Я задохнулся.
Чувства, которые за последнее время заглохли и притупились, ударили по мне, как кувалдой. Все, что я до вчерашнего дня взрастил в своей душе к Моти, оказалось жестоко смято и выдавлено из нее в одно мгновение, подобно тому, как птенцов выдавливает из гнезда кукушонок. Насильная любовь к Бадхену яростно выжигала все остальное.
— Ты же сказал, что не станешь больше со мной… так… — с трудом произнес я. Хотелось молить и молиться, ластиться и ласкаться. Какая же ты сука, Бадхен, промелькнуло в голове и исчезло. Ненависть сменилась слепым обожанием. Я потянулся к нему, а он даже не шевельнулся в мою сторону, и это равнодушие причиняло почти физическую боль. — Давай, Эвигер, одевайся и выметайся отсюда. Нечего тебе здесь околачиваться. — Куда? — я с трудом отвел глаза от его лица. Боги, как же он красив, билось у меня в мозгу — я здесь хочу остаться. С тобой. Не прогоняй меня, Костик… прошу.
Бадхен поморщился — наверное, и сам понял, что переборщил.
— Женя тебя отвезет. Неистовый напор чувств стих. Я перевел дыхание. Стало легче, и одновременно очень стыдно. — Не делай так больше — пробормотал я. Он пожал плечами. — По крайней мере, ты больше не тоскуешь по мороку. — Что ты с ним сделал? — Развеял, что же еще. Думаешь, тебе еще пригодится его труп? Могу вернуть. — Нет, спасибо, оставь себе — едва сдерживаясь, ответил я. Он прекрасно знал, что здесь произошло вчера, и теперь использовал это против меня. — Да ладно, не нервничай, никто не подсматривал за вашим интимным моментом — хмыкнул он — Я, знаешь ли, занят был — полночи пытался создать еще одного такого же. Создал штук сто, да только вот ни один из них не знал моего истинного имени. Пришлось убрать бесполезную биомассу.
— Хреново. Дилера не нашел, дозы не ожидается. Худо тебе?
— Давай собирайся — сказал он, не отвечая на вопрос, и я понял, что худо, еще как худо.
Под его неусыпным взглядом я подобрал все свои пожитки и сложил в чемодан. Закончив, обернулся к своему временному тюремщику.
— Все. — Тогда на выход.
После сырого, хоть и жаркого подвала, воздух на улице показался обжигающе сухим и сладостным. Небо над головой горело июльской синевой, жара звенела в голове и ушах. Кажется, я успел сильно отвыкнуть от местного лета.
На крыльце Бадхен остановил меня, взяв за плечо.
— Пока что не возвращайся в Прагу. Я сказал Жене найти тебе квартиру. Пока что я хочу, чтобы ты остался здесь. — Зачем? — Может, я соскучился — он был абсолютно серьезен, и от этого еще явнее чувствовалась насмешка — Кроме того, мне надо кое в чем убедиться. Когда все закончится, сможешь уехать. А пока сиди здесь.
Я хотел спросить, в чем он хочет убедиться, но не стал — все равно мне или соврут, или не ответят. Молча взял чемодан и спустился со ступенек во двор.
Бадхен за моей спиной захлопнул дверь, а из машины возле дома выглянул Женя.
— Поехали.
В машине мы оба хранили молчание. Я все думал о Моти. Бадхен прав — тот являлся его производной, и неудивительно, что я перенес на него толику того, что испытывал к его создателю. От осознания этого стало обидно и немного противно. И стыдно — что всего через несколько часов после его смерти во мне не осталось и десятой доли тех чувств, которые бушевали вчера, когда он умирал.
— О чем задумался? — Женя спросил это тихо, но я, погруженный в мысли, слегка вздрогнул. — О чем мне надо тебя спросить? Бадхен в очередной раз передумал меня убивать и сказал, что ты объяснишь. Женя свернул на аялонское шоссе, прибавил скорости. — Давай потом об этом поговорим. Сейчас не тот момент, да и проблем намечается выше крыши. — Как скажешь — ответил я равнодушно.
Минут через десять машина остановилась. Я глянул в окно — мы стояли возле дома, где я жил в самом начале нашего знакомства.
— Соседи сильно удивятся, как это я не изменился и не постарел за последние лет пять. — Не думай об этом. Бадхен обо всем позаботился — сказал Женя. Я отстегнул ремень безопасности, чтобы выйти, но он задержал меня, тронув за плечо. Я едва сдержался, чтобы не сбросить его руку. — Адам, послушай. Давай кое-что проясним. — Ну давай. — Я согласился выполнить приказ Бадхена и привел тебя у нему, потому что знал, что тебе ничего не угрожает. Даже больше того — подвал был для тебя самым безопасным местом, учитывая, как он вел себя все это время. Тебе кажется, что я предал тебя, но это не так, понимаешь? — Понимаю, конечно. Бывает, ничего страшного. — Вот только не надо сарказма, ладно? — вспылил он — Ты все еще жив. Я все еще стараюсь защищать тебя всеми силами, что у меня остались. Одно хорошо — теперь он знает, что убить тебя нельзя. Будем надеяться, что благоразумие в нем перевесит безумие. Пока что, прошу, доверяй мне. — Думаешь, в свете всего случившегося это возможно? — спросил я серьезно.
— Я не знаю — так же серьезно ответил он — просто будь осторожнее. И держись подальше от Бадхена. Он неадекватен.
Я молча выбрался из машины и хлопнул дверью.
Женя умел говорить правильные вещи в нужный момент. К сожалению, этого уже оказалось недостаточно.
Никто из соседей не обратил внимание на мое сходство с давнишним жильцом квартиры, даже те, с кем я раньше здоровался годами. В квартире все было так, словно я никуда не переезжал. Моя мебель, от которой я давно избавился, картины на стенах, даже аквариум с золотой рыбкой… Бадхен, судя по всему, решил наглядно показать свое всемогущество.
Но я не впечатлился. Слова Шаари оставили во мне свой след. Теперь я и сам видел это: его мелочность, непостоянство, погрязание в мире смертных. Пусть даже это игра — он слишком углубился в нее.
Но хотя я понимал, почему Моти называл Бадхена недостойным богом, перестать любить его не мог — он отлично позаботился об этом.
И любовь, даже такая, насильная — многого стоила.
Уже к вечеру мне стало казаться, что я никуда никогда не переезжал. Я выпил кофе из любимой эспрессо машины, почитал книгу на балконе, приготовил ужин из свежайших продуктов. Моя квартира словно превратилась в капсулу времени почти пятилетней давности. Хотя нет — рыбку я подарил в тот же вечер соседскому ребенку — этот штрих к натюрморту, созданному Бадхеном, был излишним. Я не хотел больше держать ответственность за живое существо, даже такое безответное.
Бадхен забыл об одном: переехав на прежнее место, я снова стал соседом Наамы. Говоря откровенно, я и сам об этом позабыл. Утром вышел на прогулку и столкнулся с ней лицом к лицу — она, как и несколько лет назад, выгуливала своего серого пуделя.
— Доброе утро, Адам. Как ни странно, она изменилась. Постарела, если можно такое сказать о бессмертном существе. У нее не прибавилось морщин или седины, но глаза смотрели жестче и тяжелее. Обладателей такого взгляда обычно называют «старая карга». — Ты живешь все там же? — спросил я. — Да, все там же. Как и ты, погляжу. — Да только вчера вернулся — признался я. — В самом деле? — ее взгляд стал еще более жестким, и я пожалел о своих словах — она ведь не дура, сразу поняла, что Бадхен проводит какую-то новую игру за спиной у всех. — Ммм — неопределенно ответил я. — Если не знаешь, что сказать, говори по-французски* — насмешливо сказала Наама. — Я сам не знаю, что ему нужно от меня. Считай, что у меня подписка о невыезде. Она сделала ко мне пару шагов и внимательно посмотрела в глаза. Я сглотнул. Ее взгляд был настолько похож на Бадхена… — Что же он сделал с тобой? — сказала она задумчиво словно про себя. Всего лишь немного поиграл с моей свободой воли, подумал я. Пустяки. — Жаль, что ты не принял мою сторону, Адам. Если тебе нужно было всего лишь это, мог бы и попросить. — Я его об этом не просил. И не хотел. — Бедный мальчик — она усмехнулась — значит, теперь ты жертва насилия? Она подняла руку, коснулась ею моего лица, и я слегка вздрогнул — настолько сильным было несоответствие между ее древним взглядом и девичьей кожей пальцев. — Почему иногда мне кажется, что ты боишься меня даже больше Бадхена? — сказала она без улыбки — жаль, потому что мне хотелось остаться друзьями. — Чтобы с моей помощью подобраться к нему? Она фыркнула. — Я пробовала, помнишь? Но ты слишком инертен для соратника. Тебя можно, конечно, использовать, да только мороки больше, чем пользы. Так что не волнуйся, я не стану больше строить на тебя планы. Просто заходи на чай. Я кивнул, хоть и не особо поверил в бескорыстное дружелюбие. Наама нежно потянула собаку за поводок и они двинулись дальше по улице.