Был ранний вечер, и ослепительно-белые меловые скалы, освещенные солнцем, образовали странную широкую светящуюся полосу вдоль края суши, разделяющую серое море и голубое небо. Руби стояла на палубе потрясенная, пока корабль уходил все дальше от берега.

– Восхитительное зрелище, не правда ли?

В голосе безошибочно угадывался американский акцент. Руби вздрогнула от неожиданности. Она думала, что осталась на палубе одна. Подняв голову, она встретилась взглядом с высокой женщиной, которую заметила, садясь в поезд, и приняла за кинозвезду. Ярко-алые губы растянулись в улыбке, обнажив такие крупные и такие белые зубы, каких никогда раньше Руби не видела.

– Элис Палмер. Рада познакомиться.

Элис изнывала от скуки. Они довольно спокойно пересекли Атлантический океан, а когда корабль прибыл в порт Саутгемптон, она остановилась у своей подруги Джулии, дочери американского посла в Лондоне. Обе были рады встрече и каждый вечер болтали до поздней ночи.

Несмотря на то что наступил мир между странами, Лондон казался таким унылым и мрачным, что Элис тоже начала чувствовать себя довольно подавленной. Даже в разгар лета погода здесь была больше похожа на зиму в ее родном Вашингтоне: серо, холодно и часто идет дождь.

Ее дорожный ярко-цветистый гардероб казался здесь неуместным; большинство женщин, которых она встречала на улицах, все еще носили мрачную одежду довоенных фасонов, обычно черных и коричневых тонов. Элис была шокирована, когда узнала, что ветераны войны вынуждены торговать спичками на улицах, или когда увидела шумные толпы изможденных людей с плакатами «Домá героям!», домá, которые были обещаны британским премьер-министром. Ее пребывание омрачилось еще и тем, что они с Джулией отказались от запланированных экскурсий, боясь заразиться испанским гриппом, который уже унес тысячи жизней.

Элис с ужасом узнала о строгом нормировании продуктов для обычных людей, в то время как в американском посольстве не испытывали ни в чем недостатка. Даже теперь, спустя восемь месяцев после объявления мира, люди могли позволить себе только ничтожное количество мяса и масла, отвратительный белый хлеб, отдающий пылью. И почти никаких свежих фруктов и овощей.

«Там, за океаном, мы понятия не имеем, как пострадала – и все еще страдает – эта маленькая страна», – писала она родителям.

Элис нравилось общество Джулии, но не терпелось отправиться в Бельгию, туда, где ее младшего брата Сэма видели в последний раз. Не было никаких сообщений ни о его смерти, ни о том, где именно он сражался, – он просто не вернулся домой. Элис была уверена, что, если бы он был убит, кто-нибудь нашел бы способ сообщить им об этом. Значит, неизвестно где, неизвестно как, но он должен быть жив. Возможно, он стыдился возвращаться домой, потому что поехал на фронт против воли родителей. Или война настолько пошатнула его разум, что он не может приспособиться к «нормальной» жизни. Она читала о таких людях.

Отец вот уже два года одержимо, изо всех сил старался найти следы сына, используя все свое значительное политическое влияние конгрессмена, дергал за все нити в канадском правительстве. Но они утверждали, что у них нет никаких сведений о Сэме Палмере. «Мог ли он записаться под чужим именем?» – спрашивали они. «Да, случалось такое, что американцы “заметали свои следы”», – отвечали им. И Элис думала, что так оно и было на самом деле.

– Но ведь когда он записывался, у него должны были спросить какие-то документы, удостоверяющие личность! Да им просто лень возиться! – бушевал отец. Но каждая его попытка что-то узнать наталкивалась на стену, и он снова с головой уходил в политику.

Мать, обычно такая общительная и жизнерадостная, погрузилась в омут отчаяния, отказывалась сопровождать мужа на официальные мероприятия и отклоняла даже приглашения от друзей. Она ела как птичка, ужасно исхудала и теперь почти не покидала дом.

Но Элис поняла, что не может со всем этим смириться. Самое ужасное, что, перед тем как покинуть Канаду, Сэм посвятил ее в свои планы. Она, потрясенная, не верила своим ушам и умоляла брата не уезжать.

– Ради бога, Сэм, ты что, с ума сошел? Разве ты не понимаешь, что там происходит? Тебя же могут убить!

– Я должен это сделать. Ради Амелии, – ответил он, упрямо стискивая зубы. – Я буду осторожен, обещаю. Канадцев не посылают в самую гущу событий. Просто если я не примкну к армии, то никогда не смогу себе этого простить. Мы не можем позволить этим чертовым фрицам добиться своего.

Они спорили до поздней ночи о том, кто прав и кто неправ в этой войне, и должны ли Штаты ввязываться в нее. В конце концов он просто замолчал, и ей пришлось признать, что нет никакой надежды отговорить его. Прежде чем они легли спать, он заставил ее поклясться их старой детской клятвой – «лучше помру, чем кому-то скажу!», – что она ничего не расскажет родителям.

– Они все равно меня не остановят, потому что мне больше восемнадцати. Просто дай мне фору, ладно? – умолял он. – Я напишу, когда доберусь туда.

Утром он ушел.

Она сдержала обещание и испытала огромное облегчение, когда пришло его письмо, пересланное с какого-то адреса в Оттаве, которое освободило ее от бремени его тайны. Это было единственное письмо, которое они от него получили. Оно и сейчас было при ней, надежно спрятанное в боковом кармашке ее сумочки. В нем писалось:

Война закончилась, шли месяцы, а он все не возвращался. Элис не могла избавиться от мысли, что она должна была тогда каким-то образом остановить его. «Если бы я только сказала папе в тот же день, он бы что-то смог сделать – хоть что-нибудь!» Но что они могли сделать, когда Сэм был настолько решительно настроен, что замел все следы и, скорее всего, записался под вымышленным именем?

Несмотря на это, в самые скорбные, безотрадные минуты своей жизни Элис чувствовала себя виновной в смерти своего младшего брата, единственного, горячо любимого брата! Эта мысль преследовала ее днем, навевала кошмары ночью. Единственный способ успокоить совесть – это узнать, что с ним случилось, а это означало, что ей нужно было ехать во Фландрию.

– Только через мой труп, – бушевал отец. – Ты, очевидно, решила, что просто столкнешься с ним на улице? Это тебе не Вашингтон, Элис! Вся северная Франция и вся Бельгия – сплошные руины. Ты сама видела это в газетных публикациях. Города разрушены, люди голодают, преступность процветает, транспорт не работает. Я не позволю своей дочери подвергать себя подобной опасности. И это мое окончательное слово.

Она обратилась с мольбой к матери.

– Если твой отец говорит «нет», значит, нет, – ответила та. – И потом, что скажет Ллойд по поводу этого твоего плана?

О ее помолвке с Ллойдом судачил весь город. Лихой молодой пилот одной из частей-пионеров американской авиации готовился унаследовать миллионы, поскольку был единственным сыном известной семьи банкиров. Он был самым достойным и желанным холостяком среди ровесников Элис.