Хайек называет «порядком» любой процесс, в котором множество различных элементов взаимодействуют таким образом, что знание одной части позволяет сформулировать корректные ожидания относительно целого[98]. Это определение демонстрирует, что социализм производит социальный беспорядок; в той степени, в какой он препятствует необходимой корректировке рассогласованных человеческих поступков и даже блокирует ее, он препятствует и возможным человеческим действиям, основанным на обоснованных ожиданиях относительно поведения других, и даже блокирует их, так как социальная рассогласованность, всегда возникающая там, где создаются помехи для свободного проявления предпринимательства, продолжает существовать и остается скрытой от общества. Следовательно, волюнтаристское желание «организовать» общество с помощью распоряжений принудительного характера создает беспорядок, и чем сложнее социальный порядок (в понимании Хайека), тем очевиднее будет нереальность социалистического идеала, потому что более сложный порядок потребует делегирования гораздо большего числа решений и функций, зависящих от обстоятельств, совершенно неизвестных тем, кто стремится контролировать общество. б) Парадоксальным образом, высокий уровень нарушений социальной координации часто становится предлогом для очередных доз социализма; иными словами, институциональная агрессия, распространяющаяся на новые сферы социальной жизни, становится либо более активной, либо более жесткой, чем раньше. Так обычно происходит из-за того, что руководящий орган, хотя он и не в состоянии заметить конкретные конфликтующие и плохо согласованные друг с другом действия, раньше или позже осознает, что социальный процесс в целом не работает. Опираясь на свою чрезвычайно ограниченную способность оценивать реальность, руководящий орган истолковывает эту ситуацию как логическое следствие «отсутствия сотрудничества» со стороны тех граждан, которые не желают выполнять его приказов; соответственно эти приказы становятся все более резкими, подробными и жесткими. Повышение уровня социализма заражает социальный процесс еще большей дискоординацией или рассогласованностью, что в свою очередь используется для того, чтобы оправдать новые «дозы» социализма и т. д. Итак, мы видим в социализме очень сильную тенденцию к тоталитаризму, понимаемому как такой режим, при котором правительство склонно «силовым образом вмешиваться во все сферы жизни»[99]. В других случаях этот тоталитарный процесс постепенного роста принуждения сопровождается постоянными встрясками, то есть внезапными переменами в политике, резкими изменениями содержания приказов или сферы, на которые они распространяются, или и того, и другого – все это в тщетной надежде, что несистематические «эксперименты» с новыми видами интервенционизма и изменениями его уровня принесут решение неразрешимых задач[100]. в) Принудительные интервенционистские меры, воплощением которых является социализм, обычно оказывают на общество влияние, обратное тому, которое планирует правительство. Власть стремится достичь своих целей, направляя приказы в сферы социума, в наибольшей степени связанные с этими целями, но парадоксальным образом оказывается, что эти приказы мешают человеческой деятельности в этих сферах, причем чрезвычайно «успешно». Иными словами, власть сковывает энергию предпринимательства именно там, где она более всего необходима, поскольку без этой энергии в данной сфере невозможна координация и, соответственно, реализация целей правительства. Итак, необходимый процесс приспособления не запускается и на самом деле его перспектива становится более отдаленной, а вероятность того, что социальный процесс обеспечит достижение желаемых целей, уменьшается. Чем более эффективны приказы, тем сильнее они искажают предпринимательскую деятельность. Приказы не только не содержат необходимой практической информации – они удерживают людей от ее создания, и субъекты экономической деятельности не могут воспринимать их как руководства по обеспечению координации. Теоретики уже давно знакомы с этим саморазрушительным эффектом социализма, известным как «парадокс планирования или парадокс интервенционизма», но они лишь недавно смогли объяснить его в ясных терминах теории предпринимательства[101].
г) Хотя сдерживающий эффект, который социализм оказывает на создание практической информации, проявляется во всех социальных сферах, лучше всего он виден, вероятно, в экономике. Во-первых, к примеру, одним из самых типичных проявлений отсутствия координации при социализме является низкое качество производимых товаров и услуг – и оно связано как раз с отсутствием у участников социального процесса и членов руководящего органа стимулов к тому, чтобы генерировать информацию и выяснять подлинные желания людей по поводу стандартов качества. Во-вторых, из-за отсутствия необходимой информации для того, чтобы осуществлять даже приблизительный экономический расчет, в социалистической системе инвестиционные решения и в качественном, и в количественном отношении становятся чисто произвольными. Действительно, в социалистической экономике невозможно знать или оценить альтернативные издержки, и такая проблема возникает даже тогда, когда руководящий орган навязывает свои временны́е предпочтения всему обществу. Кроме того, отсутствие информации у руководящего органа не позволяет рассчитать даже приблизительно нормы амортизации основного оборудования. Таким образом, социализм вызывает и обеспечивает широкое распространение непроизводительного инвестирования ресурсов и факторов производства, причем это непроизводительное инвестирование к тому же часто носит несколько хаотический циклический характер из-за упомянутых нами в конце предыдущего раздела внезапных изменений в политике. В-третьих, социализм приводит к острому и всеобщему дефициту на всех уровнях общества, в основном потому, что институциональное принуждение уничтожает саму возможность для человеческой предпринимательской изобретательности, характеризующейся колоссальной силой, систематически обнаруживать ситуации дефицита и находить новые, более эффективные способы их устранения. Кроме того, как мы видели, невозможность посчитать экономические издержки приводит к тому, что значительная доля производительных ресурсов тратится на бессмысленные инвестиции, что еще больше усугубляет проблему дефицита[102]. Кроме того, дефициту сопутствует неэффективный избыток некоторых ресурсов, который связан не только с ошибками производства, но и с тем, что экономические субъекты запасаются всеми благами и ресурсами, которые им доступны, так как в условиях систематического дефицита люди не могут полагаться на нормальное предложение товаров, услуг и факторов производства. Наконец, применительно к труду ошибки в размещении ресурсов особенно серьезны. Трудом систематически злоупотребляют, и это приводит к высокому уровню безработицы – в зависимости от конкретного типа социализма, более или менее скрытой. Так или иначе, высокий уровень безработицы является одним из наиболее типичных последствий институционального принуждения по отношению к свободному предпринимательству в социальных процессах, связанных с сектором занятости. Ошибочная информация и безответственное поведение Для социализма характерно не только то, что он препятствует созданию информации, но и то, что он запускает процессы, систематически привлекающие и порождающие ошибочную информацию, тем самым поощряя широкое распространение безответственного поведения. a) Нет никаких гарантий, что руководящий орган, осуществляющий систематическое принуждение, будет в состоянии распознать конкретные возможности для извлечения прибыли, возникающие в ходе социального процесса. С учетом отсутствия у власти практической информации, значимой для подвергающихся принуждению людей, нам сложно представить себе, что она в состоянии обнаружить существующие ситуации социальной рассогласованности, за исключением небольшого числа отдельных ситуаций или когда это происходит по чистой случайности. Действительно, даже если член руководящего органа случайно обнаруживает рассогласованность, его «находка», вероятнее всего, будет замаскирована или скрыта инерционностью органа принуждения, у которого, за очень небольшим исключением, не будет интереса к тому, чтобы вытаскивать наружу непопулярные проблемы, решение которых обязательно потребует «хлопотных» мер и изменений. В то же время члены органа власти не будут даже осознавать своего глубокого, неустранимого неведения. Следовательно, информация, порожденная с помощью приказов, будет изобиловать ошибками, и в принципиальном отношении будет безответственной, потому что члены руководящего органа не могут получить практическую (рассеянную) информацию о тех вариантах, от которых они отказываются, когда решают следовать определенному плану, и, соответственно, они будут не в состоянии учесть истинные издержки и истинную ценность этих альтернатив в процессе принятия решений[103]. вернутьсяF. A. Hayek, Rules and Order, vol. 1 of Law, Legislation and Liberty, 2: 35–54 [Хайек. Право, законодательство и свобода. С. 53–72] и José Ortega y Gasset, Mirabeau o el Politico, vol. 3 of Obras Completas (Madrid: Revista de Occidente, 1947), 603. вернутьсяСм. второе значение слова totalitarismo в Словаре испанского языка Королевской Академии. вернутьсяДаже такой проницательный исследователь, как Майкл Поланьи, совершил типичнейшую ошибку, сочтя эти эксперименты с планированием относительно безобидными по той причине, что они не могут дать практических результатов; однако он не заметил того значительного ущерба для социальной координации, к которому приводят попытки внедрить утопические программы социальной инженерии. См.: Michael Polanyi, The Logic of Liberty, 111. Те, кто руководит органами принуждения, не в состоянии понять, почему, несмотря на все их усилия, социальная инженерия не работает или работает все хуже – и в итоге они часто впадают в лицемерие или отчаянье, приписывая неблагоприятное развитие событий либо божественному провидению, как сделал граф-герцог Оливарес (см. ниже, сноска 49), либо «отсутствию помощи со стороны гражданского общества и его злонамеренности», как заявил Фелипе Гонсалес в своей речи по случаю Дня Конституции 6 декабря 1991 г. в мадридском Университете Карлоса III. вернутьсяВозможно, первым, кто обнаружил этот саморазрушительный итог институционального принуждения, был Ойген фон Бём-Баверк в статье: Eugen von Bohm-Bawerk, “Macht oder ökonomisches Gesetz?” Zeitschrift für Volkswirtschaft, Sozialpolitik und Verwaltung (Vienna) 23 (December 1914): 205–271. В 1931 г. Дж. Р. Мез перевел ее на английский язык: “Control or Economic Law?” in Shorter Classics of Eugen von Böhm-Bawerk, vol. 1 (South Holland, Illinois: Libertarian Press, 1962), 139–199. В частности, на с. 192 английского издания читаем: «…любая ситуация, созданная средствами “власти”, может снова ввести в игру эгоистические мотивы, препятствующие ее стабильности». Позже этой темой занимался Людвиг фон Мизес в работе Kritik des Interventionism: Untersuchungen zur Wirtschaftspolitik und Wirtschaftsideologie der Gegenwart (Jena: Gustav Fischer, 1929) (Mises, A Critique of Interventionism (New York: Arlington House Publishers, 1977). Мизес делает вывод, что «любые типы вмешательства в деятельность рынка не просто не достигают тех целей, которые имели в виду их авторы и сторонники, но приводят к такому положению дел, которое – с точки зрения оценок их авторов и сторонников – менее желательно по сравнению с предыдущим положением дел, изменить которое они были предназначены». Также стоит специально отметить более позднюю работу: M. N. Rothbard, Power and Market: Government and the Economy (Menlo Park, California: Institute for Humane Studies, 1970) [Ротбард М. Власть и рынок: Государство и экономика. Челябинск: Социум, 2003. 2-е изд. 2008]. Однако, по нашему мнению, наиболее правильным является подход, который избрал Израэль Кирцнер в блестящей статье: Israel M. Kirzner, “The Perils of Regulation: A Market Process Approach” in Kirzner, Discovery and the Capitalist Process, 119, 149. вернутьсяДля обозначения этой особенности социализма – принятия на всех уровнях решений, не ограниченных надлежащим образом соображениями издержек, Янош Корнаи придумал термин «мягкие бюджетные ограничения». Хотя этот термин получил некоторое распространение, нам кажется, что он чересчур фокусируется на наиболее очевидных проявлениях этой фундаментальной проблемы (невозможности порождения информации, необходимой для калькуляции издержек, в отсутствие свободного предпринимательства), и что это привело многих исследователей к неправомерному пренебрежению этой проблемой или недостаточному вниманию к ней. См.: János Kornai, Economics of Shortage (Amsterdam: North Holland, 1980) [Корнаи Я. Дефицит. М.: Экономика, 1990]. Позже, однако, Корнаи удалось сформулировать свою теорию в терминах предпринимательства, продемонстрировав тем самым, что он наконец полностью понял суть австрийской позиции в отношении планирования. См.: János Kornai, “The Hungarian Reform Process: Visions, Hopes and Reality,” Journal of Economic Literature 24 (December 1986), переиздано в: Visions and Reality: Market and State (London: Harvester, 1990), 156–157. На эту тему см. также работы Яна Винецкого, особенно: Jan Winiecki, The Distorted World of Soviet-Type Economics (London: Routledge, 1988 and 1991) и Idem., Economic Prospects East and West: A View from the East (London: CRCE, 1987). вернутьсяМы считаем действие «ответственным», когда тот, кто его предпринимает, учитывает издержки, которые он и другие связанные с ним люди несут в результате этого действия. Издержки – это субъективная ценность, которую человек приписывает тому, от чего он отказывается ради своей деятельности, и их может корректно оценить только тот, кто обладает необходимой субъективной и неявной практической информацией о своих личных обстоятельствах и об обстоятельствах тех людей, с которыми он взаимодействует. Если из-за того, что свободное предпринимательство не разрешено (ситуация систематического принуждения) или из-за того, что соответствующие права собственности плохо определены и защищены (ситуация несистематического принуждения), такую практическую информацию нельзя создать или передать, человек не в состоянии оценить издержки и склонен действовать безответственно. О концепции ответственности см.: Garret Hardin, “An Operational Analysis of Responsibility” in Managing the Commons, ed. Garret Hardin and John Baden (San Francisco: W. H. Freeman, 1977), 67. Типичная для социализма безответственность становится причиной того, что при социалистическом режиме феномен «трагедии общинных выгонов» распространяется на все сферы общества, где он возможен. (См.: M. Rothschild, Bionomics [New York: Henry Holt, 1990], ch. 2). |