Должно быть, подумал я, почтальон перепутал почтовые ящики, а письмо предназначалось соседу. В таких случаях мы просто выкладывали почту на крышку ящиков. Я повертел конверт, чтобы примерно понять, в чей ящик его пропихнуть.
На конверте и на пригласительном были мое имя и адрес. Адам Эвигер +1.
Я попытался вспомнить хоть одну Викторию из своего относительно недавнего прошлого. Алексов было много — волонтер в хосписе, страховой агент, у которого я страховал дом, механик в гараже. Или тот был не Алекс?
А Викторий, достаточно знакомых, чтобы послать мне приглашение на свадьбу, не было.
Внутренний голос шептал, что я прекрасно понимаю, кто эта Виктория и откуда взялась, но я его тщательно игнорировал. Сунул письмо в карман и заставил себя думать о других вещах. Например, о покупках для ужина.
Вернувшись из магазина, сварганил себе нехитрую трапезу. Давно прошли века, когда я увлекался гурманством. Ел, что было — главное, чтобы свежее.
Телефон зазвонил, когда я складывал очередную порцию посуды в посудомойку.
Только бы не Костик, взмолился я мысленно. И не Финкельштейн. Дайте отдохнуть от вас, ребята.
Телефон был незнакомым, но я все же ответил, потому что уже стало понятно, что просто так меня в покое не оставят.
— Адам? — услышал я женский голос. Девять человек из десяти назвали бы обладательницу этого голоса стервой. — Я. — Вика говорит. Слушай, ты чего не отвечаешь на приглашение? Их три недели как разослали, все отписались, а от тебя ни ответа ни привета. — Свадебное? — уточнил я непонятно зачем. — Нет, блин, похоронное! — хмыкнула незнакомая стерва Вика. — Я его только сегодня получил. И, кстати, мы знакомы? — Как это — сегодня? Блин, я, конечно, обожаю нашу почту! — Так мы знакомы? — терпеливо спросил я. — У тебя ранний Альцгеймер, Эвигер? Мы с тобой три года в одном классе учились. Вика, Виктория Барашехатова. Забыл уже, как сигареты у меня стрелял? Не могу сказать, что сильно удивился— звонок был логическим продолжением письма, а письмо и его автор, судя по отсылке к школьным временам — порождением Бадхена. Костик успешно продолжал гнуть реальность под себя.
Я положил трубку, даже не пытаясь вступить в полемику. Если с Костиком и Женей еще как-то приходилось считаться, с новоиспеченными бывшими одноклассниками я не считал нужным вступать в контакт.
Опять зазвонил телефон: входящий звонок от Финкельштейна.
— Тебе некая Виктория звонила? — спросил он вместо приветствия. — Звонила. Приглашала на свадьбу. А что, напрашиваешься ко мне в плюс один? — Нам следует пойти. — Полюбоваться на встречу выпускников костиковского театра галлюцинаций? Иди, потом расскажешь, как было. — Тебе тоже придется, Эвигер. — Зачем? Мне там не место. Я человек, а не плод фантазии спятившего… — Потому что нам надо понять, как далеко зашло дело — перебил меня Женя. — Нам или тебе? — Думаешь, если будешь сидеть тихо, то с тобой ничего не случится? — Точно. — Ошибаешься. Очень ошибаешься. Женя пошуршал в трубке, потом спокойнее уже сказал: — Ты ведь слышал наверняка такой вопрос-парадокс: способен ли бог создать камень, который не сможет поднять сам? — Слышал, слышал — я заливал растворимый кофе кипятком, прижав трубку ухом к плечу. — Давай немного переиначим его. Сможет ли Костик превратить себя в смертного, и что в этом случае станет с той частью мироздания, за которую он отвечает? — Понятия не имею — равнодушно ответил я. — Да все развалится к чертям собачьим, Адам!!! Я отодвинул от уха трубку, чтобы не оглохнуть. — Ты такая же королева драмы, как один мой знакомый соцработник. Почему тебя так волнует, что станет с мирозданием? — А тебя — тебя не волнует? — Нет. И я повесил трубку.
Через секунду он снова позвонил. Я, разумеется, не ответил. После десятого звонка пришло сообщение:
«Я знаю, где ты живешь и могу заявиться лично. Это во-первых. Во-вторых, если пойдешь со мной на свадьбу, обещаю пересмотреть свое намерение насчет твоего будущего».
«Не ‘обещаешь пересмотреть’, а ‘клянешься никогда не претворить его в жизнь’».
«Хорошо. Клянусь.»
«Увидимся в четверг» — написал я. Наверное, он остался доволен, потому что новых сообщений в тот вечер больше не приходило.
Комментарий к Глава 4 *Адам неявно цитирует стихи поэтессы Ханы Сенеш, «Дорога в Кейсарию»:
«Господь, мой Бог,
Пусть всё это длится века —
Шуршанье песка,
Воды колыханье,
Ночное сиянье,
Молитвы строка». (Пер. Р Левинзон)
https://ru.m.wikipedia.org/wiki/%D0%9A%D0%BB%D0%B8%D0%BF%D0%BE%D1%82
====== Глава 5 ======
Глава 5
Глядя на Женю, я в который раз удивлялся странному выбору имени, которое подобрала другу фантазия Костика. «Евгений Финкельштейн» шло сидящему напротив меня человеку не более, чем слону скафандр. Словно пытались ими прикрыть, как срамное место фиговым листочком, его истинную сущность, налепив забавную фамилию и одно из самых избитых имен моего позднесоветского детства.
Через пару секунд я опомнился, вспомнив, что никакого позднесоветского детства у меня не было, и мне стало сильно не по себе. Потому что получалось, что Костик и правда, сам того не понимая, изменяет окружающим его людям память.
Мы сидели за большим круглым столом русского зала торжеств «Василиса» в самом сердце Нетании*. Стены были покрыты бордовым бархатом, люстры сияли фальшивым хрусталем, а на столе я насчитал шесть видов салатов с майонезом, между которыми сиротливо ютились блюдечки с хумусом, схугом и матбухой**.
Музыка была тем, что в нынешнее время принято вежливо называть «фьюжн»: Верка-Сердючка перемежалась хасидскими плясками, их сменяли Омер Адам со своими восточными напевами и вечная Дана Интернешнл. Людей на танцполе, очевидно, совершенно не волновало, под что танцевать.
Фьюжн добрался и до гостей: если дамы все как одна явились в вечерних платьях, то их кавалеры нарядились кто во что горазд — присутствовали и более-менее нормально одетые, но большинство пришло в джинсах, а двое — в сувенирных майках с надписями, из тех, что раздают резервистам в последний день армейских сборов.
— Ну и каша у Костика в голове, — отметил я, запивая вином говяжий язык, — кстати, он сам-то где? — Скоро придет. — хмуро ответил Женя.
Бадхен пришел сразу же после хупы, точнее ее имитации, потому что ни жених, ни невеста не являлись «кошерными» евреями, а значит, раввинат, имевший монополию на заключение браков, смотрел на них, как на пустое место.
Рав оказался модерновый, реформистский, но от этого церемония бракосочетания короче или интереснее не стала. Стенд-ап шоу в его исполнении пестрело шутками, которые я раз сто до этого слышал в «Светофоре», и от этого тянуло зевать.
Я рассматривал лица скучающих гостей, размышляя над тем, кто из них настоящий, а кто пророс в нашу реальность три недели назад. Получалось так себе.
Рав закончил, стакан был раздавлен жестким мужским каблуком***, гости широким потоком потекли поздравлять новобрачных.
— Здоров, Жека. Адам, привет. Костик упал на стул между мной и Финкельштейном. — Что есть пожрать нормального? — спросил, ни к кому отдельно не обращаясь. — Ты невесту поздравил? — спросил Женя. Я удивленно посмотрел на него, потому что ни один из нас двоих к невесте за весь вечер не подошел даже чтобы познакомиться. — О, хорошо что напомнил! — обрадовался Костя, подскакивая с места. — А ну, стой! Тпру! — осадил его Женя. — давай скажи ей, что надо сделать одну фотку только с нами, одноклассниками. Я пока организую фотографа, а то он куда-то сбежал.
— Будет сделано. Хорошо придумал! — и Костик отчалил.
— Умный ход, Жека. — воздал я должное неприятелю. Костик куда легче нас распознает свои «творения», а с фотографией удобнее будет искать их в будущем. — Не называй меня так. — резко сказал Женя. — Плохие ассоциации? — участливо спросил я, — напоминает о трудной юности? Он прищурился, но не успел ответить, потому что мимо пронесся фотограф с зеркалкой, и Финкельштейн побежал его догонять.
