– Ладно, ты первый, – со вздохом согласился Витька. – Тогда полезай на березу.

– Зорить? – тихо спросил Карысь.

– А то… Давай, мы долго ждать не будем.

Карысь помялся и косолапо пошел к березе. Он обошел ее несколько раз, погладил ладошками и… полез.

До первого сучка оставалось руку протянуть, но тут нога в сандалии соскользнула, и Карысь медленно съехал вниз.

– Сними башмаки, – посоветовал Витька.

Карысь послушался и обрадованно почувствовал, что босиком карабкаться по березе легче. Вот уже и первый сучок, а дальше совсем просто – подтянуться, поставить ноги, еще раз подтянуться – и уже можно зорить. Но Карысь сначала посмотрел вниз. Ребята кружком сидели вокруг березы и, задрав головы, смотрели на него. Общее внимание ребят было приятно Карысю, и он еще посмотрел вокруг. Он увидел луг, пыльную дорогу, свою деревню у озера и само озеро в желтых камышах. Карысь хорошенько поискал и разглядел свой дом под красной жестяной крышей. И тут же он вспомнил маму, вспомнил отца, и ему захотелось домой. Но он сразу же забыл об этом, потому что из-за утеса вывернулся небольшой буксирный катер и, дымя во всю силу, пошел против течения, и минуло много времени, пока из-за утеса показалась баржа с лесом. Бревна отсюда, с высоты, казались маленькими, аккуратными и почему-то желтыми.

– Эй, Карысь, ты что, уснул там? – громко и нетерпеливо крикнул Витька.

Карысь вздохнул и запустил руку в гнездо. Там было пусто. Он нащупал мягкий пух на дне, гладкие стенки внутри, засохший птичий помет, но сорочат там не было. И хотя Карысю очень хотелось принести домой маленького сорочонка, а потом смотреть, как он будет расти и начнет летать, широко разевая клюв от страха, Карысь обрадовался.

– Пусто! – закричал он, продолжая шарить в гнезде. – Пух есть, а больше никого нет.

– Ну и разиня, – почему-то рассердился Витька. – Пошли, робя, а он пусть там сидит…

Все поднялись и пошли дальше. Чего-то напугавшись, Карысь заспешил, юзом скатился с дерева и кинулся догонять ребят.

Однако и все остальные гнезда были пустые, и лишь однажды они нашили сухие скорлупки от сорочьего яйца.

Домой возвращались поздно и быстро, обиженные неудачей и зазря пропавшим днем. Все дулись на Карыся, словно он был во всем виноват. Тогда Карысь отстал и нарочно пошел один, вспоминая, как шли они с Васькой в лес и как ловко удрали от деда Плехеева…

Дома мама крутила сепаратор. Тонкой струйкой бежали в литровую банку сливки, машина уютно гудела, в дырочку для машинного масла капало молоко. Карысь сунул туда палец и облизал. Мама заругалась. Тогда Карысь вымыл ноги, попил молока с булочкой и потихоньку лег спать. Он уже начал плыть по какому-то неведомому ему пространству, быстро и неумело гребя руками, и впереди уже ослепительно сияло солнце, похожее на сорочье яйцо, когда мама вдруг затормошила его и строго спросила:

– А где твои сандалии?

Вначале Карысь улыбнулся и хотел сказать, что они стоят перед кроватью, там, где всегда стояли его ботинки, но потом вспомнил, что из леса домой шел босиком, и ему тут же захотелось крепко уснуть.

– Не знаю, – испуганно прошептал Карысь и зажмурил глаза.

– Он их потерял. Он босиком пришел, я видела, – тоже строго сказала Вера, собираясь спать и прежде укладывая свою куклу.

– Вера, тебя пока не спрашивают. Ты был в лесу?

– Ага, – теперь Карысь совсем проснулся и вспомнил, как стояли его сандалии под березой.

– Ты лазил на деревья?

– …

– Ты, может быть, даже гнезда зорил?

– Нет, – честно сказал Карысь, – в гнезде никого не было.

И ему влетело. Больше всего – за гнездо. Мама подняла его и повела долгий разговор. Отец и Вера слушали, не вмешивались. Но когда мама сказала, чтобы Карысь собирался и шел сейчас же за сандалиями, отец вздохнул и вмешался. Он сказал матери и Карысю:

– Завтра утром мы съездим и найдем сандалии – никуда они не денутся.

Мама с упреком посмотрела на отца, Веру, Карыся и одна ушла спать…

Но сандалии куда-то делись. Их не было под первой березой и под остальными, на которые лазили ребята, – тоже. Их нигде не было, и получилось так, словно вообще никогда не было. Карысь вспомнил, какие они были желтенькие, из города, с блестящими металлическими пряжками и дырочками на носках, и заплакал. И чем дольше он плакал, тем лучше ему казались пропавшие сандалии.

– Ну что ты, Карысь, – удивился отец, – не плачь. На следующий год здесь десять пар сандалий вырастет. Мы весной приедем и все заберем. У тебя будет десять пар сандалий. Тебе на десять лет хватит. Договорились?

Карысь задумался и кивнул головой. Плакать он перестал.

Весну Карысь ожидал с нетерпением. И как только сошел снег, а вниз по реке проплыли последние льдины, он пошел в лес. Пошел один, никому ничего не сказав и оставив дома новые, купленные зимой, сандалии. Еще издали он приглядывался к голым веткам берез, думая, что сандалии можно увидеть издалека. Но на ветках они не росли, не росли они и под березой. Тогда он сел на землю и крепко задумался.

– Их там нет, – сказал он дома отцу.

– Что такое? – не понял отец, собирая шприцы в черную сумку с красным крестом.

– Сандалии не выросли, – вздохнул Карысь, устав от размышлений.

Отец удивленно посмотрел на него, рассмеялся, потом легко подхватил и посадил к себе на колени.

Лето было в разгаре, и Карысю не сиделось дома, где ему все время хотелось или спать, или плакать. И то и другое Карысю очень не нравилось, и в каждый удобный момент он норовил удрать на улицу. Но не так-то просто это было сделать, особенно когда у Верки начались каникулы, и она уже не ходила в школу.

– Вера, – сказала однажды мама, – тебе нужно больше заниматься с Сережей. Он растет совершенным дикарем, а через год ему идти в школу.

– А если он не хочет, – с готовностью пожаловалась Верка.

– Ну, мало ли что он хочет, – нахмурилась мама. – Ты старшая сестра, ученица второго класса.

Карысь, с жадным любопытством и тоской смотревший на улицу, насторожился и затаил дыхание. Он сразу же понял, что сейчас решается его судьба и решается не на день или два, а на все лето. И если это решение связано с Веркой…

– А как мне с ним заниматься? – в голосе Верки послышалось любопытство и готовность начать занятия хоть сейчас.

Карысь тяжело вздохнул и заерзал у окна, мучительно стараясь отдалить ответ матери. Он даже зажмурился – так ему хотелось, чтобы мама дольше не говорила, как с ним надо заниматься. Но ровным, спокойным голосом мама сказала:

– Почитай ему книжки. Сказки, например. Каждый день по одной сказке. А чтобы они закрепились у него в памяти, пусть он потом тебе их пересказывает.

– Как в школе? – Верке обязательно надо было знать все до конца.

– Примерно, – по голосу Карысь понял, что мама улыбнулась.

– Ладно, мама, – кажется, Верка начала искать сказки, и сердце у Карыся тоскливо заболело.

– Надо говорить не «ладно», а «хорошо», – поправила мама Веру, и в это время Карысь, окончательно потерявший надежду вырваться на речку, легонько всхлипнул. Он и сам не знал, как это у него получилось, но только солнечная улица, молоденькие яблони под окном, светло-белая полоска реки между дебаркадером и утесом вдруг показались ему до того недосягаемыми, что слезы сами собой выкатились из глаз. Карысь всхлипнул раз, потом еще раз и еще, и каждый новый его всхлип был громче прежнего.

Когда из комнаты на кухню вышла мама, Карысь уже плакал не стесняясь, тяжело всхлипывая, шмыгая носом и утирая глаза кулаками.

– Что такое, Сережа? – удивилась мама, остановившись напротив Карыся. – Ты почему плачешь?

– Да-а… – Карысь отвернулся к окну, еще сильнее плача и жалея себя.

– Ну вот, – огорчилась мама, – это уже совсем не по-мужски.