Никто не ответил, словно я был пустым местом.
Жаль, что Женя не успел надкусить плод, подумалось с горьким сожалением. Как легко решились бы мои проблемы… — А если он попробует съесть еще один? Может, память вернется? — Или станет овощем. — нехотя проронил Женя.
— Жрать эту дрянь я не стану, — решительно сказал Костик, — и не думаю, что в прошлый раз ел ее добровольно. Меня чуть наизнанку не выворачивало, когда я их видел.
— Ты что-нибудь вспомнил? — спросил Финкельштейн. Костик хмуро покачал головой. — Почти ничего. — Во всяком случае, зацепка у нас есть, — подытожил я, — Костю отравили, когда он был здесь в последний раз. Скорее всего, кто-то из ваших, да?
— Кого — наших? — спросил Костик, поднимая голову.
— Вспомни, с кем ты встречался в последнее время? — спросил Женя. — С… не знаю — Костик потер ладонями щеки — кроме тебя, я ни с кем не общался уже давно. Разве что с Адамом.
И он подозрительно воззрился на меня.
— А ведь на мне в тот день нашли твои контакты, Эвигер. Ничего не хочешь рассказать?
— Это не я, — пожал я плечами, — и уж точно, решив тебя отравить, я бы не оставил номер своего телефона на месте преступления.
— Мы еще поговорим на эту тему. — ответил Костик, и я поежился. Сейчас он куда больше походил на настоящего Бадхена, чем на недотепу, которого я знал последние несколько недель. — Не думаю, что это Адам, — сказал Женя, и я благодарно взглянул на него, — надо проверить, с кем ты мог бы встретиться в тот день, и кто на тебя точит зуб. Просто будь осторожен, ладно? И поменьше контактов с… одноклассниками.
После происшедшего задерживаться в парке мы не стали. За руль теперь сел Финкельштейн, а Костик — спереди пассажиром.
Возле моего дома Женя остановил машину.
— Вылезай, мне еще этого парня отвозить. Тот одновременно со мной отстегнул ремень безопасности. — Езжай домой, Жек. Я с Адамом потолковать хочу. — Приятно провести время. — сказал Женя, и мельком взглянул на меня. В голосе его при этом послышалась насмешка.
Машина тронулась с места и выехала с парковки, оставив нас с Костиком двоих на обочине.
— Это не я. — повторил то, что уже сказал в парке. Доказательств у меня не было, и я пытался понять, как теперь выбираться из непростой ситуации и доказывать, что не виноват. — Сейчас это неважно, Адам. И, игнорируя то, что мы находимся в относительно людном месте — возле помещения для мусорных контейнеров — он впился в мой рот болезненным и жестким поцелуем, который ощущался скорее как наказание, чем ласка. — Послушай, — я, обеими руками схватив за плечи, с трудом отодвинул его от себя — я же вижу, что ты мне не веришь. Давай поговорим начистоту. Ты знаешь, что это за место? Что за дерево?
— Знаю, и ты тоже знаешь, Адам. Мы сидели с тобой вместе под ним в тот вечер. В школе, перед выпускным — глухо сказал Костик.
— Опять он про школу… ну окей, и что было дальше? — Я стоял под ним, прятался от наших. Ты подошел ко мне тогда сам. Сам! Помнишь?
И тут я с ужасом понял, что вспоминаю. Перед глазами возник образ молодого Костика, сутулящегося с сигаретой в руке под густой тенью веток. И образ меня самого — пьяного невысокого подростка, который очень хочет что-то доказать более популярному однокашнику. Вспомнилось учащенное дыхание Костика над ухом, жар его тела…
Я помотал головой, отгоняя ложные воспоминания. Слова Жени оказались пророческими — Костик может изменить нас и нашу память настолько, что воображаемое прошлое станет истинным. И на деле это оказалось намного страшнее, чем я ожидал. Как бы я не желал, чтобы Бадхен никогда ничего не вспомнил, становиться тем доходягой, каким он воображал меня, отчаянно не хотелось.
— А теперь мне очень хочется узнать, почему ни ты, ни Женя ничего не помните. — сказал он требовательно.
И я решился.
— Потому, что все это — плод твоего больного воображения. Не было никакой школы, никогда. — Что?.. что за херню ты несешь?.. — оторопел он. — Ты — не человек, Бадхен. Трикстер, демиург, бог — называй, как хочешь. Я знаю тебя уже две тысячи лет, и это дерево, скорее всего, тоже твоих рук дело, уж не знаю, что оно делает там, возле городской библиотеки. Так что хватит…
В ответ меня швырнуло на бетонный пол, хотя сам Костик стоял неподвижно.
— Заткнись. — его голос теперь мало напоминал человеческий, глаза потемнели. — Ты сам себя послушай. Звучишь, как целый осиный рой, — сказал я, пытаясь шуткой скрыть возрастающую в душе панику.
— Заткнись. — повторил он обычным, но чуть надтреснутым голосом.
Я с трудом поднялся с земли. — Твой приятель уже три недели ходит вокруг да около с несчастным видом, надеется, что сам вспомнишь. А ты вместо этого придумываешь себе каких-то одноклассников и устраиваешь им наипошлейшую свадьбу из тех, что я видел за две тысячи лет. Не тот размах, Костик. Ты можешь лучше, я зна… Больше я ничего сказать не успел — меня просто-напросто вырубило.
В школе Адам был занудой-отличником, а Костик — гопником-неформалом. Курил дешевые Ноблесс, ходил в трениках и кожаной куртке, слушал Slayer. Эвигер просиживал вечера в библиотеке, а Костик бухал на скамейках в парке. Адам получал одну отличную грамоту за другой, а Костика грозились выгнать чуть ли не каждый четверг.
Костика Адам бесил — потому что был лохом и задротом, а еще потому, что к концу года повадился приходить на тусовку, хотя его никто не приглашал. Незваный гость — хуже татарина, шутили парни Адаму прямо в глаза, но все же не гнали. Какая разница, если на носу выпускной.
Душным вечером в самом конце июня они собрались всей честной компанией — отмечать последний день последнего учебного года. Пришли все, даже самые «приличные». Бренчали на гитаре, пели, как полагается, Сектор Газа, Короля и Шута, Летова. Разговоры крутились вокруг школьных сплетен, секса и будущей армейской службы. Вика и Боря начинали курс молодого бойца через две недели, и кроме скорого призыва ни о чем другом говорить не могли. Их накачали Балтикой и Голдстаром и оставили на отдельной скамейке, чтобы не портили настроение остальным.
После третьей бутылки пива Костик понял, что если не отольет немедленно, то обоссытся.
Встал с исцарапанной скамьи, пошатнулся. Кое-как пробрел через детскую площадку в кусты, куда периодически отлучались остальные, но там кого-то рвало, и он пробрался дальше, в темный угол за городской библиотекой, которая высилась неподалеку от туалетных кустов. Между обычных высоченных стволов он заметил цветущее дерево с какими-то темными фруктами. Подобрался к нему поближе и сделал свое «мокрое дело». На душе сразу стало легче, но возвращаться к опостылевшей за учебный год компании не хотелось. Костя обошел дерево, нашел место, где почище, и стал под под ним, опершись спиной о белый ствол. Вытащил еще одну сигарету, с удовольствием закурил.
Минут через пять послышался треск веток от ближних кустов. Через них, немного покачиваясь, пробирался Адам. Какого черта его потянуло сюда, было непонятно, и Костик решил игнорировать его присутствие.
Адам встал совсем близко от Костика, тоже вытащил сигареты и затянулся, только выглядело это в его исполнении нелепо — очевидно было, что он это дело не любит и не умеет.
— Какого черта ты к нам припираешься каждый вечер? — не выдержал Костик. — А тебе что, жалко? — вяло огрызнулся тот. — Да ходи, кого это колышет. Просто выглядишь при этом смешно. Как лох выглядишь.
Адам затянулся снова. Все-таки он слишком близко стоял, но отодвигаться было лень.
— После школы, — сказал Эвигер, — все меняется, знаешь? Гопники становятся неудачниками, а задроты — успешными владельцами стартапов. Так что наслаждайся последними деньками популярности. — Это ты-то станешь успешным? Успешным форевер элон, это точно. — заржал Костик.
Адам резко повернулся к нему, сжав кулаки. Судя по всему, Костику удалось-таки наступить на особо болезненную мозоль. Еще бы понять, на что именно — чтобы повторить…
