Мы вышли на балкон и закурили. В соседнем доме врубили караоке на полную мощность, и я пожалел, что нельзя повторить трюк со взрывом газа и там тоже.

 — Ты узнал, кто мог его отравить? — спросил я.  — Порасспрашивал в том кафе, поговорил и с официантами и с поварами. Никаких зацепок.  — А мертвая жена?  — Об этом надо расспрашивать Хачикова, а не меня.  — Кстати, что с ним? Есть план, как до него добраться?  — Будет — ответил он — но теперь это точно сделает не Костик.  — Ты уверен? У него получилось хотя бы глаза отвести полиции. Ты же потерял свои «суперсилы», или как это у тебя называется.  — Попробую обойтись без них. Мне его идея не нравилась, но не в свое дело я решил не лезть. Хочет — пусть дерзает.  — И поможешь в этом ты — продолжил он, туша сигарету.  — Нет — отрезал я.  — Какой обдуманный и взвешенный ответ.  — С Костиком я хотя бы знал, что он меня отмажет. Кто отмажет нас, если попадемся?  — Если пойдёшь со мной, я смогу убедить его нас прикрыть. Ради одного меня он стараться не будет.  — Ничего себе между вами черная кошка пробежала — присвистнул я — целая пантера. Женя невесело кивнул.  — Он перестал доверять мне, а я — ему. Что нехорошо, учитывая, что мы с ним вдвоем — довольно-таки большая часть мироздания.  — Даже удивительно, как мир до сих пор не развалился, с вашими-то семейными драмами! — поддел я его.  — Сегодня ты, видимо, серьезно разговаривать не в состоянии — сказал он с упреком.  — Почему же? Я шучу и параллельно обдумываю твои слова. Могу помочь с Хачиковым, если Костик точно прикроет. Только давай ты не только придумаешь жизнеспособный план, но и посвятишь меня в него полностью. А, и еще — от меня не потребуется никого убивать самому.  — Боже, сколько условий за раз — усмехнулся Женя.  — Так да или нет?  — Будь по-твоему. Будешь стоять в сторонке и смотреть. Что, впрочем, ты и делаешь всю жизнь, верно? Я скинул окурок в жестяную урну.  — Верно, Женя. Все так и есть.

Переехав ко мне, Костик, слава богу, прекратил свои периодические домогательства. Я предоставил ему в пользование вторую комнату, которой обычно не пользовался, и мы старались не мешать друг другу жить. Днем он где-то пропадал — я не спрашивал, где. Ночью запирался у себя, и его было ни видно ни слышно. Общение происходило преимущественно вечером за ужином.

Он больше не походил на того увальня, каким я увидел его в больнице, но и всемогущим Бадхеном не был. В нем неожиданно сочетались наивность и цинизм, великодушие и жестокость, порывистость и холодный расчет. Его нестабильность нервировала меня, но пока что все как-то функционировало и мы сносно уживались.

Смадар исправно убирала квартиру по вторникам. Разумеется, она заметила присутствие еще одного жильца, хотя Бадхена никогда не было днем дома.

 — К тебе постоялец поселился? — спросила она, гоняя по кварцевому полу мутные волны воды.  — Да, приятель один… Ненадолго, пока дела не приведет в порядок.  — Ну, ненадолго так ненадолго — сказала она.

Стоя на балконе, я слышал, как резиновая швабра шваркает по полу, ловко собирая воду. Музыки сегодня не было.

 — Адам — позвала она меня из гостиной. Я осторожно зашел в комнату, стараясь не вляпаться в лужу.  — Что?  — Мне кажется, Соня заболела — она указала пальцем на аквариум с рыбкой. Я подошел к нему. Несмотря на то, что я исправно ухаживал за аквариумом, Соне, очевидно, и вправду было нехорошо. Я достаточно видел в своей жизни умирающих рыбок, чтобы понять, что и эту скоро ждёт почетное погребение в унитазе.

Домработница расстроилась куда сильнее меня.

 — Я к ней привыкла — вздохнула она — сама не завожу животных, но люблю дома у клиентов за ними ухаживать. Жалко, когда кто-то умирает.  — Почему сама не заведешь? — спросил я. Она вытащила из-под раковины новую тряпку, надела ее на швабру и принялась протирать пол насухо.  — Потому что живу одна, мужа нет, детей тоже нет. Если помру, что станет с несчастным животным? А если оно умрет с голоду? Я хотел сказать, что кошка, скорее всего, просто начнет обгрызать хозяйку, пока их не обнаружат, так что беспокоиться не о чем, но решил, что Смадар шутки не поймет.  — Может, мне тоже завести аквариум? — сказала она, орудуя шваброй — рыбку я точно переживу.  — Могу тебе купить — предложил я — вечером зайду в зоомагазин.  — Неужели за новой Соней? — она покачала головой — мог бы хоть денек ради приличия траур-то соблюсти. Прыгаешь от рыбки к рыбке. Вот она, современная молодежь!

И Смадар, невесело усмехнувшись, принялась дотирать сверкающий чистотой пол.

Вечером в аквариуме поселилась новая рыбка, а я приготовил себе маджадру и сел ужинать, когда в замке заскрипел ключ.

 — Привет — Костик кинул связку на диван — Женя меня сегодня просветил насчет Хачикова.  — Поможешь?  — Не знаю, получится ли. Одно дело — проделать все самому. А другое — отвести подозрения от вас.

Он наложил себе с горкой маджадры, сел напротив меня с тарелкой.

 — Может, не пойдёшь?  — Недавно вы были лучшими друзьями, а теперь ты, я вижу, не прочь оставить его одного.  — Это не так — покачал он головой — я просто не уверен, что смогу вытащить вас обоих, если что. А вдруг эта секта окажется куда опаснее, чем партия Саула?  — Не знаю. Если честно, я о ней вообще ничего не слышал — ни в новостях, ни от людей. Как бы не оказалось, что Хачиков это кто-то вроде неуловимого Джо, который никому нафиг не сдался.  — Неплохо, если оно было бы так — сказал он и наложил себе еще добавки. К приезду Жени от целой кастрюли риса с чечевицей не осталось и следа.

Финкельштейн вместо ужина получил чай из пакетика, и за ним изложил свой план действий.

 — Сначала надо его скомпрометировать. Очернить, превратить в педофила, насильника и расиста в одном флаконе. Если этого не сделать, мы создадим ситуацию еще страшнее, чем с Саулом и Викой. Жора немедленно превратится в мученика, а его религия станет популярнее, чем христианство и буддизм вместе взятые.  — И как ты это собираешься делать? — спросил до сей поры молчавший Бадхен.  — Пустим о нем слух в интернете, и…  — Не пойдет — оборвал я — будь мы в Штатах, может и прокатило бы на волне #metoo. А здесь… ну, расист, ну и что? А насчет педофилии — это еще доказать надо.  — Тогда предложи что-то другое — хмыкнул Женя.

И я предложил.

Войти в секту Древа было нетрудно — я просто нашел в Гугле дату следующего семинара и явился на встречу. Хачиков помахал мне с трибуны, и на том процесс внедрения был завершен. Для верности я пожертвовал в конце сессии кругленькую сумму, отчего Жора проникся ко мне особым расположением и признательно улыбался при каждой встрече.

Быть в секте мне даже понравилось. Я ожидал чего-то иного: длинных религиозных ритуалов, промывания мозгов, строгих правил. Ничего этого не было. Раз в неделю группа людей собиралась в каком-нибудь культурном центре, все приносили с собой коробки с продуктами и угощались. После трапезы выходил Жора и читал небольшую лекцию о трансерфинге реальности. Под конец собирались денежные пожертвования «для нуждающихся», и все расходились. О Древе ни разу не говорилось.

 — Надо налаживать контакт — сказал Женя после очередного семинара в Петах Тикве — мы никуда не продвигаемся. Или он нам не доверяет, и вся эта канитель — одна большая ширма, под которой находится двойное дно, или…  — Или что? Женя вздохнул.  — Я начинаю думать, что никакой секты не существует. Жора морочит голову куче людей, получает деньги и на это живет. Такое называется «шарлатанство», «курсы по самореализации», но никак не «секта».  — Думаешь?  — Порой приходит такая мыслишка. Мы можем ходить туда годами, но так ничего не узнаем. Надо действовать рискованнее. Расколоть его, внедриться в ближний круг — или же убедиться, что Хачиков — фуфло.  — Ну давай, дерзай.  — Это должен сделать ты, Эвигер.  — Я?! Мы так не договаривались. Я вперед батьки в пекло не полезу.  — То есть, твоя помощь заключается в том, что раз в неделю ты будешь ходить со мной жрать соевые сосиски Михаль?  — Мейталь.  — Неважно. Адам, нам надо действовать.  — Почему нам? Тебе нужно — действуй.  — Потому что Хачиков мне не доверяет. Я пробовал, он со мной едва здоровается. А вот к тебе благоволит.  — Еще бы, после той кучи денег, которую я в него вбухал. Я задумался. Почему-то получалось, что моими руками загребают каштаны из огня, а обжигаться не хотелось. С другой стороны, Женя был прав — мы не продвигались никуда. Надо было решать.