вернулось самообладание, он снова поцеловал меня.

Я не шевелилась, я и дышать-то не могла. Все оставшиеся во мне силы прилили к мозгу, который изо всех сил пытался породить какую-нибудь внятную мысль, пока язык Рыцаря совершал у меня во рту неспешные вращательные движения, гипнотизирующие меня.

Когда он отпустил мои руки и в последний раз коснулся языком моей нижней губы, все мысли, которые мне так и не удалось сформулировать во время этого дела, ломанулись ко мне в голову сразу целой толпой. Я не знала, с какой начать. До этого я за все свои пятнадцать лет целовалась всего с двумя парнями, Колтоном и Брайаном, и это никогда не было вот так. Это было круто. Это было…

Черт… Что это было?

Я продолжала лежать на спине, придавленная к полу эмоционально нестабильным скинхедом-бодибилдером. Тем временем в моей голове из спутанного клубка наконец удалось вырваться одновременно двум мыслям. Первая: Рональд МакНайт в меня влюблен. Вторая: мне никогда от этого не спастись.

Какой-то части меня нравилось, насколько блестяще-особенной делало меня отношение Рыцаря и как страстно он ко мне относился. Мне даже, до определенной степени, нравилось, насколько он был доминантным, устрашающим и возбуждающим. Но другая, и гораздо большая, часть меня была напугана до потери пульса и правда, правда хотела, чтобы все вот это осталось нашей маленькой тайной.

Хотя Рыцарь никогда не причинял мне никакого вреда, я много раз видела, как он причинял его другим, причем иногда без всякой причины. А что он сделает со мной, если я ему откажу? Мне совсем не хотелось закончить свою жизнь в стиле «Молчания ягнят» где-нибудь под домом Пегги. Нет, отказывать ему было нельзя.

И мне не хотелось, чтобы нас открыто считали парой. Ну да, я-то знала, что Рыцарь никакой не фашист и не расистское чудовище, как считали все остальные, но больше-то никто об этом не знал. Что подумают мои друзья? Господи, да моя лучшая подруга, Джульет, была наполовину черной, наполовину японкой!

Черт, черт! Какая жопа! Это не должно открыться. И не откроется.

Мой маленький секрет прожил примерно дня три. Как выяснилось, Рыцарь разве что не кричал об этом с вершины горы. Он ходил за мной повсюду, целовал меня на прощанье перед всем классом, обнимал меня за обедом и метал убийственные взгляды на каждого парня, кто хотя бы поворачивал голову в мою сторону.